Мы породили чудищ...

Мы взглянем на мир глазами, готовыми мир увидеть.
Как раньше,
в самозабвеньи,
не станем от боли орать.
Но мы поплывём в тумане, серый воздух глотая.
Там, на ветвях полускрытых, чудища чьи-то сидят.

Мы породили чудищ, послали с поклоном к знакомым,
пустили их всех на волю, куда глядят их глаза.
Теперь по следам зарубцованным – скорее, за ними в погоню!
Поймать их нельзя, конечно, но и забывать нельзя.

Мы  – отпрыски Жозефины, влюбились в свой писк мышиный
и притворились больными, чтоб люди хвалили нас.
Мы рыли ходы и норы, спасаясь от непогоды,
и жмурились, вспомнив тварей, что мокнут в лесу сейчас.

Смотрите в глаза чудовищ, свои слова понимайте.
Память дрожит, не в силах (поверить?) выдержать взгляд.
И вряд ли страшнее будут те, кто содержит ад.

Хотя, говорят, что будут, и это легко представить.
Влажный воздух глотаем, в серых волнах плывём.
Где тот путь, на котором,
можно вынести стоны,
где та дорожка, которой,
минуя выкрики боли,
как по обрыву, к радости мы с тобою пройдём?

Когда тебе станет плохо, ты не сможешь молиться.
Тебя не спасёт диета, ни музыка, ни стихи.
Еще неизвестно, в какое ты
чудовище превратишься,
когда будешь бегать с рёвом от окна до стены.

Вроде бы всё спокойно, тихо, хорошая книга,
вкусный вроде бы кофе, семечек два кулька.
Но ты встаёшь, и вздыхаешь, и на балкон выходишь.
Налево там купол церкви, а прямо – мечеть видна.

Предвидели ли мы это, когда, визжа, призывали
огромную радость жизни, от нетерпенья дрожа,
книгам, друзьям и музыке объятия раскрывая?
А надо всем восстала недвижно одна тоска.

Она застыла в тумане, сковала нас всех смертельно.
Бросайтесь к вину, объешьтесь, ложитесь скорее спать!
Нет без любви дыханья, без милости нету счастья.
А мы, своих душ испугавшись,
решили себя изгнать
ото всех, кого мы любили.
И правильно поступили.

июнь 2000