Золотой осёл 2

                ЗОЛОТОЙ ОСЁЛ 2
                (ИЗ АПУЛЕЯ)

                СПАСЕНИЕ


«…Так мало одной для спасения ночи…
Мерещился острый безжалостный нож.
Мальчишка-погонщик меня опорочил
В глазах пастухов, – несусветная ложь!

«Прошу, полюбуйтесь вы все на лентяя,
На этого дважды, сказал бы, осла!
Я так надрываюсь, дрова собирая,
И скудная местность почти что гола, –

Поклажу несёт, как нарочно, небрежно,
Прозванию сущность тупицы под стать;
Наверное, мало провинностей прежних, –
Он выдумал пуще меня допекать:

Приметит бабёнку смазливую рядом,
Девицу на выданье, отрока ли, –
Так мне изо всех сил удерживать надо
Его – будто в хворосте тлеют угли.

Невиданной похоти раб недостойный,
Он выхода ищет всем скотским страстям;
И переступает уже беспокойно,
В галоп уже просится взбалмошный – сам!

И, скинув поклажу, да что там, попону,
Преследует странный поклонник людей;
Так может дойти до большого урона,
Когда не прервать его диких затей!

Набросившись, валит несчастных на землю,
И пробует – ужас и страх!– целовать;
Мольбам новой жертвы, скотина, не внемлет,
А женщинам юным, девицам – страдать.

Попытку соития он совершает
Немедленно и вопреки естеству,
Природный закон, не моргнув, нарушает, –
И к нам привлекает дурную молву.

А ну как возникнут и тяжбы, и ссоры?
А вдруг уголовник под суд подведёт?
Так на рудники мы отправимся скоро,
И за нечестивца ответим вот-вот…

       

Так было сегодня: узрев молодую
Приличную женщину, этот осёл,
Лягает меня, во всю прыть к бедной дует,
И валит её, задирает подол.

Меня опрокинул и с места сорвался,
Дрова по обочинам он разметал,
Как бешеный, чуть ли уже не кусался,
Ослиными ласками жертву терзал.

Он влез на добычу и, брюхом примявши,
В пыли, на земле её так распростёр,
Почти что конечности ей оттоптавши, –
Для действий развратных красавцу простор!

Она претерпела бы тут же кончину…
На вопли, рыданья сбежался народ;
Представлю: нас судят, от ужаса стыну,
И от ожидания прочих невзгод…»



      О мать-справедливость, заступница, где ты?
Мальчишка-погонщик меня невзлюбил…
Своей болтовнёй и нелепым наветом
Он ненависть сразу ко мне распалил.

«Осла принесём в жертву! – кто-то воскликнул, –
Опасен для каждого прелюбодей;
Казнить, и скорее, чтоб даже не пикнул, –
Верёвку пока затянуть посильней.

Соитий чудовищных и злодеяний
Пора череду прекратить и пресечь;
Его жизнь не стоит девичьих страданий, –
Возмездие точит увесистый меч!

Эй, мальчик, ему перережешь ты горло,
Собакам кишки негодяя ты брось.» –
Я слушал, дрожал; и дыхание спёрло,
Жестокий узнать приговор довелось.

«Чего там останется жил или мяса,
Работникам прибереги на обед;
Скудны пропитания наши запасы,
И лишнего, и непригодного нет.


А шкуру спусти; пересыпав золою,
Чтоб сохла – хозяевам мы отнесём.
Известьем диковинным не беспокоя,
Легко оправдание в волке найдём.»

Уверенный, наглый тогда обвинитель
Орудие казни, играя, извлёк,
Ликует, ещё бы, он сам – исполнитель,
С усмешкой к ножу приложил оселок.



      Тут некто сказал: «Погодите, негоже
Прекрасного, крепкого резать осла;
Виновен в одном вислоухий, похоже, –
В нём страстность нелепая вдруг ожила.

Чрезмерная сила опасна мужская:
Разнузданность на преступленья ведёт;
Беда поправима несложно такая,
И будет ему по заслугам почёт.

Работника нам отчего же лишаться?
Не выхолостить отчего же его?
Распутник не сможет нам сопротивляться,
Потом не обидит уже никого.

Он не досадит окружающим боле,
И норов исчезнет; разъестся жирней;
Охота теперь ему пуще неволи, –
Но станет другим этот прелюбодей.

Знавал жеребцов диких, неукротимых –
Их похоть бесила и яростно жгла;
Таков наш подручный, и необходимо
Раз и навсегда успокоить осла.

Смиренным и тихим, в работу пригодным
Носильщик наш дальше продолжит свой путь,
И угомонится супруг всенародный,
И глазом большим не успеет моргнуть.

Я утром пораньше на рынок поеду
И за инструментом домой заверну;
Избавлю округу: закончатся беды,
Никто не объявит нам месть и войну.



Нам всем неприятный грозит волокита!
Довольно судьбу и закон искушать;
Его эскападами многие сыты
И вправе расплаты достойной желать.

Не будет ему неуместной поблажки,
А навыки старые я обновлю:
Раздвинем ему его толстые ляжки –
Упрямого завтра же я оскоплю.»



      Для худшего я уцелел наказанья…
Понуро топтался и горько грустил;
Влачить дни унылые до издыханья! –
Меня клеветник наговором сгубил.

Я участь прискорбную эту оплакал
Почти как кончину, погибель свою;
Уж лучше скормили меня бы собакам, –
У смерти и так пребывал на краю.

Обдумывал: как бы прыжком одним в пропасть
Найти избавление раз навсегда…
Граничат с обрывами горные тропы,
Вот мне бы метнуться мгновенно туда!..

Возможности даже такой мне не дали:
Короткая привязь! – и я выжидал;
Я не покорялся гнетущей печали –
И утром счастливо, удачно сбежал!

Присевши поглубже на задние ноги,
Поднялся и голову выше задрал,
И, в приступе наисильнейшей тревоги,
Проклятый ремень, как струну, оборвал.

Пустился в галоп и катился по кручам
Всем телом – не только пускал ноги в ход;
Мне даже кончина подобная лучше, –
Размыкаю кости… Стремился вперёд.

Привольно поля у горы расстилались,
А я не сбавлял, не умеривал прыть;
Со мной пастухи наконец распрощались,
Богов остаётся мне благодарить…»


                1 декабря 2008