Малина

               МАЛИНА…….
Мы сидели по обе стороны большущего ветвистого дуба, как два странноватых Ньютона. Прислонившись спинами к шершавому стволу, мы крепко держались за руки до часу ночи. Шуршали сухими листьями и изредка переговаривались.
Это было в прошлом году : наше третье лето только-только закончилось, но мы были все еще сумасшедшие влюблены друг в друга. Тогда мы решили: во что бы то ни стало, будем встречаться под чудаковатым деревом каждое 1 сентября. Будем устраивать сеанс ностальгии: сидеть спиной друг к другу и перебирать прошлое. Одно условие: никаких напоминаний. Только дата в календаре – наш ремайндер. Мы будим приходить к дереву каждый сам по себе. В установленное время. Это будет наш личный флеш-моб. Дрим-флеш.
Я, конечно, волновалась тогда перед заключением такого важного договора. И все уточняла детали:
- Ну а если мы поссоримся? Как сегодня – вдрызг. Что тогда?
- Тогда придем и будем молча сидеть
- А если я ногу сломаю?
- Я тебя принесу.
- А если мы расстанемся?
- Не расстанемся.
- А вдруг?
- Тогда тем более нужно прийти. Да что бы ни случилось! Мы ни в коем случае не должны потеряться. Это будет преступлением.
Потом мы поставили, что договор будет действовать, пока мы живы. Его главное условие – помимо не напоминаний- ни слова о жизни после «мы». Ни одного скучного факта из настоящего. Неважно, как там у тебя с учебой и кому ты желаешь каждого доброго утра. Важно только то ,что у нас с тобой было такое. Настоящая любовь.
Но потом случилось много всякого разного. Мы все-таки расстались. Поступили в разные институты. Я переехала. Сначала у нас не было даже номеров друг друга. Но ничего, нашлись. Про дрим-флеш напоминать тебе я не стала. Такие правила. Неколебимые. Сегодня впервые за 4 года я в этот день одна. Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз. Ты, наверное, забыл. Дела-дела-дела. Мало ли что там у тебя может быть. Мы взрослеем, как ни крути. Я и сама еле вырвал себя из любимой новой кампании. Но все-таки я пришла. А ты – нет. А ведь сегодня я хотела предложить тебе целую авантюру: встречаться чаще. Устроить так, чтобы хоть раз или два в месяц ты ждал меня в каком-нибудь полутемном кафе со старой светящейся вывеской. Чтобы в вывеске не хватало букв, и чтоб официантка была своя в доску. Чтобы ты, увидев меня, улыбался. Я бы рассказывала тебе обо всем подряд. Как в наши лучшие дни - всякую радостную ерунду. О глупых людях, которые только и думают, что о чужом личном. О смешных бабушках, которых видела в маршрутке по дороге к тебе. О том, в чем пойду на Хеллоуин. О желтых листьях в прозрачных лужах, наконец. И слушала бы тебя, твои выдумки. Про то ,как растут дети и когда у них формируется сознание. На, какой фильм ты ходил на позапрошлой неделе и о чем думал вчера ночью. Про дурацкий троллейбус, который проезжал под твоими окнами с утра. Ты бы стал для меня другом-призраком. Появлялся бы в моих не известных тебе буднях и уходил в свои, мне не известные. Конечно, превращать прошлое в настоящее, было бы нарушением правил. А я так этого хочу. И значит – можно? Но я сижу здесь одна, и, наверное, все это только мой романтический бред. Наверное, каждой истории, какой бы красивой она ни была, когда-нибудь приходит конец. Бесповоротный. Можно долго пытаться выдавливать детский крем из тюбика. Но однажды железный конвертик становиться пустым. Совсем. Сначала я хотела так и оставить. Положить историю нашей любви на дальнюю полочку памяти. И нарочно забыть смахивать пыль. Сохранить все в папке «прошлое», сделать яркий маникюр и пойти на свидание с соседом.
Я уже поднялась, стряхнув древесную труху с колен. Подула на ладошки, чтобы согреться, и сделала два шага. Но в последнюю секунду заметила на коре коричнево-белые зарубки с нашими именами. И решила остаться. Провести дрим-флеш за нас обоих. Моей огромной нежности всегда хватало на двоих - так почему бы и нет. Я опустилась на корточки, облокотилась на дерево. И начала извлекать из памяти картинки нашей с тобой истории. Одну за одной. Как сливы из банки с компотом. Мы – это не мобильная романтика. Сотовых ведь тогда почти не было. Я так и вижу себя сидящей под дверью в спальне: дальше кабель не дотягивается. Я, прислоняясь к спинке кровати, и в таком положении ночи напролет слушаю твой голос в трубке. По телефону ты почему то звучишь взрослее. По каким- то неуловимым интонациям я слышу, что ты улыбаешься.
Иногда я на цыпочках пробираюсь на кухню за стаканом молока. А папа каждую ночь ровно в два заходит в комнату и просит «шуршать там потише». Я послушно перехожу на шепот. Наматываю на палец кудрявый телефонный шнур и потихоньку улыбаюсь в трубку твоим рассказам. Иногда я так и засыпаю – полусидя. С твоим голосом в руке.
Еще мы – это биение в голове прочитанной где-то фразы. О том, что нет звука громче, чем молчание телефона. Это когда поссоримся и надуемся друг на друга. И настырно гипнотизируем на разных концах провода безмолвные аппараты с заветными цифрами. Мы – это наши бесконечные записочки. Бывает, весь урок рисуешь тебе сердечки, неизменно подписывая нашим латинским заклинанием Amata Nobis quantum Amabitur Nuiia! Потом встречаешь тебя на перемене в коридоре, и записочку в ладошку так – раз! А ты обнимаешь, суешь руку в задний карман моих джинсов и шепчешь на ухо про sun is shining. Я прихожу на урок и вместо лежавшего в кармане дынного леденца нахожу рисунок. Твой рисунок. В центре улыбающееся солнышко, вокруг – тучки. Они тоже мне улыбаются. На следующей перемене я ловлю тебя у класса и долго пытаю: кто украл мой леденец? Ты наклоняешься и мне в ухо громко разгрызаешь его пополам. Я улавливаю дынный запах. Злюсь, конечно. И демонстративно ухожу. А когда возвращаюсь в класс, нахожу в сумке целую пачку леденцов. Дынных. Выбегаю из кабинета, а в дверном проеме уже стоишь ты. Сгребаешь меня в охапку и не отпускаешь до самого звонка.
Мы – это и наши дни рождения. На семнадцатилетие я завязываю тебе глаза и привожу в старый парк аттракционов. Сажаю на лавочку в кабине колеса обозрения и устраиваюсь напротив. Когда мы поднимаемся достаточно высоко от земли, я снимаю с твоих глаз повязку и целую тебя. С собой у меня подарок – 17 пребольших пачек твоих любимых чипсов.
А на мой день рожденья ты приносишь в школу связку из 15 разноцветных воздушных шаров, и я хожу с ними на все уроки. Все смеются, что я вот-вот улечу, и на каждой перемене приносят мне еще и еще. И я правда улетаю.
Еще мы – это такое чутье, которого ни у кого нет. Я звоню тебе из ниоткуда, а ты на одном дыхании выдаешь: «Пришел домой, а тут тобой пахнет!» Тебе не показалось, отвечаю я. Нет, я не прячусь в твоем шкафу, я уже не помню , когда заходила последний раз: дела-дела-дела, но, знаешь, я совсем рядом, в доме напротив – в гостях. И тоже чую твой запах. Такой родной. Мы – это твоя забота. Я не переношу жару – и ты всегда меня от нее спасаешь. Заманиваешь к себе домой в полдень, полуживую от уличного пекла. Отправляешь в прохладный душ, укутываешь в тонкое полотенце, укладываешь под вентилятор. И кормишь мороженым. Я обожаю чуть подтаявшее. А оно каким-то удивительным образом никогда не заканчивается у тебя в морозилке. В такие моменты во мне разрастается чувство благодарности, и я иду на кухню, чтобы домыть не домытую тобой посуду. Или полы, которые ты обещал оттереть до блеска к маминому приходу. Ты стараешься не трогать меня в это время: бесполезно. Проходя мимо, ты невозмутимо констатируешь: «Синдром Золушки. Неизлечимо». Мы – это ночные сообщения перед выпускным. Через каждые полчаса мой пейджер, такая трогательная и такая доисторическая коробочка, пищит у меня в сумке – сообщает, что ведро желтой черешни стоит у тебя на кухне и очень скучает по мне. И что не оно одно. Но мы – это и тот жуткий день, когда нас по существу не стало. Мы – это долгие месяцы отвыкания друг от друга. Свыкания с пустотой – это все-таки тоже мы.
Но это уже какой - то не дрим-флеш. Забудем.
Мы – это наши мечты про совместную взрослость. Самая топовая из них – о том, что, когда окончим школу, мы переедем жить к твоей бабушке. В большую старую квартиру на девятом этаже. По вечерам мы будем выходить на балкон, и садиться вместе в большое истертое кресло. В первую секунду мы будем задерживать дыхание, потому что город отсюда – как на ладони.
По вторникам и четвергам мы будем гулять допоздна – шумно, весело. Домой будем возвращаться по тротуарной кромке сверкающего моста. Перед сном я буду устало заваривать свежий чай в огромных кружках, с веселым визгом бросать туда замороженные ягоды и выносит всю эту вкусноту на балкон.
И, не притронувшись к чаю, буду мгновенно засыпать у тебя на руках. Чуть не забыла главное: в той квартире обязательно будет два холодильника. Один с чипсами и колой – для тебя. Второй – с мороженым в стаканчиках и малиной – для меня.
Мы – это… Мне иногда кажется, что, если ты однажды придешь, позовешь меня выбирать холодильники в бабушкину квартиру, я соглашусь. Не раздумывая ни секунды. Я поднялась с корточек и стряхнула со спины шершавые древесные стружки. По дороге домой я врезалась в телефонную будку и едва увернулась от машины. Я никак не могла вытащить себя из того радужного параллельного мира, где мы были одним местоимением.
Войдя в подъезд, я уловила тонкий запах малины. У самой двери в квартиру аромат стал еще отчетливей. По плечам поскакали мурашки. Мне пришлось хорошо помучиться с замком, прежде чем ключ сделал свои положенные два оборота.
Когда дверь все же открылась, на меня налетели сиреневые воздушные шарики. Проход в комнату решительно загородил двухметровый холодильник в картонной коробке. Прямо на полу красовалась большущая стеклянная чашка со свежей малиной. За окном падал снег…