Исповедь сволочи

Да, я сволочь. А что в этом плохого? Поверьте, не каждый может чистосердечно признаться, что он сволочь. Спросишь, как я докатился до такой собачьей жизни – я отвечу: своим ходом. Проснулся как–то утром и понял – я сволочь. Признаюсь, поначалу тяжело было свыкнуться с мыслью, что я вижу мир как собака. Тяжело. Но, человек на то и сволочь, что быстро ко всему привыкает. Итак, я расскажу вам краткий кусок из своей сволочной жизни. Поехали.
Утро. Ненавижу утро. Угнетает не само понимание утра, но понимание того, что день пройдет как все дни до него. Пытаясь внести новое, я рискую открыть еще одну загадку абстрактности мира. Не хочу этого. Мир должен оставаться загадкой. Надо же придумать объяснение своей жизни. Пустое. Поход в туалет располагает на философские мысли.
 Сигарета. Каждая затяжка противна, но необходима. Вдыхая дым, морщась от противной слюны и сплевывая ее в горшок с геранью, начинаешь понимать тщетность попытки отравить себя никотином. А вот если курить герань…
Душ. А некоторые продолжают верить в его неодушевленность. Эта гадина выдает горячую воду отдельно от холодной. И делает это с таким ехидным бульканьем, что отбивает последние сомнения на счет бездушной железяки.
Кофе. Ну, это без сомнения подарок богов. Противный суррогат вселяет веру в то, что хуже уже не будет.
Улица. Зверинец. Таких экземпляров можно увидеть, что увиденный вчера фильм «У холмов есть глаза», нервно курит в углу. Какой-то Даун клянчит милостыню на тротуаре, нарожала страна уродов. Такого эстета, как я, тянет поблевать. Какая-то бабка спорит с продавцом картошки. Старая карга удавиться за копейку. Какой-то лох просит закурить. На что тебе руки? Иди и заработай себе на сигареты.
Трамвай. Сижу и демонстративно не замечаю стоящего рядом старика. Силовые упражнения полезны в твоем возрасте, старый хрен. Контролеров придумали евреи. Тянет лапу и обливается слюной от счастья выбить сраные копейки.
Работа. Коллеги уроды. На хрен мне такие мудаки нужны? Был бы главным - всех поувальнял. Попросили подмениться. Поднимаю к потолку глаза и начинаю делать то, что умею лучше всего – врать. Вспомнил даже больную мать, о которой уже успел забыть. В общем, отбился.
Вечерний город. Сборище отбросов нашего гнилого общества. Чтобы дойти до дома живым, надо, как минимум, знать пару молитв и быть борцом дзюдо.
На этот раз повезло.
В дешевом пакете болтаются: пачка пельменей, булка хлеба да сигареты.
Поднимаюсь на лифте вместе с бабой Верой. Боги! За что!? Оказывается, депутаты упыри, врачи нехристи, а коммунисты существуют. И обо всем этом я узнаю в последний момент! Почти твердо выхожу из лифта, информация разрывает на части. Сказав на прощание: «Че Гевара жив!»
и хитро подмигнув, матерая коммунистка ухала насиловать уши своему сыну. Отдав дань памяти безвременно погибшему, я наконец-то дома.
Мирно посапывая, на диване спит образец гадства и  подхалимства – мой кот Глюк. Наглый перс открыл один глаз, удостоверился, что еда со мной, зевнул и продолжил свое святое дело.
Грязная посуда делает конкуренцию египетским пирамидам, ну и не важно, я не брезгливый.
Вместе с Глюком ждем пельмени. Успев облачиться в домашнюю униформу: футболку, трусы и тапочки, курю в форточку и продолжаю отравлять герань.
Звонок. Поднимаю трубку. Жду. Писклявый женский голосок спрашивает - «А куда я попала?», отвечаю могильным голосом «А куда целилась?». Положила трубку. Странно.
Только успев прикрыть собой табурет, вынужден снова идти к телефону. Забодали! Кто про нас вспомнил! Оля! Эй, Глюк ползи сюда, сегодня нас будет трое. Ты готов всю ночь слушать женские вопли о помощи? Я – да. А! Пельмени! Это ты виноват, блохастый. Ну, в принципе все не так плохо. Немного разварились. Не ной, котяра, ты все равно ешь только мясо.
Звонок в дверь. Кто там у нас? Моя девочка! Как ты ужасно выглядишь.
- Ты сегодня такая красивая.
- Привет сладкий, ты тоже.
- Проходи. (Ну да, в трусах и в тапках я просто денди)
- Ты голодна?
- Нет, мама заставила поесть. Ненавижу щи.
- Жаль, а мы с Глюком пельмешки приготовили. (Слава Богу, если бы ты сожрала мои пельмени, быть мокрухе.)
- Чем заниматься будем? Я с тетрадями, завтра практика в универе. Ты пока ешь, а я попишу.
Трахаться мы будем! Долго и упорно. И засунь подальше себе эти тетради, все равно завтра у меня останешься. – Конечно, иди, учеба – это святое.
Так, Глюк, жрем пельмени и на исходную.
- Оль, я все. Пойдем, я тебе ТАКОЕ покажу.
Ночь. Лежу и смотрю в потолок, милое глупое создание спит рядом. Девочка откатала по полной. Надо завтра позвонить Жене, давно я не видел ее стремящийся третий.
Что бы сказал отец знай, он, что у него вырос такой сын? Хрен знает. Думаю, одобрил. Сколько еще ты будешь спать с малолетками? Тебе уже 26, пора бы завести семью. Так, ты кажется, заболел. А ну-ка выкинь эту ересь из головы. Пока еще можешь – моги. Все, докатился.
- Оленька, просыпайся, я хочу еще.
Утро. Ненавижу утро. Ольга таки убежала на учебу. Отлично.
- А Женю можно? Привет, малыш. Что думаешь сегодня делать? Давай ко мне, я очень скучаю. Кроме тебя мне никто не нужен, ты же знаешь. Ты моя единственная. До вечера.
- Оль, привет. Извини, я сегодня обещал подмениться на работе.
Давай завтра встретимся? Ты была вчера такая страстная, я еще раз говорю, что ты лучше всех. До завтра.
Нет, дорогой, какая же ты все-таки сволочь.