Я абстрактно молчу..

Я абстрактно молчу, когда мне перекрыт кислород.
Варюсь в жиже - по щиколотку - между каёмок
заболевших страниц, чьих-то губ, слишком прячущих рот.
Вырождаюсь в клише, в кляп сургучный на рамках картонных.
Я молчу как удав, загибаясь в глуши несварений,
град ударов спуская - как будто спуская курок,
меня крутит в узлы в моих снах гомон столпотворений, -
я молчу, позволяя. Я слишком везучий пророк,
чтобы блажь подставлять под клинок, под заточенность сабли, -
легче шею склонять, погружать венец в сизый рассвет.
Это только начало. Прохладные отблески сваи
берут жажду измором которую тысячу лет,
заставляя молчать поселившихся в шкуре пиявок,
глушить память о лёгкой в ладонях древесной воде,
обрастать, словно коконом, снами, лишёнными ставок,
о горячих руинах, о пасмурных звонах, листве,
проедающей ветер расслабленным трепетом мерно,
о пространстве, изжившем потребности в лжи и словах.
Я молчу, выходя за порог в этот сонм эфемерный
жёсткого схлёста улиц и ржавой степи во дворах,
в гул далёких окраин, затопленных небом-чумою,
в клёкот аэродромов, развёрнутых твёрдой рукой.
Видеть цены на то, чего даже планета не стоит,
равносильно убийству в себе троглодита-конвоя.
Плавно колокола пробирают десницами разум.
Оставаться - сейчас, когда внутрь разомкнуты прутья
и умею дышать, когда весь как изжитая фраза,
новый смысл обретшая в рамках давнишних распутий,
оставаться - сейчас, обливаясь послушно бензином,
промолчав обо всё, что вообще могло значимым быть,
оставаться по-прежнему глупым, тоскливо-наивным,
нас ведь даже пожары не в силах уже изменить.
Я сворачиваюсь в узелок на отрубленной кисти,
истончаюсь в бумажный кораблик из пары билетов,
и молчу - непонятно, упрямо - на каждый выстрел,
отдающий тебя - моего - неживым рассветам.
Отдаляющим вглубь, где мне воздуха нет и нет шансов.
Чётки воспоминания привычно томятся в руках.

Я встречаю тебя - призрака прошлых лет, самозванца,
в каждой тени, - пока
ты уходишь вперёд
без меня.