Школа и стрессы

  ШКОЛА  И СТРЕССЫ

  Не знаю, для кого как, но для меня школьные годы не во всем оказались радужными. Нередко мне приходится согласиться с мнением, что школа изначально задумана как репрессивное учреждение. И уже по определению, там у детей неизбежен стресс.  Но надо учесть  и субъективный фактор: все по-разному реагирует на одни и те же реалии.

Говоря о собственной впечатлительности, возможно, на нее отразилось и то, что меня определили в школу на год раньше. Папа мотивировал свое решение тем, что, мол, у меня  в запасе будет год, прежде чем придет повестка из военкомата.Ну и что, если я уже знал весь русский алфавит - мои родители не учли мою пока еще физическую незрелость.

 Пусть я и никогда не был кандидатом в второгодники, однако вырваться из твердых троечников  в «ударники» мне удалось лишь в одиннадцатом классе. Разница в год, а то и в два-три с одноклассниками сказывалось и на многих взаимоотношениях с ними. Со многими  расходились интересы, культурные запросы. Пока еще вовсю верховодила официальная советская идеология, но многие ребята уже руководствовались иной моралью.

Вспоминается уж хотя бы то, как несколько моих одноклассников отреагировали на хрущевское нововведение: трехмесячное обучение на производстве. Их родители раздобыли им медицинские справки, благодаря которым получили освобождение от практики на «Радиозаводе», и их направили на помощь школьной библиотекарше. И наверно одни только  первоклашки не догадались, что такую гуманность к «хворым» наша директриса проявила  не за так просто. Понятно, что руководствуясь лозунгом «Книга – лучший друг человека!»  кому-то три месяца подряд пребывать в обществе таких друзей было бы полезнее, нежели орудовать  напильником и постигать теорию слесарного дела, учиться измерению штангенциркулем, микрометром...   Однако лично мне в ту пору полученные навыки сгодились в сегодняшней жизни гораздо больше, чем два моих диплома о высшем образовании, став почти единственной подмогой в добывании средств к существованию…   

  Теперь, глядя сквозь призму прошедших десятилетий, делаю вывод, что в ту пору и началась эрозия господствовавшей советской идеологии, и ни где-нибудь  в подворотнях или на конспиративных квартирах, а в самой святая святых воспитания народа – в школе!  А вот мой папа, член компартии, довольно ответственный чиновник, тогда старался так или иначе поддерживать в семье какой-то градус лояльности к строю. Даже  крестить меня воздержался, и это таинство я совершил уже зрелым мужчиной, и моим крестным стал тогда брат моей мамы – дядя Андраник, когда я гостил у них на даче под Питером.
   
Мой папа выписывал для меня «Пионерская правда», затем «Комсомолку», в разные годы почтальон приносил журналы «Вожатый», «Ровесник», «Юный техник», «Вокруг света»... и тамошние романтико-пропагандистские статьи безоговорочно принимались мною  за чистую монету. Ну, как можно было не восхититься теми, кто собирал на благо отечества рекордные тонны и килограммы металлолома и макулатуры, устанавлил десятки скворечников на ими же высаженных лесных массивах, кто побеждал во всесоюзной игре «Зарница»,получая путевки в пионерский лагерь «Артек» и право поехать в Москву, посетить мавзолей Ленина!..
 
Однажды, когда вся наша семья была в сборе, а я, только что получивший взбучку за очередную запись в дневнике, написанную математичкой Евой Моисеевной, все время недовольной моими контрольными работами,и я пыхтел над ее домашним заданием, зазвонил телефон. Трубку взяла моя сестра, которая на девять лет была старше меня. Наша классная наставница Цицино Георгиевна Сапарова, помнится, вскоре сменившая фамилию на Гогиашвили, попросила подойти к телефону моего папу, да еще добавила, что звонит по поручению директора. Все в доме оцепенели - когда было, чтоб отцу звонили из школы?! 
 Те несколько минут, в течение которых папа все с большей сдвигая брови, слушал монолог с того конца провода, мне представлялись нескончаемым чтением приговора преступнику, ожидающему или расстрела, или, в лучшем случае, десятка лет тюрьмы. Любому школяру, даже в нынешнее время либеральных перемен, проход мимо директорского кабинета представляется не самым приятным маршрутом. А тут вам – неожиданный звонок с его упоминанием!  Едкий как нашатырь, вопрос моей сестры: «Скажи, что натворил?!» последовал незамедлительно!  Я только пожимал плечами, лихорадочно перебирая в памяти все свои последние грехи – начиная от участия со всем классом в позавчерашнем «шатало» и, кончая тем, что сегодня шалопай Григорян сломал парту, на которой еще раньше изобразил порнографический рисунок  и не признавал своего авторства, а я был свидетелем преступления.

Наконец, телефонный разговор закончился. Последнее, что сказал заметно сникший папа: «Попробую что-нибудь сделать… До свиданья…».
- Что случилось?.. Почему позвонили?.. – одновременно  на отца накинулись с вопросами  мама и сестра, кидая гневные взгляды в мою сторону.
    Оказалось, что директриса просила об одной маленькой услуге, а наша наставница, заодно  приписалась и для своего седьмого «б».
  Зная, что мой папа работает начальником жилищно-коммунального отдела на Тбилисском авиационном заводе, обе просили, чтоб он посодействовал в сдаче доли заводского металлолома, якобы, от имени…всей  школы и еще нашего  «б» класса.

Тот звонок тогда вызвал во мне такое же муторное чувство  досады на наших, по моему представлению, жрецов высокой советской морали, как при потере родного человека, к которому был привязан всю жизнь. Хорошо хоть, что подлог так и не состоялся –  возглавляемое отцом заводское подразделение  металлоломом не распоряжалось…

Со временем в советской лексике прочно укоренилось слово «приписка», по сути, тот же подлог. Это явление достигло в плановой экономике  таких катастрофических масштабов, что стало, чуть ли не главной причиной развала советской державы.