Николай II Поэма

Пролог

Из школы вышедший советской,
Как очень многие тогда,
Я верил с искренностью детской
В победу общего труда.

Учил историю по книгам,
Не сомневаясь, что народ
Века страдал под царским игом,
Его мечтая сбросить гнёт.

Но выступлениям стихийным
Всегда сопутствовал провал,
Народ идейно не был сильным,
Организации не знал.

Пока не появился Ленин,
Великий гений, свет в окне.
Распространить марксизм намерен
Был твердо он по всей стране.

Вооружив идейно массы,
Создал он партию свою.
Эксплуататорскому классу
Не совладать с такой в бою.

Раскрыл глаза на жизнь рабочим,
Увлёк в борьбу их за собой,
Всех, объявив врагами прочих,
Кому был дорог прежний строй.

И вот октябрь, и власть Советов,
Свободен, счастлив, стал народ.
Спасибо партии за это!
В сердцах людей Ильич живёт…

И я когда-то в это верил,
Романтик юный и чудак.
Но вдруг души раскрылись двери,
И стало ясно, всё не так.

Как принимали в пионеры,
Как принимали в комсомол,
Всё помню, нет лишь прежней веры,
И возраст тот давно прошёл.

Взглянув однажды по-другому
На нашу жизнь со всех сторон,
Как будто бы ударом грома,
Я был внезапно поражён.

И пелена мгновенно спала,
И растворились миражи,
Картина грустная предстала
Развала, варварства и лжи.

Была когда-то Русь Святая,
Где правил Николай Второй,
Но идеалы все сметая,
Пришёл на смену новый строй.

Что было собрано веками,
Безжалостно летело в грязь.
Рвалась, топталась сапогами
Живая поколений связь.

Чем обернулась та утрата?
Морали новой дном двойным,
Гражданской бойней, брат на брата,
Обмана зеркалом кривым.

Что ж, коммунизма наважденье
Страну покинуло теперь,
Оставив тяжкое похмелье
И боль жестокую потерь.

Пробились к власти демократы,
Не лучше, чем большевики,
Россия, катишься куда ты,
Уму и сердцу вопреки?

Вернись к оставленной дороге,
Уроков горьких не забудь,
Вновь обрети опору в Боге,
Исконный свой продолжив путь.

Всё у тебя когда-то было,
Благословенный отчий край, –
Духовность, мудрость, слава, сила,
И император Николай…

1.Предыстория. Санкт-Петербург, 1 марта 1881 года.

О чём мог думать император,
В карете едущий,  домой,
Страны великой реформатор,
Усталый Александр Второй?

- Пророка нет в своей Отчизне,
Будь ты крестьянин иль солдат,
И даже царь, но в этой жизни,
Всегда ты будешь виноват.

Всем милым вряд ли стать удастся,
Пусть ты за благо и прогресс,
Но и при этом, может статься,
Заденешь чей-то интерес.

И тут последуют удары,
Откуда даже и не ждёшь,
Возникнут сплетни, дрязги, свары,
Интриги, заговоры, ложь…

Отмена крепостного права,
Нововведениям простор,
Лишь процветала бы держава,
А в благодарность что? Террор!

Жизнь постоянно под угрозой,
Не счесть неведомых врагов,
В царя стреляет Каракозов,
В царя стреляет Соловьёв…

Хлопок! И вдребезги карета,
Конвойных крики казаков,
Огонь и дым, не видно света.
Бомбист задержан – Рысаков.

Царь невредим остался снова.
Глаза от дыма чуть прикрыв,
В упор взглянул на Рысакова,
И тут второй раздался взрыв!

Смертельно раненый доставлен
Был император во дворец.
Достойно встретил он печальный
И не заслуженный конец.

Когда царя вносили тело,
И кровь на лестницу лилась,
Навстречу вышел оробело,
Внук Николай – великий князь.

Вслед за процессией кровавой,
Вошёл он в дедов кабинет.
Кто виноватый был, кто правый,
Он вряд ли думал в тот момент.

Но знаем мы, что через годы
Разделит участь деда он,
Пройдя страдания, невзгоды
И унижений миллион.

2.Цесаревич Николай. 1894 год

Имеет всё своё начало,
Но избежать нельзя конца.
Царя у подданных не стало,
У цесаревича – отца.

Но не спешит наследник к трону.
И кто ответит, почему
Принять отцовскую корону
Так тяжко кажется ему.

Откуда это состоянье,
Беды предчувствствие большой,
Что не вмещается в сознанье,
Лишь ощущается душой?

Он плачет на плече у брата,
Что чаша горького вина,
Христом испитая когда-то,
Ему сегодня отдана.

- Что будет с нами и страною,
Куда, не знаю, мы идём,
Что будет с Аликс и со мною?
Я не умею быть царём.

- Люблю я русскую природу,
Люблю друзей своих и мать,
Жизнь посвятить хочу народу,
Но не готов я управлять!

Да, Ники рос ребёнком нежным,
Глазами в  мать, в отца лицом,
Учеником всегда прилежным,
В военном деле молодцом,

Всегда усердным и послушным
И набожным не по годам,
Но совершенно равнодушным
Был к государственным делам.

Хотя ценил и знал порядок,
Слов не бросал на ветер зря,
Был добр, застенчив, скромен, мягок
Наследник русского царя.

Свое, закончив обученье,
Годам примерно к двадцати,
Талантам многим примененье
Мог в разных сферах он найти,

Хорошим, будучи юристом,
Со знаньем многих языков,
Художником и пианистом,
Весьма в искусствах был толков.

По странам ездил он заморским,
По многим русским городам,
И побывав однажды в Омске,
Храм заложил Успенский там.

В общеньи прост, лишённый чванства,
Два недостатка лишь всего,
Безволье и непостоянство,
Пожалуй, было у него.

Он понимал, что это значит,
И власти не хотел ни чуть.
Но Провидение иначе
Его определило путь.

Ждала нелёгкая, лихая
Его дальнейшая стезя,
Но, знать, была у Николая
Святая миссия своя.

Прошло всего лишь две недели,
Как умер царственный отец,
Дни обязательств подоспели
Вести невесту под венец.

Казалась свадьба неуместной,
Когда вся в трауре страна.
Шептались люди про невесту,
-За гробом вслед вошла она.

Дурным знаменьем омрачилась
И коронация в Москве.
Беда, которая случилась,
Не уместится в голове.

Народу на Ходынском поле
Обещан праздник был большой,
Повеселился, чтобы вволю,
Со всею русскою душой.

А рано утром на рассвете,
Едва начнёт всходить заря,
Получит каждый по монете,
И кружку с профилем царя.

Вот из-за этого подарка,
Что плохо людям послужил,
Возникла в очереди давка,
Кровь чья-то брызнула из жил.

Толпа упрямо пёрла сзади,
Топча и плюща всех подряд,
Шла по поверженным не глядя,
Дороги не было назад!

Проклятья, ругань, стоны, крики,
Треск разрывающихся тел,
И обезумевшие лики.
Почти никто не уцелел.

Там тысяч несколько осталось,
Ходынку кровью обагря.
И этой кровью начиналось
Правленье нового царя.

Вой всюду жуткою волынкой,
Напишет так потом Бальмонт:
«Кто начал царствовать Ходынкой,
Тот кончит, став на эшафот».

3.Царствование

Приходит новый век двадцатый.
Ещё спокойно всё в стране
Большой, зажиточной, богатой,
Где вера и мораль в цене.

Идёт развитие активно
Заводов, фабрик и дорог.
И за державу не обидно,
Господь заботлив, царь не строг.

Семьёй своею он доволен,
Четыре дочери растут,
Но сын-наследник очень болен
И приговор врачебный крут.

Гемофилия. Опасаться
Любых пустячных надо ран,
Из них кровь будет изливаться,
Как если бы открыли кран.

Порою, даже невозможно
Тот кран закрыть бывает вновь.
Жить нужно очень осторожно,
Свернуться, коль, не может кровь.

Увы, бессильна медицина,
И горю некому помочь.
Семья в волнении за сына
И день, и ночь, и день и ночь.

А кровь к суставам приливала,
Давя на нервы массой всей,
И боли страшные, бывало,
Терпел царевич Алексей.

Лишь человек один, по сути,
Мог облегчить страданье то,
Целитель, экстрасенс Распутин,
А больше, видимо, никто.

Он обладал особым даром
Людские хвори исцелять,
При этом был ещё не старым,
На вид лет тридцать, тридцать пять.

Неаккуратный, бородатый,
Всегда одетый кое-как,
С причёской длинною, лохматой,
Типичный горьковский босяк.

Но был известен он в столице,
Хоть из сибирского села.
Княжна великая Милица
Его к царице привела.

Не раз спасая Алексея,
Кровь останавливая, боль,
Влиянье на царя имея,
Играл особую он роль.

Царь слушал все его советы,
Им сообразно поступал,
И положенье, вскоре, это
Ужасный вызвало скандал.

-Царю уселся он на шею,
К царице без доклада вхож.
Владеет силою внушенья,
И им свою внушает ложь.

Но царь был мнения иного
И на Распутина смотрел
Как на угодника святого,
Как на творца чудесных дел,

Чьи предсказания сбывались,
Взгляд душу мог испепелить,
Кого хулили и боялись,
Мечтая в тайне погубить.

Одно из этих предсказаний
Звучало: «Коль убьют меня,
То и династии не станет,
И всю Россию ждёт резня»!

А между тем переживала
Эпоху бурную страна,
Её изрядно потрепала
Русско-японская война.

В период этот напряжённый
Упрямей, злее стал народ,
Встречая революционный
Девятьсот пятый трудный год.

Просил народ земли у власти,
Экономических реформ,
Увы, к нему и в малой части,
Не повернулась власть лицом.

Тогда с иконами и пеньем
Просить отправились царя,
Но стал кровавым воскресеньем
Тот день в начале января.

И снова кровь, убитых тыщи,
Кто дал приказ стрелять в народ?
Не у царя уж правды ищет,
А он оружие берёт!

И силы те, что беспорядок
Лишь создают людей промеж,
Которым вкус развала сладок,
В возникшую стремятся брешь…

В тот раз, хоть и ценой огромной,
Волненья удалось унять,
Но жизни плавной и спокойной
Осталось только лет на пять.

Реформы вёл свои Столыпин,
Богаче стало чтоб село,
Чтоб экономика России
Поднялась недругам назло.

Но разрушительные силы
Вновь разорвали тишину,
Убит премьер-министр Столыпин,
Россия втянута в войну.

Россия, темпы набирая,
Была усилиться должна,
Зачем ей бойня мировая?
К чему вся эта ей война?

За пораженьем пораженье,
Успеха русским нет войскам,
И принимает царь решенье
Тогда войска возглавить сам.

Теперь он в ставке, в Могилёве,
А в государстве жизнь кипит,
Народ войною не доволен,
Вот-вот взорваться норовит.

Не может справиться царица,
Распутин стал невыносим,
И государственные лица
Расправиться решили с ним.

Случилось так, что заманили
Его в юсуповский дворец
И там предательски убили.
Страна вздохнула: «Наконец»!

Но Облегченья не настало,
Ведь в ситуации такой,
Царя в столице не хватало
Для управления страной.

А царь на все предупрежденья
О том, что близится гроза,
Что начинаются волненья,
Упорно закрывал глаза.

Депешу шлёт императрица,
-Стрельба на улицах везде,
Кругом анархия в столице,
И быть, наверное, беде!

Тогда приехать царь решился,
Покинув ставку и войска,
Но в этот раз поторопился,
Была ошибка велика.

Увы, не понял он событий,
Происходивших со страной,
И заплатил за это жизнью
Семьи, своею и чужой.

В пути, разбитый и уставший,
Царь узнаёт, что предан он,
И что примкнул уже к восставшим
Весь петроградский гарнизон.

А значит, дальше нет дороги
И в Петроград заказан путь.
Царь, у столицы на пороге,
Решил в Псков поезд повернуть.

Но это Пскова посещенье
Печальным стало для царя.
Там совершилось отреченье,
А зря, признаться, очень зря!

Не осуждайте Государя,
В подобном положеньи вы,
Предательство переживая,
Не потеряли б головы?

Как вы бы поступили сами,
Когда друзья толкают вниз,
Командующие фронтами
Шлют телеграммы: «Отрекись!»

Так трёхсотлетнее правленье
Пришло Романовых к концу.
Финал, достойный сожаленья.
Но сокрушаться не к лицу!

Белее мела царь поднялся
В свой поезд, покидая Псков,
Он ехал с армией прощаться
Обратно в ставку, в Могилёв.

Сосульки проливали слёзы,
Весна стояла у ворот,
Спадали зимние морозы,
Был март, семнадцатый шёл год.

4.Развязка

Царь, появившись в Могилёве,
Немедля был под стражу взят,
Затем, с усиленным конвоем,
Доставлен срочно в Петроград.

С семьёй своею, наконец-то,
Сумел соединиться он,
И вместе с нею под арестом
В Селе был Царском размещён.

Меж тем, как осенью ненастье,
С ветрами, грязью и дождём,
В стране тянулось двоевластье.
А без хозяев дом не дом.

Приходит этот дом в упадок,
Царят в нём хаос, кавардак,
Уходит в прошлое порядок,
И всё становится не так!

А царь томится в заключеньи,
Во всём виновным ставший вдруг.
От караульных униженья
Он терпит
и от бывших слуг.

Отнюдь не брезгуя работой,
Дрова сам пилит, чистит снег,
Читает много и с охотой,
Достойный, гордый человек.

Вот август месяц наступает,
В Тобольск Романовых везут,
Поскольку Керенский решает
Услать подальше их от смут.

И там, в дали, в глуши сибирской
Царь с содроганьем узнаёт,
Что совершился большевистский
В его стране переворот!

Как он жалел об отреченьи,
Что для России принесло
Не благодать и не спасенье,
А разрушение и зло!

В тревогах год приходит новый,
И вот судьбы раздался глас.
Уполномоченный особый
Явился выполнить приказ.

Царя со всей его семьёю
В Москву доставить для суда,
В сопровождении конвоя,
Решит их участь власть труда.

Под Омском остановлен поезд,
Приказ меняет Свердлов вдруг.
Пункт назначенья новый, то есть
-Доставить в Екатеринбург.

Везут Романовых с вокзала
В дом, где Ипатьев жил, купец.
Семья тогда ещё не знала,
Что там и встретит свой конец.

Стал этот дом последним домом
Семье многострадальной той,
А в испытании суровом
Всё шло к развязке роковой.

Но чем же дети провинились?
Нормальным людям не понять.
Не тем ли, что в семье родились,
Где царь – отец, царица – мать.

Вот Ольга, стройная блондинка,
Во всём пример с отца берёт.
Тонка, изящна как тростинка,
Вспылит и тут же отойдёт.

Татьяна, столь же элегантна,
Бывает замкнута порой,
Самостоятельна, опрятна,
В душе ей близок домострой.

Мария, самая простая,
Добра, приветлива она,
Как ветерок весёлый мая
И силой не обделена.

Чуть-чуть полна Анастасия,
Но тоже очень хороша,
Глаза красивые, живые,
Всегда открытая душа.

И Алексей, ещё ребёнок,
Как все мальчишки озорной,
Но, к сожалению, с пелёнок,
Гемофилиею больной.

Императрица Александра,
Жена, правительница, мать.
Приёмом пользуясь стопкадра,
Её хочу я показать.

Дармштадтская принцесса Аликс,
Слегка надменна, холодна.
Так от акцента не избавясь,
И прожила свой век она.

Но православье принимая,
Не столько внешне, как в душе,
Она пошла за Николая,
И русской сделалась уже.

Семье не нравилась невестка,
Но Николай любил её,
И здесь, обдуманно и веско,
Он мненье выражал своё.

Народ её не принял тоже,
Тут и Распутин виноват,
Всё слишком было непохоже
На устоявшийся уклад.

У Александры с Николаем,
Жаль, это нынче не в цене,
Была любовь, любовь большая,
Друг к другу, детям, и стране.

Пусть жизнь переменилась вскоре,
Они, шагнув из-под венца,
Всегда и в радости, и в горе,
Шли рядом, вместе, до конца…

В июле белых наступленье.
Уралсовет не хочет ждать,
Выносит он постановленье –
Царя с семьёю расстрелять.

Дано Москвою полномочье
Судьбу Романовых решить.
Июль, семнадцатого ночью
Оборвалась их жизней нить.

А было так, вошёл Юровский,
Тот, что охрану возглавлял.
С ухмылкою какой-то скользкой,
Велел спуститься всем в подвал,

И там к отъезду ждать команды,
Поскольку белые идут.
Сказал, что торопиться надо,
Они уж скоро будут тут.

Всё повторилось будто снова,
И даты две переплелись
В схожденьи с этажа второго
На двадцать три ступени вниз.

Две даты, словно два знаменья,
И два Романовых – царя.
Один спустился по ступеням
Ипатьева монастыря,

Другой, ипатьевского дома,
Одно название почти.
Шёл Михаил принять корону,
А Николай навек уйти.

Судьба династии предстала,
Как будто в сомкнутом кольце,
Где Михаил -  её начало,
И Николай Второй - в конце…

Бьёт полночь, узники в подвале.
Что скажет дальше им чекист?
В начале всех пересчитали,
Затем достал Юровский лист.

Он стал читать слова такие,
Как гвозди в дерево вбивать,
- Романовых за все насилья,
По приговору, расстрелять!

И сделал выстрел в Николая.
Царь, как подкошенный, упал.
Тут, как с цепи сорвалась стая,
Услышав поданный сигнал.



И началась стрельба как в тире,
Наганы с двух палили рук,
Покуда не изрешетили
Детей, императрицу, слуг.

По окончании расстрела
За город вывезли тела,
Где яма для такого дела
Уж приготовлена была.

И там, разбив прикладом лица,
Обезобразив кислотой,
Зарыли жертв своих убийцы
В могиле неизвестной той…

Потом юровских власть настала,
Кто это помнит, тот поймёт,
Когда в расстрельные подвалы,
Вслед за царём пошёл народ…

Эпилог

Что ж, перевёрнута страница,
И значит оценить пора
Всё, что сумело получиться
Из нас за века полтора.

Месили нас, как будто тесто,
Года, события и рок.
Каков же смысл, где наше место,
В чём заключается урок?

Да, жили мы с собой в согласьи,
Всегда своим идя путём.
И в этом наше было счастье,
Ну а сейчас куда идём?

К чему не знаем устремиться,
Вслепую совершая шаг,
Рискуя больно ушибиться,
В очередной упав овраг.

Советы в прошлом. Слава Богу!
Но Запад тоже нам не брат.
На нашу русскую дорогу
Вернуться следует назад.

Вернуться всем, как блудным детям,
Опять к исконному пути.
Идя путём духовным этим,
Вновь смысл и радость обрести.

Ведь всё у нас когда-то было:
Благословенный отчий край,
Духовность, мудрость, слава, сила
И император Николай.

На что мы променяли это,
Себя, позволив обмануть?
На лицемерие Советов,
На злобы и бездушья жуть.

Теперь нас тянут соблазняя,
На европейское житьё.
Не нужно нам такого рая,
Чужое это, не своё!

А память сердца понемногу,
Сквозь лабиринты тьмы и зла,
Припоминает ту дорогу,
Что в Божье Царствие вела.

Уже добра ростки живые
Лёд пробивают там и тут,
И поднимается Россия,
Соборы из руин встают.

И в Омске вновь встаёт Успенский,
Тот самый взорванный собор,
Хоть был ему в период зверский
Подписан смертный приговор.

Взорвали стены, но фундамент
Остался и предстал сейчас,
На прочность выдержав экзамен,
Как русский дух и память в нас.

Фундамент есть, и будут стены,
Святая Русь воспрянет вновь,
Грядут благие перемены,
Надежда, вера и любовь!

Как добрый знак был найден камень,
Массивный камень закладной,
Который поместил в фундамент
Когда-то Николай Второй.

А значит, будет возрожденье,
Ведь там, на небесах сейчас,
О нашем просит он прощеньи,
И молит Господа за нас.



С ним вся семья его святая
В молитвах только лишь о том,
Чтоб жил, в грядущее шагая,
Наш отчий дом, российский дом.

Грех общий был искуплен ими,
Погибла царская семья,
Чтобы заблудшая Россия,
Вернулась на круги своя.

Не соблазняемая тьмою,
Шла дальше лишь своим путём,
С любовью будущее строя,
С надеждой, верой и Царём!