Начало Главы Первой

"Солнечным вечером, в 20 утра,
мать за навозом послала -
избу нечем топить.
Вышел на крылечко,
мороз за письку - хвать!
Стал в штанах шарфом я
письку растирать;
и мать, завидев это, грозится мне в окно,
а мне от растиранья
больно и смешно.

Вот иду по лесу,
вот иду по полю,
- Русская Зима!
Как ты охуенна,
просто невзъебенна,
Русская Зима!

Вот на дровнях Ваня
обновляет путь;
вот старуха Маня
плетётся как-нибудь;
вот охотник Слава
наёбался опять;
вот ****унья Клава
села в снег посрать.

Я, мой друг, не Гегель,
и, тем боль, не Шлейхер,
даже, ****ь, не Шиллер
и не Адам Смит.
Я, ****ь, сельский житель
В пятом поколеньи,
и скажу от сердца,
вот, как на духу -
как же заебали
сучьи ****оболы,
что в Кремле засели,
словно на хую.
Я там был и видел:
их оттоль не выпнешь,
хоть говном размажься
по стенАм столичным -
им всё поебать.

Но к чему сказал я?
*** меня, ****ь, знает...
все ж так говорят...

А шёл я за навозом
Для растопки избы
в сраный сельсовет,
что лежит за морем,
что за окияном,
в тридесятом царстве,
в жопе мира.
Вот".

- Продолжал он говорить
за бутылочкой водаса.
Мы тогда...
Что?..
Ах, ну да,
я уж было и забыл,
что тебе, читатель мудрый,
не представил - вот дурак! -
своего героя Гришку.
Ну, знакомься, вот мой друг.
Гришка. Гришка Лисапедов,
рас****яй и долбоёб,
алкоголик, отморозок,
наркоман, мудак, ***ло,
аморал и недоносок,
гопник и быкан бывалый,
словом, очень славный малый.

Помню, как-то я бухал
за чертою городскою,
на задворках, у параш,
с кем, когда, зачем - не помню.
В общем, дело-то о том,
что проснулся полуголый,
без мобилы, без бабла,
в куче плесневого хлама,
похмелюга так ебла,
что дышать не мог,
и -
*****! -
НИКОГО!
Куда съебали?
Охуеть! Чё за ***ня?
Обобрали, наебали,
да и бросили меня.

В общем, долго я лежал,
грыз колбасные ошмётки,
под себя
срал и писал...
Вдруг - как гром
голос чей-то надо мной:
"Эй, братишка, ты живой?"
Я молчал - врать не хотелось,
незнакомец закурил,
подошёл, толкнул ботинком,
плюнул в сторону, поржал,
отошёл, рыгнул, поссал,
закурил опять, вернулся
и промолвил: "Ну ****ец".

Вдруг закашлял я, а он
с криком "эблячёзанахуй!"
подскочил и ****улся,
сигаретой поперхнулся,
ну а я глаза открыл.

Мой спаситель, Лисапедов,
жил в деревне, драл овец,
пил по бочке сэма в сутки,
****ил рожь, металлолом,
грабли чудно мастерил,
вилы, тяпки и лопаты -
делал всё и всё ****ато.

Огород пахал, косил,
рыбу в озере удил,
лес рубил, дрова колол,
трактор каждый день чинил,
хряков на супец валил
и доярок местных трахал.

В клуб ходил на дискотэки,
городским давал ****ы,
иногда и деревенским,
и знакомым, и друзьям,
иногда был пизжен сам.

Я решил, друзья, остаться
пару суток у него,
и остался на неделю,
на два месяца, на год,
как-то раз уже собрался
****овать домой, а он,
откупоривая водку,
поднял тост:
"Ну, за отъезд!"

Мы обычно с ним ****ели
После стопочки восьмой
о высоком, об искусстве,
философии и чувствах,
и о том, что всё достало,
и о "Доме-два", бывало.

В его кухне, за столом,
я сидел на чемоданах,
нос чесал да улыбался
и раскуривал косяк.
Гришка встал, ушёл, вернулся,
за окошко вдруг сморкнулся,
дунул, выпил, закусил,
по щеке слезу пустил,
кулаком об стол шарахнул,
дунул снова, охнул, ахнул,
и, закашлявшись, вскочил,
снова сел и мне вручил
новый батл, уже литровый,
водки не совсем ***вой.

Я косяк уж докурил,
сигаретой догонялся;
водку взял, открыл, налил,
и за стопку было взялся...
Гришка тут: "По полной лей!" -
и смахнул с стола закуску.
Я добавил до краёв...
ну и, значит, мы въебали.

Пили, дули, жрали фен,
Ели редьку, горький хрен,
околёсную мололи,
***ту и чушь пороли,
ну и, ближе к полуночи,
Гришку вдруг как осенило -
начал связно говорить.
Рассказал о том, что было
с ним от самого рожденья
и до этих самых пор.
Вся судьба как на ладони,
скор и ладен Гришкин сказ.
Я тебе, читатель мудрый,
без обмана, без прикрас,
не при****нув для эффекту
ни единой запятой,
передам хитросплетенья
сей исторьи непростой.

<...>