Миледи-6. Затворнице грозят судом и казнью. Фраг

     (предыдущий фрагмент главы: http://www.stihi.ru/2010/04/16/8783)

...Миледи, как бы вдруг в изнеможенье
сползая на пол, выдавила стон:
«Он понял, он всё знает! Неужели
теперь всё перескажет  лОрду  он?!

О, Боже, я погибла! Я погибла»!..
Аскет напрягся, стал вновь молчалив.
«Похоже, он колеблется. Вот быдло!
Уж лучше б был он дерзок и шкодлив!

Естественна ли я как лицедейка?
О, Господи, ну, право, помоги»! –
подумала досадливо злодейка,
и тут они услышали шаги.

Опомнившийся Джон рванулся к двери.
Миледи прошептала в тишине:
«Надеюсь, что у нас всё на доверье?
Не скАжите   барОну   обо мне?!».

Всей трогательной нежности, доступной
таланту обольстительницы, враз
хватило б на всю стражу, без прикрас,
но Джон – особый случай, сплошь абсурдный.

Своей точёной мраморной рукой
она коснулась губ мужчины жестом
отчаянья. Джон с мягким, но протестом
от дамы отстранился –  трУс  такой!

– О, как я беззащитна и ранима!
   Но верю в вас – нет худа без добра!..
Лорд Винтер прошагал на сей раз мимо.
Джон выдохнул и вытер пот со лба.

По противоположному маршруту
от Винтера, ушёл Джон, чуть дыша,
и вслед она подумала, как круто
сама едва не села на ежа:

«Коль всё же меня  выдаст  пуританин
хозяину – мой план погиб вчерне!
Лорд далеко не так сентиментален,
как Джон, по отношению ко мне. –

лицо красотки исказила злоба,
и судорожно сжались кулаки. –
Порвать бы их обоих на клоки!
Меня они уже достали оба!

Лорд твёрдо знает, что себе самой
плохого я не сделаю и смело
при Джоне передаст мне нож стальной,
и Фельтон всё поймёт – пропало дело»!
                *                *                *
– ...Кому открыться? Только  вАм  дано
   понять мою страдающую душу.
   Мне кажется, о чём сказать не трушу,
   что я уже  вас знаю так давно,

   что вам могу открыться в сокровенном.
   Последствия  лишь будут каковы?
– Конечно же откройтесь! Вы на верном
    пути – я в нетерпенье, как и вы!

   Доверие ко мне  я лишь упрочу.
   Кому же тут понять вас, как не мне!
    Не спите, я  приду к вам этой ночью.
– Да-да, не  оставАйтесь  в стороне!

А вечером лорд Винтер прибыл с важным
и грозным заявленьем: – Справедливость
   моя или судебная, неважно,
   вот-вот восторжествует. Торопливость

  моя вполне уместна и понятна.
  Учитывая вашу криминальность,
  мне чикаться тут с вами неприятно.
  Я, подключив свою же гениальность,

  смог подобрать вам меру наказанья.
  У вас бесчеловечная ментальность
  и злые к окруженью притязанья,
  мне ж – чужды чувство злобы и скандальность.

  Чтоб душу не изгадить прегрешеньем,
  вас сбагривая нашим правоведам,
  я прибыл с гениальнейшим решеньем
  свезти вас к троглодитам-людоедам.

  Они там на своём архипелаге,
  уж обглодав какого-нибудь Кука,
  вновь нынче  голодАют,  бедолаги.
  Без белых женщин жизнь – сплошная скука,

  вот вы и  развлечЁте  их взаимно…
  Я, ради вас, судебный  блАнк  заначил…
  Вас как туда мы впишем: анонимно?
  Под девичьей фамилией?  Иначе

  наш прокурор раскусит вас на брачных
  сверхтяжких преступленьях.  Несуразно
  для вас наступит вмиг  период мрачных
  дней ожиданья  лютой смертной казни.

  Вы что,  совсем не рады троглодитам!?
  Тогда должны, на зависть эрудитам,
  вы  сАми  географией блеснуть,
  чтоб к месту новой жизни выбрать путь.

  Пять  шИллингов  вам в день – на проживанье,
  не  потому, что в  скУпости  мы рьяны.
  Быть щедрыми нельзя, во избежание
  намеренного подкупа охраны.

  Не все же, как воспитанник мой Джон,
  бывают и честны, и неподкупны,
  верны присяге, трезвы, не распутны
  и никого не любят, кроме жён.

   Заранее играть не будем в прятки…
– Ах, ваше словоблудие – опять
   напраслина сплошная и нападки!
          Кто дал вам право  чЕсть  мою трепать!?

           Как вообще меня вы утомили!
– А вы смакуйте каждый разговор!
  Разделят скоро нас  не просто мили,
  а  тЫсячи  тех милей. Приговор!

  Давайте-ка подумаем мы вместе,
   под чьим же тут  вАс  именем  вписать.
– Вы просто издеваетесь из мести!
Уж вам ли имя  Винтеров  не знать!?

– Мы  тоже  ведь не веники тут вяжем –
  владеем информацией любой!
  Вы, леди – двоемужница со стажем
  и вздёрнут вас за половой разбой!

  Семейная история – сугубо
  закрытый от огласки матерьял,
   но чувство мести я не потерял…
– На что вы  намекАете  столь грубо?!

– Под именем преступной де Ла Фер
  я, пусть и  запятнаю  память брата,
  вас выдам – правосудье будет радо
   казнить за двоемужье, например.

– О, нет! Вы не  посмЕете,  надеюсь!
  Как это подло! Это всё – подлог!
  Оставьте меня  здЕсь – куда я денусь!?
   Надзор ваш тут  ужЕ  предельно строг!

– Из уваженья к роду белобрысых,
  во избежание грозного суда,
  я заношу вас  в арестантский список
  под именем Шарлотты Баксон, да.

  Настаивать не  бУдете на  тОм вы,
  чтоб я   графиней Винтер   вас вписал?
  Такой, как вы, бессовестной оторвы
  не видел ни один наш эмиссар

  в каких-либо колониях, но знайте,
  по этому эдикту  вас казнят,
  коль вздумается вам уйти некстати
  от дома за три мили. Строг, но свят

  казённый приговор.  Уж выбирайте
  от Лондона  подАльше  островок!
  Во всём, увы, тюремном аппарате
  едва ли где нашёлся бы острог,

  где б вы не наложили свои чары
  на местных караульщиков мужчин.
  Ну, что же вы, сестрица, замолчали?
  О Фельтона  разбИлся  ваш почин?

   Что ж вы не пререкаетесь – раскисли?
   Куда ж девался  праведный ваш пыл?..
Сестрица трепетала вся от мысли,
что в силу приговор уже вступил,

и если не сейчас, то завтра утром
её отправят к чёрту… кораблём,
быть может, на судёнышке столь утлом,
что и двойным,  полУторным  узлом

корыту ограничат скорость в море!
Уж ей местечко в трюме отведут
не то что не в каюте, а в каморе!
За долгий путь  съЕшь с коком  сОли пуд,

ведь подружиться выгодно лишь с коком,
чтоб, обезумев, вдруг не сгрызть во сне
от голода свой  пАлец  ненароком
и чтобы не присох  пупОк  к спине.

Выходит, это – крах её надеждам!?
По воле расторопного суда,
тот малый шанс, что был ей тут  допрЕжь дан,
сейчас она хоронит навсегда.

Потом она, конечно, отовсюду
сбежать  сумЕет,  охмурив народ,
но сколько  лЕт  до этого пройдёт!?
К какому попадёт ещё и люду!?

Она начнёт стремительно стареть,
и кожа лика станет, как папирус.
От нежных черт  остАнется ль  хоть треть?!
И вдруг… лицо миледи осветилось.

О, радость!  Где ж тут подпись и печать!?
Их нет под приговором и в помине!
Ключами  лишь от карцера бренчать
горазд барон, её  пугАя  ныне.

        (продолжение следует)