по-бедное

Бежать вперед, навстречу смерти! Пот в глаза.
Какая там по счету высота? Седьмая, да?
Седьмое небо! Мы выше пелены дождя…
Одни кричат – УРА! Другие с именем вождя:
Заставили нас на! Точней… За Сталина!
Но дверца в рай свинцом запаяна.
Болею страхом высоты, покрытой дотами,
а пчелы-мины кромсают землю сотами,
секут осколками и разрывают души.
Земельке – кровь, молитву - богу в уши,
и только кесарю отдать уж нечего -
полбатальона - в месиво.

Но он, усатый, взял меня увечного,
отстраивать то доброе и вечное,
и выдал в коммуналке комнатенку,
чтоб я женился и завел мальчонку,
растил его для будущей войны,
газетами гадал какие нынче сны
тревожат крейсер наш Аврору…
И провожал ребенка в школу.
На день победы одевал пилотку,
хлебал сто грамм и ел селедку,
шепча как мантру списки мертвых,
а летом слушал писки слетков,
ютящихся в гнезде, что под окном,
и собирался в черный окоем
порядком надоевшей штольни.
Хотя… а что мне?!
Там тонны подаются на-гора
под пламенных речей «Ура!» -
очередное соц.соревнование,
пока не треснуло то здание,
что называлось могучим СССР.
И мир из красного стал сер.
Я пережил, казалось, не одну эпоху,
но это оказалось по ***
тому, кто пенсию мне не носил.
Я схоронил жену. Ей не хватило сил.
Потом и сына в рубке девяностых,
тупых, но словно бритва острых.

Жду у окна, чтоб появились слетки,
откашливаю уголь в легких,
несчастный, как старик у моря.
Был фронтовик, а стал старик-умора.

На день победы достаю пилотку
и до чертей хренячу водку.
За всех кто голову сложил,
чтоб я, дурак, свое отжил.