Художник

                Художник

1.
Под  иволги   сплошные   переливы
Листал  художник, сидя  у  сарая,
Альбом  с  изображением  оливы.
Оливки, словно  маленькие  сливы
У  ног  его  на  блюдечке  лежали.

И  смоляные  локоны  и  кудри
Лицо   из  алебастра   обрамляли.
И нос  его  пыльцою  был  напудрен.
И  лоб  высок. И  образ  целомудрен.
И  губы  что-то  странное  шептали.

Холсты  сушились   тут  же  у  деревьев.
На  них  рубин  сливался   с  бирюзою:
Птиц  перелётных  шумное  кочевье
И  замок  в  освещении  вечернем,
И  чей-то  глаз,  наполненный   слезою.

Ладонь  его, испачканная  охрой,
Скользила  по  малиновой  подушке.
И  весь  он  был  какой-то  одинокий
Из  жизни  запредельной  и  высокой,
Живой, неуловимый, прямодушный.

Закрыв  альбом, он  снял   свою  жилетку,
Похожую  скорее  на  тряпицу,
Рукою  выразительною  метко
Швырнул  в  окно,  как  будто  бросил  в  клетку
Большую  разлохмаченную  птицу.

Потом  из  блюдца  высыпал   оливки
Себе  в  ладонь  и, встав  спиной  к  сараю,
Рассматривал  мелькающие  блики.
И  глаз  белки, похожие  на  сливки,
Среди  теней  сияли  и   сверкали.

2.
Ходил  и  ел  средь  зарослей   высоких
Задумчивый  и  ангельски  печальный.
Шиповник   неприступный  и  жестокий
Колол  его. И  ясень  одинокий
Ласкал  его  крылами-семенами.

Но  ничего  вокруг  не  замечая,
Сей  юный  житель  дачного  посёлка
Расстроенный, без  утреннего  чая,
Был  в  этом  месте  вовсе  не  случайно.
Он   ждал  её – противную  девчонку.

Она  не  шла. И, может  быть, не  знала,
Что  он  порвал  недавно   свой  набросок,
Но  никуда  она  не  исчезала.
Жила  везде  и  думать  не  давала.
И  был  он  перед  нею  как  подросток.

Но  вот  сухие  листья  захрустели.
Она  пришла. Опущены  ресницы.
И  иволги  сильнее  засвистели.
И  страх  засел  в  её  тщедушном  теле.
Она  в  глаза  взглянуть  ему  боится.

Он  рассмотрел  и  нос  и  конопушки.
Ресницы  рыжеватые   и  брови.
И  щёки. И  малюсенькие  ушки.
Заколку  с  позолотой   на   макушке.
И  взял  её  лицо  в  свои  ладони.

Поцеловал   в  искусанные  губы.
Она  его  руками  обхватила.
Поплыли  вдаль  домов пустые  срубы…
Но  с  криками: «Какой  ты  грубый, грубый!»
Вдруг  вздрогнула, рванулась  что  есть  силы.

Бежал  за  ней, цепляясь  за  колючки,
Но  радостное  сердце  трепетало:
Она  же  его   любит, эта  злючка.
Пусть   ею  будет  намертво  замучен
Пусть  дальше   бьёт  и  ранит   чем  попало.

3.
Студенты  шли  по  парковым   дорожкам
И  выбирали  место  для  работы.
Пожухлый  лист. Ободранная  кошка.
Под  тополем   скамья-сороконожка,
Как  будто  ждёт, печальная,  кого-то.

Среди   толпы  студентов  и  студенток
Он  сразу  своим  видом  выделялся.
Чужим  казался  с  первого  момента.
Но  речь  его  без  всякого  акцента
Сбивала  с  толку   даже  иностранца.

Огромные  глаза  смотрели   в  душу.
И  белый   лоб  под  чёрными  кудрями
Как  будто   был  мечтами  перегружен.
Как  Ихтиандр, страдающий  на  суше,
Он  шевелил  прозрачными   ноздрями.

Но  нет, студент  по  паспорту  был  русским.
Какие  крови  в  нём   перемешались?
Он  сам  не  знал… Вдруг  дама  в  юбке  узкой
Заговорила  с  ним. Ей  было  грустно.
Его  набросок  вызвал  в  даме  жалость:

Под  тополем  скамья-сороконожка,
У  тополя  осины  и   рябины.
А  на  скамье ободранная  кошка
Калачиком  свернулась. И  немножко 
Чего-то  не  хватает  для  картины.

Студент  взглянул  на  даму   исподлобья.
И  сердце  у неё  перевернулось.
А  он  не  знал.  Он  думал  о  надгробьях.
Печально  морщил  лоб  и  хмурил  брови.
И   вдаль  смотрел, слегка  от  света  щурясь.

А  дама  никуда  не  уходила.
Холодными  прозрачными  глазами.
За  кистью  и   за  пальцами   следила.
И  что-то  неземное  находила
В  лице,  так  чем-то  схожем   с  образами.
 
Вся   жизнь  её, не  знавшая  искусства,
Вдруг  оживала  прямо  на  холстине.
И  кисть  рябины   маленькою  люстрой
Светила   в  душу. Всё  в  ней  было  пусто.
Она  была той  кошкой   на  картине!

И  содрогнувшись, сгорбившись, и  пряча
Свои  глаза, подёрнутые   влагой.
Она  решила: «Вот  моя  задача.
Он  будет  мой. Всё  так. И  не  иначе.
Всё  сделает  обычная   бумага».

4.
И  полетели  письма  словно  птицы.
Но  образы, продуманные  тонко,
Не  трогали   ничем. Он  рвал  страницы.
И  просто  не  читал  те  небылицы.
В  глазах  стояла  рыжая  девчонка.

Её  смешные  пёстрые   веснушки.
Глаза  серо-зелёные    и  губы.
Её  неостороумные   подружки.
Заколка  с  позолотой  на  макушке.
И  крик  её: «Какой  ты  грубый, грубый!»

Она  осталась  в  крошечном  посёлке.
Он  не   догнал  её, как  ни пытался.
И  всё  стоит  в  глазах  смешная  чёлка.
Наивная  и  глупая  девчонка.
Он  всей  душою  в  лето  это  рвался.

Но  осень  охладила  его  сердце,
Покорное  этюдам  и  конспектам.
Хотелось  к  жизни  новой  приглядеться.
И  никуда  от  этого не   деться –
Подался   он  в  несчастные   поэты.

К  нему  на  сайт  как  бабочки  на  свечку
Слетались  все  как  психи-одиночки.
И  дамочку, то  бедную  овечку,
Он  приручил. Она  жила  беспечно.
А  он  кропал  измученные  строчки.

Зима  пришла. И  ночью  новогодней
Она  опять прислала  своё  имя.
И  не  хотела  чем-нибудь   дополнить
Своё  посланье, полное  любовью,
Одни  лишь  буквы  крупные: «ПОЛИНА».

Он  вспомнил  эту  самую  блондинку,
Похожую  на  брошенную  кошку,
Потоки  писем  пачками  и  снимки,
Где  эта  дама  с  таксою  в  обнимку,
Скамейку, парк  и   узкие  дорожки.

Блеснула  мысль: «А  может   всё  непросто?
И  не  случайно  кошка  со  скамейки 
Вошла  в  его  заброшенный  набросок?
И  эта  дама  с  голосом  жалейки,
В  нём  разбудила  бури  отголосок?

Он  обомлел, той  мыслью  потрясённый.
И  в  ней  увидел  рыжую  девчонку,
Нечастную   дикарку  и   тихоню,
Оставленную  кем-то  отрешённо.
И  он  узнал  обветренную  чёлку.

А  дальше  было  чистое  безумье.
Позвал  её   к  себе  по  Интернету.
Чужая   жизнь  ворвалась, словно  зуммер.
Объятья. Страсть  с  оскоминой  изюма
Пронзила  и  убила  в  нём  поэта.

5.
Потом  помчались  годы  как  столетья.
Он  охладел  к  поэзии  и  к  краскам.
Теперь, как  лучший  график  в  Интернете,
Забывший  всё   прекрасное  на  свете,
Он  ненавидел  выдумку  и  сказку.

Его  жена  владела  его  сердцем.
О, как  она, безумная,  любила!
И  им  во  всём  всегда  руководила.
Коварная  и  скользкая   как  мыло.
Но  не  смогла  с  ним  рядом  отогреться.

И  всё  бы  шло  намеченной  прямою,
Когда  бы  ни   одна  его   ошибка.
Попутал  сайт. И  встретился   с  любовью,
С  чужою  покалеченной  судьбою.
Попутал  сайт. И   взвыла  в  сердце  скрипка.

Какой-то  дед  писал  воспоминанья
О   днях  любви  и  юности  беспечной
И  девушку  с  прекрасными   очами
Тот  дед  искал  в  тревоге  и  печали.
Но  жизнь, увы, на  свете  сём  не  вечна.

И  он  опять  вернулся  к  своим  краскам,
К  пейзажам, натюрмортам, зарисовкам,
И  девушку, похожую  на  сказку,
С  глазами, переполненными   лаской,
Вдруг  написал  почти  без  остановки.

Жена  не  удивилась. Промолчала.
Она  смотрела  взглядом  властелина.
Он  был  её. И  ни  одна  случайность
Не  сможет  всё  вернуть  опять  к  началу
В  совсем  другую  жуткую  картину.

Она  забыла  брошенную  кошку.
И  тополь, и  печальную  рябину,
Усыпанную  листьями  дорожку,
Под  тополем – скамью-сороконожку
И  юношу  с  кудрями  смоляными.

А  он,  едва   дождавшийся   июня,
Поехал  на  заброшенную  дачу.
И  в  зарослях, где  брёл  когда-то  юным,
Где  путались  от  страсти  сны  и  думы,
Не  мало  был  впервые   озадачен.

Его  сарай  был  выбелен  и  вымыт.
А  на   столе  с   потрёпанной   скатёркой –
Альбом  с  изображением  оливы.
Оливки,  словно  маленькие  сливы,
Лежали  на  развёрнутой  обёртке.

А  в  комнате  стояла  и  молилась
Та  девушка, похожая  на  сказку.
Но  нет, она живая, не  приснилась.
И  вся  от  светлой  радости   светилась
С  глазами, переполненными  лаской.

Он  рассмотрел  и  нос, и  конопушки,
Ресницы  рыжеватые  и  брови,
И  щёки, и  малюсенькие  ушки,
Заколку  с  позолотой  на  макушке
И  взял  её  лицо  в  свои   ладони.

                27.08.06 г.