Встреча с претендентом. Страница Юлии116

(2000 год)

  И тут - очередное чудо.
 Неисповедимые повороты и закоулки ЦДЛ выводят меня к большой полуоткрытой двери. За которой вижу у длинного стола явно элитную тусовку во главе с нынешним вождём оппозиции и, судя по рейтингам, - без пяти минут президентом.
 С самим Геннадием Андреевичем Зюгановым.

“Вот ему и вручу, - мелькает безумная мысль, - В собственные руки. Сейчас или никогда”.

  Останавливаюсь у входа, жду.
 Какие-то у них там неотложные дела, прерываемые похохатыванием, стрекотом видеокамер, щёлканьем фотоаппаратуры. И даже, вроде бы, звоном бокалов.
 Проходит минута, другая...
 Больше всего хочется пробкой выскочить на свежий воздух, если можно так назвать атмосферу на углу Садового и Большой Никитской с вечными автомобильными заторами.
 Но нельзя – само Проведение привело меня к этой судьбоносной двери.
 Только бы не хлопнуться в обморок.
 Надо ещё глотнуть валокординчику.

  За моими безуспешными попытками нашарить пузырёк в раздутом чреве сумки, - всё равно что во чреве кита, проглотившего Иону, с интересом следит охранник.
 Молодой симпатичный качок с необъятной грудью.
 То ли “макарова” под курткой прячет, то ли мышцы и впрямь такие...

- Скажите, это надолго? – опережаю я вопрос.

- А вам, собственно, что надо?

- С Геннадием Андреевичем переговорить.

- А здесь у вас что? – тянется он к сумке.

- Бомба! – огрызаюсь я, выдирая из неё фолианты.
 Что-то падает, катится по полу.
 Так и есть, валокордин.
  Шарю по полу и, наконец, нащупываю злополучный пузырёк.
Охранник принюхивается. Моё поведение ему явно не нравится.

- Книжку свою хочу подарить Геннадию Андреевичу, - улыбаюсь я, жадно слизывая с пробки валокординовые капли и вручая ему том.
  Качок открывает и не отходя от кассы начинает читать.
 Предисловие, затем первую страницу.
Очень внимательно.
 Затем начинает выборочно листать. Неожиданная цензура.
 В коридоре темно – что он там различает?
 Однако, содержимое ему, видимо, нравится.
 Возвращает он мне первый том уже совсем по-дружески, берёт второй.

- Да, интересно... Он там сейчас с ...(фамилию я не разобрала) занят.
 Как подам знак – сразу входИте.

  Жду ещё несколько минут.
 Наконец, охранник проталкивает меня в дверь.
  Неужто свершилось?
 Впервые говорю с человеком такого ранга и полёта.
 Будто не я, а какая-то другая полоумная тётка в фиолетовом платье-свитере, чёрных армейских ботинках, с кондукторской сумкой через плечо прорвалась к будущему президенту и докладывает:
 - Вот, мол, издала двухтомник. Считаю свой скромный труд в текущий момент идеологически необходимым для оппозиции.
 И хочу вручить его лидеру на предмет этого самого “Что делать?”...

  Солидные мои кирпичи в солидной синей обложке с золотыми буквами приводят потенциального главу государства в неподдельный, а может, и “на публику” восторг.
 Он обнимает меня за плечи и говорит, что это потрясающе и замечательно.
 Щёлкают фотоаппараты, жужжат камеры.

- Она нам уже послала в Думу экземпляр, - сообщает Поздняков, - Мы не успели вам передать.

- Нет-нет, пусть лично надпишет, сейчас же, - лучезарно улыбается Геннадий Андреевич. И велит подарить мне свою фирменную авторучку – тоже синюю, с золотыми искорками и факсимильной росписью.
 В ответ ставлю свою опять же “фирменную” дарственную: “Их тьма, но нас – свет” - слова Павки Кольчугина из романа.
 Вождь улыбается, благодарит, и все вокруг улыбаются.

 Спрашивают, нет ли ещё экземплярчика, или где можно купить. А потом процессия торжественно отбывает на сцену.
 Слышу из зала гром аплодисментов, но сил ни на что больше нет – поскорей бы добраться до электрички.
 Неужто свершилось – может, хоть пролистает...
 Ну не лично сам - кому-то из шестёрок даст ознакомиться.

 Всё же новая положительная программа, о которой все талдычат, - на дороге не валяется...
Конкретные шаги перед выборами, легко и быстро осуществимые...
 При каждой первичке оперативно организовать пункты Изании – конкретной взаимопомощи.   
  Мобилизовать резервы, силы, таланты...
  Расшевелить безмолвствующий спивающийся “электорат”. Заставить его вновь поверить в себя и лидеров, остановив социальную и духовную катастрофу.
  Которая к “свободе” имеет такое же отношение, как “свободное падение”...

   Ох уж эта моя песня про белого бычка!

  Дома, едва успев отпереть дверь, отправляюсь выгуливать Джина, который целый день просидел взаперти.
 Затем наливаю ему похлёбки, себе щей и включаю ящик.
  В новостях как раз передают репортаж о встрече в ЦДЛ оппозиционного вождя с избирателями.
 Во втором отделении – концерт.
  Жанна читает монолог Катерины из “Грозы”:
 - Почему люди не летают так, как птицы?.

 Корреспондент комментирует, что когда-то этот монолог читала юная героиня Болотовой в фильме “Дом, в котором я живу”.
 Вот, мол, уже немолодая актриса спустя сорок лет снова о том же безответно вопрошает.

  А, в самом деле, почему они не летают?
  Чому я не сокил?

  Ну ладно, прежние идеологи не ладили с небом. Но вот, принесли этим, вроде бы “продвинутым”, проект “с крылышками”...А они, “упёртые атеисты”, (именно “упёртые”, а не “убеждённые” - по принципу “не знаю и знать не хочу”) – отмахиваются и снова вопрошают, заламывая руки:
  - Почему не летают?

  Да летают они, дорогие товарищи!
  И при комиссарах летали, “преодолевали пространство и простор” и “сказку делали былью”, сами о том не ведая.
  Чистым жертвенным полётом души, ведущим в бессмертие.
 И не о социальных правах да моральных кодексах надо с народом толковать перед выборами, а об этих самых таинственно-глубинных “крыльях”. Возносящих “мыслящий тростник” к великим свершениям и высотам.

  Но... У попа была собака.

(продолжение следует)...

Начало мемуаров - в сборнике прозаических миниатюр "Страницы Юлии 1"