Глава 4

- Погоди, - сказал я – ты пересказываешь собственный опыт или сюжет новой книги Чака Поланика? Правильно ли я понял твои путанные размышления: ты считаешь, что некие силы, скрытые в обществе, с помощью постоянного «искушения опасностью» намеренно снижают наш уровень самозащиты, чтобы подтолкнуть цивилизацию к самоубийству? Все это слишком расплывчато…
- Да нет, не совсем так, – ответил Марсель, чуть задумавшись – представь себе: живешь ты спокойной жизнью, ты какой-нибудь менеджер среднего звена и никакого другого спорта, кроме грызни на карьерной лестнице ты не знаешь. У тебя есть квартира, автомобиль, жена, дети, счет в банке на энную сумму. И каждый вечер, когда ты сбегаешь из этого болота в сауну с девочками или на пиво с коллегами, ты ощущаешь, что время проходит мимо, и вся твоя жизнь давно прожита и записана, ты даже видишь свою смерть, вот она, там, за двадцатью-тридцатью годами такого же расписанного по часам существования. Ты знаешь все, что будет происходить в течение этого времени, детально, посекундно, в соответствии с графиком, поэтому и смерть свою, стоящую в конце пути ты видишь ясно и четко. И ты решаешь: черт возьми, если мне и так суждено сдохнуть, почему бы не попробовать что-нибудь особенное напоследок? А дальше – выбираешь на свой вкус: либо покупаешь «кокс», либо идешь в гей-клуб, либо достаешь вот такую хрень – он показал глазами на револьвер на полке за спиной бармена – и открываешь сезон охоты на таких же менеджеров. Да только есть одна особенность: ярче всего будет только тот первый, самый первый миг, когда ты погрузился в запретное действие, а потом – сколько ни повторяй, в тебе не будет этой новизны и чистоты первого опыта. И ты изобретаешь и пробуешь все новые и новые, все более порочные и безумные способы возбудить в себе этого червячка по имени жизнь, чтобы он зашевелился и начал грызть плод познания добра и зла…
  Из бокового помещения, над которым висела неоновая вывеска «VIP ROOM», вытирая руки вышел брат Сани и, по совместительству, его напарник Володя, зашел за барную стойку, и крикнул раздраженно:
- Саня, если эта fuckin' крышка от унитаза еще раз упадет мне на спину, пока я буду сидеть – ей-богу, оторву к чертям и запущу в окно! И пора прочистить вентиляцию! Какая-то сволочь снова наблевала в писсуар. Вонь невыносимая!
- А я-то что? – отвечал Саня – у нас по этой части – Славик, ему и звони.
  Они захихикали и принялись обслуживать посетителей. Володя нажал на «ченджер» и сменил диск, грянул электронный бит с жесткими техно-всплесками: расширение музыкального репертуара - еще одна дань кризису, которая должна была привлечь в бар больше клиентов. Воздух, насыщенный струйками табачного дыма, запульсировал в груди.
- Ты что-нибудь слышал о «вампирах света»? – спросил я у Марселя.
- Что?...
- Я говорю: «ты что-нибудь слышал о вампирах света»?
- Что?.. я ни хрена не слышу! Саня, сделай потише!
- Сам сделай! – добродушно огрызнулся Володя – не видишь – он занят. Или перейдите в нижний зал – там потише будет!
- Блин! Так что ты сказал? – Марсель придвинулся ближе.
- Вампиры света!
- Света – вампир? А, да-да, она еще тот вампир! – не понял Марсель – вон, гляди! – он ткнул пальцем за спину - Сидит, ухмыляется! Устроила здесь «динамо», никто мимо не пройдет! Прикинь, пыталась и ко мне подкатывать, а я был пьяный, хорошо - Леша сказал, что ей только шестнадцать!
   Я оглянулся. За угловым, длинным столиком на ярко-красном кожаном диване сидела толпа малолеток, среди них выделялась яркая, худенькая брюнетка в черном, тоненьком, обтягивающем свитерке. У нее были огромные, голодные глаза. Брови- стрелки вразлет на скуластом лице, она заметила мой взгляд и улыбнулась одними губами, хотя ее тискал в эту минуту какой-то мальчишка. Влажные губы ее были ярко накрашены, верхняя губа была порочно приподнята, словно тянулась к маленькому, курносому носику. Свежесть ее смуглой кожи говорила о юности, но в руке она держала наполненную доверху стопку, из которой при каждом движении выплескивались капельки водки.
   Я отвернулся и махнул согласно рукой Марселю.
- Ладно! Поговорим в другой раз!
   Но Марсель снова спал, уткнувшись лицом в локоть согнутой руки. В пепельнице дымился окурок, его бокал был пуст.