Похолодание

За окнами похолодание до минус двадцати
и ниже. Замерзает до апреля поцелуй.
Гром двери выше этажом. Не тает эхо.
Так принято в эпоху холодов. Пора идти
отсчитывать обратно номера квартир
до уровня земной горизонтали, снежным мехом
покрытой. Сзади тают на полу
две наши тени, слившись. Мы ушли без тени.
Считаются от ста к нулю ступени
без нас, без голоса, но почему-то вслух.
Прикосновений память собрана в горсти,
а запахи завёрнуты в полу
плаща не по сезону. Понижаемся, дрожа.
Чтобы не дать упасть до сорока
температуре на нечётных этажах,
целуемся, естественно, на чётных.
Ведь чётность нашу малую в глазках
дверных, как в каплях ртути, видно чётко.
Пускай. А что ещё им отражать?
Ступенек больше нет. Готовы ноги для броска
под самым носом у похожего на сонного моржа
консьержа или сторожа. Никак
не отражаются в его заплывших глазках
ни поцелуй, ни наша чётность ног.
Он ангелом стать мог бы, но не смог
собраться с силами и сбросить маску
небдительного цербера. Зима
встречает нас холодной белой краской,
которой у зимы с избытком в закромах.
Похож на закопчённый потолок
небесный свод. Река Нева нема
под ледяной посмертной маской.
Вот и метро. Тебе до «Пролетарской»,
мне до «Лесной».  И в разные дома
разводит нас развязка зимней сказки,
и каждый отрясает день о свой порог.