Женщина, бездельник, старая война

                ПОЭМА  №  2.


Края и ландшафты Русской равнины.

На севере тундра, льды, дно океана,
На юге чужие земли и страны,
Солнце всходит на востоке, как надо те.
А западает за край земли на западе.

Весной и осенью размыты, разбиты
Дороги и направления наши,
Что скользкий кисель или жидкая каша.
Летом после дождей лужи в тине,
И пышная зелень на Русской равнине.

Зима, если что, за всё извиняется.
Всё так, как всегда, ничего не меняется:
Придёт, упадёт снежком-снегом на землю;
Появится лёд и мохнатый иней.
Белым-бело  станет на Русской равнине.

                19…г.
На окраине города утро летнее;
Жизнь наладилась, к празднику готова.
В тихих дворах и домах деревянных,
В году  одна тысяча  девятьсот …
От Рождества Христова.
               
Ворчание дворничихи т. Кати:
Мети, не мети – всё проку не видно.
Наш труд не считают за нужное дело.
Где совесть у жителей? 
Всё мусором сорят.
Собака и та вон грязь обошла,
И на метёном месте присела.

И кто воспитает в людях порядок?
Ругаются, будто собачьими пастями.
Взялись бы уж как-то за доброе чистое,
Пока не случились большие напасти.

Ломать, сквернословить, да мусор сорить…
Будто им дела нету иного.
Словно Мамай здесь с ордою проскочит…
И часа не минет  убирать нужно снова.

Где воспитание в людях,  культура?
Придётся сильней метёлку прижать.
Видимо им не сказали однажды:
Ненужное должно в урне лежать.

Два шага шагнёшь - щербина в асфальте.
Из ямки окурок метла взять не может.
Эх, где мои годы. 
Я, как и они была хороша и намного моложе.

Раньше, в войну всё махорку курили;
После войны  «Приму», да «Шипку».
Теперь дорогие всё и с фильтром…
Богатыми стали, умными шибко!

Да, война покалечила жизнь…
Не долго я своего-то любила.
Похоронка с фронта пришла.
Его  в сорок первом осколком убило.


                …41-й.
На топливном складе кучи угля,
Но ни пылинки не должно пропасть.

На Русской равнине – полгода война;
Хочется выжить и в плен не попасть.

Ведётся пальба по живым мишеням
Из положения «с колена» и «лёжа».
Стрелков же свист пуль самих прижимает к земле.
Многих опасность уже не тревожит.

Всех ждёт атака, и есть предчувствие:
Впереди тяжёлый рукопашный бой.
Понадобятся отвага и ловкость,
И главная победа над страхом и самим собой.

От места лежания, от последнего следа –
Тысячи вёрст  до дома в тылу.
Тысячи верст от родного порога 
До ног лежащих  в смертельном пылу.

В Сибири на топливном складе – тонны угля.
И каждая  должна в печь или топку попасть.

На Русской равнине огонь и железо –
Такая в сорок первом случилась напасть.

Уголёк с лопаты в топку котла должен влететь или в печь.
Строго по назначению, по выписанной квитанции.
А если нет, а если мимо - кладовщица должна на рельсы лечь
На товарной станции.

                19…г.
Улица, дорога, тротуар с пешеходами;
В небе белые широкие линии и синь-вышина.
Там лайнеры международных рейсов.
Внизу провинциальная тишина.
   
Много квартир в изношенном доме;
У каждой – претензии к свету и времени;
Окна чернеют на юг и на север.
Часто жизнь за ними - источник бремени.

Во дворах и за стенами, на обычных территориях,
Каждый день и даже час рождаются  истории.

Зигзагом  натянута бельевая верёвка:
Туда и обратно, туда и обратно.
Белыми линиями перечёркнуто небо
Руками женщины аккуратно.

От дома к сараю потом обратно; 
К  столбу почерневшему,
И снова туда, к забору зелёному,
И, наконец, к зелёному клёну.

В голубом небе – белая линия,
Траекторией лайнера и ветром  растянута.
У земли – бельевая верёвка;
Женской силой она натянута.

В сторонке у дома сидит бездельник,
Он юн, и не заслуживает хулы,
Он выполнил  своё скучное дело;
Теперь у него каникулы.

На солнцепёке -  женщина.
Она занимается стираным бельём.
Между ним и ею пропасть и связь.
Они объединены единым жильём.

Гимн женской беспечности.
Свободная одежда: косынка и халат.
Во дворе допускаются вольности сии.
Под лёгким платьем на пуговицах в петлях 
От шеи до коленей пикантные вакансии.

Женщина беспечна…
Как женщина беспечна!
Фантазии привязываются…
И будут с нами  вечно.

Скрыта местами нехватка
Нижнего ряда прикрытия тела.
Она не надела их, но хотела.
Хотя,  похоже, не очень хотела - жарко.
Первая простыня к верёвке взлетела.

Соседка по дому – свободная женщина;
Она независима, не связана узами.
Такие шокируют  встречный взгляд,
Но соседки часто становятся музами.

Она недавно вновь осталась одна.
Она обходится без очередного мужа.
Она однажды поняла,
Что живёт без мужа и не тужит.

Жить без сожителей оказалось удобней
А было их  две дюжины: последний Колька. 
Она живёт теперь, не ведая горя.
Стоит встать в нужную в позу -
В один миг набегут: женихов вокруг – море.
И раньше знала желающих сколько!
 
Воздух обхватывает руки и ноги
От стоп до коленей, бездельника дразнит:
Лезет всё выше.
Только летом, в жаре и прохладе
Открытое тело всеми порами дышит.

Первый, кобель вдвое был старше.
Следующий, сверстником,
И всегда с пьяной рожей.
Не слушал её; продолжал своё гнуть.
Ни тот, ни другой ей теперь не поможет
Хотя бы верёвку во дворе натянуть.

Она применяла и пряник и кнут:
Терпела, пилила, просила, лечила,
Хитрила, надеялась…
Мужики неизвестно где, – женщина тут.

Последний отъявленным был ревнивцем;
Пустяк считал изменой.
Схватив жену за горло или волосы,
Бил головой о стену.

За что?
Ну, например, за то,  что
С незнакомыми под носом у него «крутила»,
За углом  с кем-нибудь стояла;
Глаза её блестели так, что ревность мужа обуяла.

Потом валился на пол; вымаливал прощение;
Хватал за бледны ноги; целовал колени.
Уверял, что сотня ног с этой парой не сравнится.
Клялся богом, намекал, что потерять её боится.

Клялся в том, что за неё легко умрёт;
Подтверждая страсть, резал кожу на руках;
Пускал, не думая собственную кровь.
Брал гитару, талантливо играл;
Пел куплеты про любовь.
 
«Чёрные глаза, преступно гибкий стан,
Вас тайно полюбил мальчишка-хулиган.
Любовь та получилась под звёздами в ночи.
Ты, кажется, беременна ответили врачи.

Я был тогда неопытным, а ты была права.
Рассыпались за домом соседские дрова.

Я не готов был к этому,
А ты была красива, и предлагала пить.
Вино вскружило голову мне;
Не мог я оторваться, не мог я отступить…»

Она не слушала;
Ждала, когда закончит и отпустит.
Чувств в песне слишком много,
А правды в них негусто,
Когда умолкнет инструмент,
В душе ни отголоска не останется;
Всё также будет пусто.

Закончив свой «шансон»,
Задумчиво смотрел в окно.
И начинал всё снова:
«Все вы кошки - честных нет».

Она не отрицала.
И будто соглашаясь в чём-то,
Покорно головой кивала.
В словах была частица правды.
Да, было.  Было.  И, не раз.
Потому что он дурак!
Конечно, изменяла.
Изменяла. Ещё как!
Поэтому помалкивала.

Боялась, что припомнит
Ещё кого-нибудь.
Их было предостаточно.
А он, вошедши в раж,
Ей тыкал пальцем в грудь.

«Да, Гала, когда я пьяный был
Ты от меня с другим гуляла.
Выход есть из положения.
Надобно к твоей ноге, Галина,
Приладить  камеру слежения.
Камеру, естественно, от голени
Направить на объект слежения, вверх.
Если опыт будет положительным –
Оснастить подобным всех».

Она умело разыграла гнев,-
Воскликнула лишь: «Ах!»
И в мужа полетела «Беломора» пачка.
Потом добавила:
«Ты больной! Тебе лечиться надо.
У тебя же началась белая горячка».

И коленом нежным, гладким и холодным
Своего больного саданула в пах.

«Это же всем курам на смех…
Устроил тут бурю в гранёном стакане.
Как тебе перед людьми не стыдно!
Ты меня ревнуешь: у забора, и в сарае
Ко всему, что хоть немного выпирает.

У тебя же паранойя!
Из-за ревности твоей
Прятаться от всех мужчин должна я,
Или обегать их стороной?»

Изворачивалась как могла,
На слабые стороны умело нажимала.
Быстро подбирала ключи к чувствам.
Но кухоный нож на крайний случай
Под рукой всегда держала.
Дождись, попробуй помощи соседей,
Или когда полиция спасать приедет.

Искромсает всю на части,
Сам порежется,
Или отравится трупным ядом,
Или повесится с мёртвой рядом.

У них война шла каждую неделю.
И всё кончалось коротким пленом.
Муж заточал жену в квартире.
Галина отбивалась, чем могла:
Руками, стулом, веником, коленом.

В пылу борьбы ногой оборонялась,
Порняв колено, попадала - бах.
И приходилось больно и эффектно,
И попадала неизменно в пах.
Или царапалась ногтями, вцепляясь в кожу,
Оставляя кровавые следы на неприятной роже.

Когда же не хватало сил
Отчаянно кричала в оправдание:
«Он только время у меня спросил.
А ты ревнуешь! Он меня не трогал.
Тебе что, жалко?
Он так выпытывал к своей судьбе дорогу.
Клянусь тебе: не обнимал!
Он не обнимал меня рукой.
Тебе что, жалко?  Ты это видел?
Ты ж пьяный под кроватью спал.
Я шлюха?  Сам такой!»

Он же отвечал ей,
Не отрываясь от рюмочки за ужином
И не в бровь, а прямо в глаз,
Но получала она за мужчин заслужено.

Ловкий, жилистый был мужик,
Но злой и неказистый.
Где работал - не известно,
Но одевался  чисто.

Раны от ножей и пуль
Превратились в шрамы.
На спине и на груди
Их прикрыли голубые храмы.

Говорил, что жизнь – копейка.
По причине дешевизны
Она ставилась не раз на карту -
Ни разу на алтарь Отчизны.

Она же хоть и делала своё,
Мужу голову мороча,
Не торопилась расставаться с ним
И прогнать с глаз прочь.

Почему же не гнала?
По вольности считала себя равной?
Из других соображений?

Он ей деньги приносил,
И толкал в карман исправно.

Казалось, так и будет продолжаться;
Он - бить её, кутить; она – гулять.
И, защищаясь, в угол от его рук жаться.
И вечно будет видеть это дом одноэтажный.
Но всё внезапно кончилось однажды.

Он сгинул, мотаясь по кривой дороге:
Такой выбор сделан им и многими.
К таким привыкают, их терпят  люди;
Они при своём уме, и всё ж безголовые, колченогие.

Напоследок кто-то видел этого уродину.
Говорят, бесславно сгинул не в боях за Родину.
О мужике том не слыхать, нет его  в помине.
Будто не было совсем.

Спокойно и сонно на Русской равнине.


                … 41-й.
На топливном складе  работала женщина.
Главной по углю она была.
Устроили молодую кладовщицей,
Чтоб как-то прокормиться могла,
Да слабую грамоту совсем не забыла.

Но бросила всё хозяйство своё.
И убежала  к поезду кладовщица. 
В конце пути уж из последних сил
Пришлось по шпалам ей тащиться.

Эшелон с востока на запад пошёл.
Оркестр закончил играть «Славянку».
Повисла пауза,  в прощании  последняя точка.
Она добежала до перрона, едва живая;
Успела махнуть, своим синим платочком.
 
Там, куда мужики собрались,
Без них кровь льётся, снаряды рвутся;
Рвут других пока в броне и без брони.
Обратно они никогда не вернутся,
Сколько угодно ругай их, брани.

Стояла, смотрела вслед хвостовому вагону;
В минуту вдруг одинокой став,
Как паровоз, пыхтя  чёрным дымом  и паром
На фронт потянул тяжёлый состав.

Смотрела вслед последним колёсам.
За ними рельсы тянутся в даль,
И становятся почему-то уныло уже.
Внезапно нахлынули тоска и отчаяние,
Ужас покрался по спине.
Почувствовала: навсегда рассталась с мужем.

Сотни баб ещё стоят здесь.
Паровозы закоптили половину неба.   
Она осталась с ребёнком;
Одна будет зарабатывать кусок хлеба.

Телогрейка, сапоги на ней,
Юбка мята фиолетова;
Чулки съехали, присели на коленях,
Да разве ей до этого.
 
Короткая биография соседки.
Когда родилась – отец их оставил.
Он, как и многие был воин.
Мать с дочкой остались дожидаться его,
В несладких тылах, пусть и не знающих войн.

В комнате мало пригодной для житья
Зима не убила их лютостью, стужей.
Катерина чем-то кормила дитя,
Затягивая телогрейку поясом туже.

Однажды на угольный склад к ней
Нагрянула строгая ревизия.   
На Русской равнине в тот же час         
Гибла Сибирская дивизия.

                19…г.
Зигзагом натянута бельевая верёвка,
Туда и обратно, туда и обратно.
Прищепками крепится бельё,
Надёжно и аккуратно.

Бездельник, скучая, изучает мир:
Зелень склонила кленовые ветки.
Красный тазик на стуле стоит,
Над ним халатик приятной расцветки.

Женщина ходит по мокрой земле,
Наступая на чёрные камешки, щепки.
След угольной кучи лежит во дворе,
На шее бусами висят прищепки.

Небо ясное, зелень кругом.
Жизнь наладилась, к празднику готова
В году одна тысяча девятьсот …
От Рождества Христова.

Потянулась вверх с полотенцем в руках.
Приятно смотреть в ту сторону,
На то, как солнце на неё льёт.
Стоит на цыпочках она, развешивает бельё.

Бездельник вертит в руках телефон,
Видно, жизнью доволен, игрушкой  гордится,
Но как ни крути, - женщине он не подходит;
В женихи он пока ей не годится.

Может быть, будет когда-то резон...
Скажем так, лет через пять.
Станет вот так же сушить бельё,
И он начнёт к ней липнуть опять.

За внимание глупо ей на него злиться.
Женский ум, сердце, интуиция подсказывают:
Время пройдёт, сосед подрастёт;
Глядишь, он ещё пригодится.

Но это интимно и очень личное.
Разница в возрасте и впрямь неприличная…

«Тебе пятнадцать или шестнадцать лет?
Поэтому сколь не смотри – не получится.
Нет, дорогой, не совращай меня!  Нет!
Продолжай вот также от женщин мучиться».

Ей будет сорок через год.
Я о прекрасной твержу половине.
Косынка, бусы, халат на теле... -
Заманчивый образ на Русской равнине.


                …41-й.
На угольном складе случилась напасть;
Недостачу нащупала ревизия.

На Русской равнине под авиабомбами
Гибнет Сибирская дивизия.
          
«Незнакомая местность Сибири не краше,
И всё-таки небо над Крюковым наше», -
Думал в воронке, глядя на небо и слушая вой
Ещё не убитый рядовой.

Подумал солдат и о деревне,
Что за спиной  двух верстах оказалась.
«Деревня большая. Да вымерла вся.
Почти никого в ней сейчас не осталось.

В крайней избе
Беду дед с внуком пережидают
Им от войны не убежать.
Дед-то хоть пожил, прожил свой век.
Внука вот жалко… -
Думал солдат, но тут же исправился. -
Не мне судьбу старика решать».

Деревни не видно, но она за плечами;
В шаге от передовой.
«Случайный снаряд – и дома не будет», -
Увидав чужой танк, рассчитал рядовой.

«Война хочет крови, требует жертв», -
Бьётся мысль в сознании.
За паузой следуют  восклицания.
И кажется: земля горит.

«Вперёд, взвод! В атаку! Дадим им! Ура!»   
И многих уж ждёт в безвестность дыра.
               
В бою жизнь висит на волоске.
Солдат словно пешка на доске.

Только вперёд!
Команду нужно выполнить бегом.
И пешка не может по-другому.

Вчера победителем из сражения вышел.
Сегодня завидовал увиденной мыши.
Полёвка под носом у глаз пробежала,
Когда земля под грудью дрожала.

Небо разорвано винтами и крыльями;
Разбито, прострелено, и подпалено.
В нём дым, голоса непонятные уху,
И свистящая в голову окалина.

«Ещё одна взрывная волна.
Очередная волна налёта.
Надрывный стон раненного мотора.
В воздухе густой чёрный след.
За лесом взрыв, упавшего самолёта.
Притихло.  Сейчас снова начнут»,  -
Фиксировал он хронику боя
В течение последних минут.

В далёком тылу, в одном бараке,
Кровать стоит с годовалой дочкой.
Над ней репродуктор молча висит.
Но упорно молчит радиоточка.

Ведь, скажешь одной  -  услышит весь мир
О страшных потерях, что воронам пир.

До войны родила дочь  похожую на себя.
А ведь заказывал помощника в дом.
В семье нужна рабочая сила.
Хотел, как водится сына – чего рожать зря.
А она ненормальная, девку
Девять месяцев в животе носила.

                19…г.
Зигзагом натянута бельевая верёвка.
Крылечко, двор, сосед бездельник.
Лето.  Каникулы.  Ему то что?
Ему, что суббота, что понедельник.

Очень занятно разглядывать её.
Ведь соседка развешивает бельё.
«Здравствуйте»  или  «Здравствуй!»
Как к ней подступиться?
Как и с чего с ней лучше начать?
Время пришло, мысль повернулась.
Новая сила кровь стала качать.

Уже напористо и сильно во всю мощь
Трубят внутренние органы-горны:
«Такая разница в годах нам не в тягость.
Всё новое ещё неиспытанное
Нам органам чувств  - огромная радость.
Любви все возрасты покорны.
А она ничего, очень красивая,  -
Похоть  под кожей волной пролетела. - 
Только таким, и похожим на это
Должно быть лучшее женское тело!»

Секунда, и вязкая капля стечёт.
Отсюда начнётся любовный отсчёт.

Впервые взглянула
Насмешливыми чёрными глазами.
О,  пронзающий взгляд! 
Мурашки на коже построились в ряд.

«Есть! -  ёкнуло радостно сердце. –
Наконец-то, замечен! 
И это всё? Уже отвернулась!» -
Но смелость с надеждой немного подлечены.

Бездельник:
Как случилось то, что я стал следить за её дверью?
И на что сейчас надеюсь.
Ведь в дружбу с этой женщиной я совсем не верю.

Женщина:
Что со мною?  Я рехнулась? 
С ним флиртую словно с равным.
Докатиться до такого…
Я себя не узнаю.
Нужен отпуск.  Срочно в отпуск!
И ехать поездом на юг.
Он протрёт в халате дырку,
Не сводит глаз с меня эротоман.
Да, подальше от знакомых… 
Там на море можно завести роман.

Взвешивая «за» и «против»,
Чувствуя, как женщину взгляд точит,
Он уж помышлял о встрече,
Что предоставит ему ночь.

                …41-й.

Установлен виновник на топливном складе.
В преступлении уличена кладовщица.
Она похитила мешок угля,
И теперь наказания боится.

«Екатерина Бочкарёва.
Год рождения, фио, адрес», -
Разобравшись с делом, указала ревизия.

На Русской равнине авиабомбами
Кромсают Сибирскую дивизию.

Вчера отмахались кое-как,
Отбились, отшиблись прикладами,
В рукопашном бою.
Сегодня ни то, что было вчера.
Но за битого, двух не битых дают.

Неумело пинали сапогами,
Куда прилетит, куда угодит;
По колену, в бедро…

Деревенские именно так дрались.
И их самих, ровно так же  били
Но выдержали – не сдались.

Так же промахивались и те.
Или попадали в пах, бедро.
А они били прикладами, кулаками,
Палками, боевыми ножами,
Попавшим под руку  ведром.

Штрафники, добровольцы,
Молодые и старые
Душили, ругались, отборным матом.
И их самих материли, душили.
Бои без правил разрешены солдатам.

Грязное дело – война в чистом поле,
Драка в грязных окопах грязнее тем более.

Вспомнишь, убитых лично тобой,
То, как они неестественно на земле лежат –
Жизнь кажется большой мясорубкой;
И руки трясутся, колени дрожат.

Зато на временное хранение   
Даётся высшая на земле награда;
Тебе в подарок – собственная жизнь.
За то, что сам смог вырваться из ада.

Кажется, мир перевернулся;
Зимой на снегу от крови – проталина.
Небо трассами покалеченное;
В лица, на спины сыплет окалиной.

Штаб не бросит войска,
Чтоб спасти рядового на передовой.
Никто не хватится, чтобы вернуть его.
В штабах концентрация людей в погонах,
В поле стало меньше  на одного.

Здесь бог войны со своими законами.
Здесь силы движутся и убивают.
Здесь мысль оперирует мегатоннами.
Здесь всё против жизни.  Такое бывает.

Над головами тяжёлое небо.
Внизу кровь из глаз, носа, уха.
Здесь концентрация событий
И присутствие смертоносного духа.

В секретных планах стратегов – промашка.
Между столами была кем-то потеряна,
Запропастилась второстепенная бумажка.
Топографию местности не учли.  А зря! 
Там,  оказывается, есть и овраги.
Теперь судьба битвы за высоту в руках рядового.
Всё зависит от его доблести и отваги.

Он внук крепостного,
Сам был крепостным
Новой деревни двадцатого века.
Он будет убит тяжёлым осколком,
Разбившим, бровь, переносицу, веко.

В графе «Имущество» - прочерк.
Жил-был гол, как сокол.
Серый получился б о жизни очерк,
Если бы не случилась война.

Вдруг оказался в центре событий:
Там почтальон под военным мундиром,
А там пивовар,
В каске с гранатой, двумя автоматами.
А тот офицер, так вовсе барон.
Это он распоряжался своими солдатами.

С ним Бочкарёв был  лицом к лицу,
Среди боя в дыму и пылу
Он  с ними стоял на равных.
Столько внимания с разных сторон!

Жена и малютка остались в тылу.

Не успел осознать, предпринять, испугаться;
Земля подбрасывала как огромный батут…

В бараке постройки тридцатых годов
Жена и ребёнок.  А он с другом тут.

Не хватает и там для жизни главного,
Совсем нет еды и очень холодно.
Свечка парафином бесформенно
На блюдце стекла.
Холод везде; внутри и снаружи,
По ту и по эту сторону стен и стекла.

                19… г.
Зигзагом натянута бельевая верёвка
Туда и обратно, туда и обратно.
Женщина из тазика вынимает бельё;
Развешивает свой «интим» аккуратно.

Трижды свободна вдова, разведённая.
Липнут мужчины на  чёрные кудри и очи.
Но это лишь дань диванным пружинам.
Одинокая женщина, одинока очень.
 
На её открытом лице нет заботы,
Под светлой косынкой волосы, уши.
Глаза смотрят в небо, язык между губ.
Солнце и воздух простыни сушит.

Двор, словно театр, открытая сцена.
Занавес на верёвке провис.
Сейчас вернётся за следующей вещью,
Появится из-за мокрых провисших кулис.

Практичная пластика женского тела;
Руки отжимают остатки влаги капельные.
Хлопок белой тряпки… –
В воздухе радугой пыль водяная;
Прищепкой прихвачено полотенце вафельное.

Движения тела рациональны:
Три шага в сторону и – обратно,
Наклон над тазиком…
Ворот халата отвис:
Под ним свободная грудь.
Руки наволочку трясут троекратно,
Словно выполняя номер на бис.

«Когда своё дело закончит она,
Взяв последнюю простыню со дна?
На ноге царапина. Отчего?» -
Пытается угадать её происхождение
Бездельник и лис.
Ноги видны за простынёю;
Идут, и выходят из-за кулис. 

«Красотка, красавица, просто класс!
В своём халатике выглядит  «клёво».
Вдова, сирота, разведённая не раз,
Галина Демьяновна Бочкарёва».

Женщина занята бельём;
Тут она, кажется, всё может;
Пронизана воздухом, обласкана солнцем.
Женщина бездонна и небо тоже.

В небе ни тучки, ни облачка нет,
И страха нет в помине.
Война давно кончилась.
Женщина сушит бельё.

Тихо и солнечно на Русской равнине.

Ей будет сорок через год.
На голени там, где волосы – ранка.
Не страшно, когда всё впереди.
Она ситцем прикрытая нимфоманка.

Она, чтобы душу успокоить,
Сделает из себя  приманку.
Она, чтобы тело успокоить,
Вывернется наизнанку.

Царапина – след мужсклго браслета на коже.
Была любовная борьба в постели.
Похоть, бесстыдство?   Ну и что же.
Мы тоже скоромное не раз в пост ели.

Кто-то пьёт в забегаловке,
В гараже, в подворотне;
Другие занимаются этим везде:
В подъезде, в кустах, на крылечке.

Как только петух клюнет в нужное место,
Будут стоять под образами при свечке.

                …41-й.
В Сибири в глубоком тылу
Была снята с должности кладовщица.
Замок на воротах уныло висит.
Народ продолжает к месту тащиться.

Ветер на воротах треплет бумажку:
«Угольный склад закрыт на ревизию».
Здесь худо. Но там тяжелее в сто раз:

С Русской равнины огнём и железом
Сталкивают Сибирскую дивизию.

Год исполнился Бочкарёвой Галине,
Когда шли бои на Русской равнине.
 
«Незнакомое место Сибири не краше.
И всё-таки небо над Крюковым наше», -
Думал отец её, продолжая на небо смотреть
Перед тем как в бою умереть.

Остались лежать в заснеженном поле,
Когда улеглись вой, скрежет, и рёв
Мужики, пацаны – совсем не герои,
Среди них рядовой Демьян Бочкарёв.

Так не должно было случиться.
Это безумие, грандиозный обман.
Нужно исправить  эту историю,
И сделать счастливым народный роман.

                19…г.
Зигзагом натянута бельевая верёвка,
С неба солнце так и льёт.
Соседка занята домашним делом,
Она развешивает бельё.

И зимой, в метель и мороз,
Когда на ветках образуется иней
Женщина развешивает бельё.
Пахнет свежестью на снежной равнине.

Бездельник снова пересел
В отъехавшую утреннюю тень.
А женщина подумала:
«Сегодня была самая короткая ночь,
И будет долгим день.
Сходил бы лучше он в кино,
Чем так облизывать меня
От пяток до ушей.
Надо всё же мне одеться.
Облизывает, словно эскимо.

Бездельник:
«Я бы с ней на пляж поехал,
посмотреть на все дела…»

Женщина.
«Милый, если б я могла,
Давно такого родила.
Глупенький! 
Хочешь стать моим на раз?
Не мечтай! Не думай даже.
Молоко ведь на губах!
А ведь, как и все - туда же».

Любуясь запретным,
Он глотал мелькание белых ног.
Теряя сознание, подумал в лихорадке:
«Вот это шик!
Какое она показывает кино!»

Остаться в стороне не хватило сил.
Отбросив все сомнения и робость,
Волнуясь жутко,  всё-таки спросил:
«Бельё высохнет до ночи?
Я хочу тебе помочь. Я умею. 
Ты не бойся. Я всё сделаю опрятно, -
Говорил, и наблюдал за ней из тени. –
Босиком ходить приятно?
Тебя не было вчера…
А в твою стучали дверь.
Я случайно видел это.
Кстати, ты замки проверь.
Или я, давай, проверю».

Женщина:
Нет. 
Не нужно. 
И кто же был?

Бездельник:
Да, какой-то «крокодил»
Час под окнами ходил.

Женщина:
Как он выглядел?

Бездельник:
В джинсах, жёлтых сапогах был.
Вылитый ковбой.
Интересовался черноглазой дамой.
Понятно, что тобой.

Женщина:
И ты нисколько не ревнуешь?

Бездельник:
Я? 
Не знаю. 
Ревность…
Что это такое?
Нет, нисколько не ревную, но…
Пока сушится бельё,
Давай сходим на любой сеанс вдвоём в кино.

Одни ходят в кинозал,
Чтобы прилипнуть к экрану взглядом,
Переживать и проживать с героями
Чужую историю или жизнь.
Другие, чтоб изучать сидящую рядом.
И предлагать что-нибудь навязчиво,
Присутствующей рядом
Не экранной, а настоящей.

                Кинозал.
Он крепко держал в темноте руку женщины.
Совесть ей, своим поведением, раня,
Не видя событий, не слушая звука,
А там шла война, жила любовь на экране.

Бездельник:
У неё красивые: осанка, профиль,
И рука узкая и мягкая такая…

Его пальцы сейчас были в ней.
Женщина в тёмном кинозале таинственна,
И выглядит стройней.

Сначала прошептала:
«Стоп-стоп!
Дальше нельзя.
Остановись, говорю.
Успокойся немедленно.
Нельзя, повторяю!
Верни руку на место.
Не балуй».

И вдруг! кратковременный поцелуй.
Но какой! 
С прикосновением к шее рукой;
Влажный, обширный, просто огромный,
Прямо в губы, с касанием носом,
С выдохом. Очень короткий. 
Жаль, не с засосом.

Выдохом  всю себя отдала.
И после этого словно остыла.
Села как прежде прямо на месте,
И - на экран, и словно забыла.

Будто в дальнейшем ничего не ждала.
Чувствуется она в поцелуях ас.
Безукоризненно умеет это делать.
Видно проделывала тысячу раз.

Бездельник:
Понатаскалась с мужчинами видно.
В лучшем смысле этого слова.
А что, если её обнять,
Попросить повторить, и почувствовать снова?

Пока раздумывал, она сказала;
А он понять не мог, что происходит;
Смеётся она или плачет:
«Ты успокойся, не о чём не думай,
Это ровным счётом ничего не значит.
Это от настоящей любви только треть.
Не стоит на это серьёзно смотреть».

Рядом где-то в темноте  – аппетитный хруст. 
Содержимое пакетов  пальцы отправляют  в рот.
Здесь жуют, а на экране  -  сорок первый год.

Звук плывёт, и в кадре рябь.
Фильм-то старый, чёрно-белый, но…
Не было, и нет иного настоящего кино.
   
             ... 41-й.
Сто граммов перед боем
Из кружки в горло попадают.
И спирт по жилам  и через сердце
Впервые и в последний раз течёт.
Так выглядит перед боевым крещением
Ещё не видевший войны расчёт.

«Хорошее место здесь. 
Сибирь, правда, краше».
«Но эти поля и леса всё же наши», –
Таская снаряды, не падая духом,
Не отвлекаясь от главного
И время не тратя попусту зря,
Переговаривались друзья.

«Хорошее место. 
Летом коров бы сюда.
А танки и самолёты – туда».
«Сейчас мы устроим им встречный салют.
Припёрлись, летают и ползают…
Понаехали тут!»

Противник не долго ждать себя заставил. 
Он уже под самым носом.  Вот как!
Танк против пушки.  Вот будет дуэль!
Стволы опущены для стрельбы в упор.
Здесь без баллистики – прямая наводка.

Стороны столкнулись.
Каждой нужно - вперёд.
Кто первым выстрелит и попадёт,
Тот не умрёт. 

Огонь из ствола.
Откат как отрыжка.
Танк подпрыгивает словно мяч;
Дымит, загорается.
Гремит и откидывается в башне крышка.

Ещё один через поле спешит.
Газ добавляет, на ходу стреляет.
Огнём ствол в маленькую пушку дышит.
Она молчит.  Она – металлолом.
И артрасчёт сражения не слышит.
 
Оно закончено  и некому сказать,
Что положение хуже, чем хреновое.
Сражение закончено.
Некому и не в кого стрелять.
И следующее сражение будет новое.

Бой закончен. Всё дымит.
Даже снег и тот…
На экране, перед нами - сорок первый год.

 Другая сцена. Фронтовой блиндаж.
Другие звуки, час и освещение.

Надев ремни на плечи,  дугою выгнув бровь,
Солдат играет и поёт  про вечную любовь.
Про то, что у него в кармане
Есть карточка-маяк.
«Так значит, мы всегда вдвоём,
Моя любимая».   

Другой пьёт воду из пробитой фляжки,
И говорит с экрана:
 
«Мне повезло сегодня;
А вот у неё дела плохие;
У алюминиевой сквозная рана.
Но это мелочь, пустячок.
После войны такой тяжёлой
Мужиков останется так мало,
Что на всех баб не хватит.
Пусть женихом дочери моей   
Станет самый близкий малый.

Пусть родит от него  ребёнка.
Лучше сына, если бог даст.
Хотя, сойдёт плаксивая девчонка.
Главное человека вырастить,
Но сначала нужно его зачать, родить.

Если он сможет, пусть она попробует.
Не нужно за мужем далеко ходить.
Всё очень просто.
Пусть он будет любых лет,
Любых способностей к ремеслу,
Любого роста.

Завтрашний бой для меня последний.
Меня в нём ранят смертельно или убьют.
Я чувствую, знаю, что говорю.
Дома осталась жена Катюша и дочь.
Как и мать будет ягодка, точь-в-точь.
Ей напоследок всё пророчу».

Давал интервью перед следующим боем
Рядовой Бочкарёв, не ставший героем.

На героев всегда был строгий лимит. 
Он установлен общей судьбою.
А Демьян слушал песню,  чём-то молчал,
Латал фляжку свою; проверив затвор,
Дальше продолжил готовиться к бою.

Гибель в сражении – обычное дело,
Последняя, и, как не считай, достойная дата
В биографии любого солдата.

Кто увидит день Победы, этот или тот?
А пока в землянке с ними  сорок первый год.
               
Пару мгновений бойцу выпало жить.
За ними свист, взрыв, и полёт сколка.
Пригнись! Упади! Окопайся!
В сторону смерти бежишь!

Взвод поднят в атаку…
Но с пулями и снарядами
В скорости ему не сравниться;
Бежит на невидимый их бастион.
Ему бы сейчас остановиться.

Вот первый «ах!» и тяжёлый стон.

Он рвётся вперёд за  сержантским взмахом;
Взвод, топчущий смерть своими ногами,
Взвод, опустивший смерть ниже страха.

Взвод рвётся к цели.
Цель та, поросшая лесом высота.

Но порвана плёнка, и он, словно замер
Под объективами ручных кинокамер.

Взвод рвётся вперёд, но в движении вдруг замер
Под пристальным взглядом  фронтовых кинокамер.

Случайный осколок точен в полёте.
И страшно на это смотреть вдвойне;
На то, как траектория полёта железа
Останавливает бегущего на войне.

Смерть рядом всегда, за ней тянется след.
В следующем кадре бегущего нет.

С воздуха пилоту отчётливо видно,
Как дорожки от пуль быстрей самолёта бегут
Бегут, меняя своё направление
К пехоте лежащей на белом снегу.

                19…г.
Интересно наблюдать за тем,
Как других легко кромсают,
Когда шансы выжить у них меньше нуля,
С последнего ряда –
Так лучше, удобней; шире обзор
И для глаз безопасней,
Правда, билеты дороже рубля.
               
После сеанса они задержались;
Снимали оставленное днём бельё.
Потом у поленицы остановились…
Поленица та вдруг развалилась.
Их соединяло одно жильё.

                ***
Осенью она его приветливо у калитки встретила.
«Ты станешь самым молодым папочкой на свете».

Парень проглотил слюну, и вымолвил: «О!..»
Вот такое у них получилось кино.

                ***
У нас солнце на востоке встаёт
И садится как надо те;
На краю земли, далеко на западе.
И всех, кого можно было, разбили.

Но нет спокойствия в умах.
Есть ещё где-то враги будущей пятилетки.
Нужно срочно найти их, чтоб разобраться
За пределами собственной клетки,
За пределами собственных рёбер,
За пределами собственной кожи.
Главное в зеркало не смотреть,
Чтобы не видеть возникшей в нём рожи.

А, в общем, всё сносно у нас стало ныне.
Спокойно и сонно на Русской равнине.

Демьян в сорок первом на поле упавший,
Ненайденный доселе, навеки пропавший
Пророс через дочь за отпущенным временем
Следующим в своём роду поколением.

Галина родила себе и нам всем сына.

Вышла ни с чем из склада въедливая ревизия.

Под бомбами не гибнет на нашей равнине дивизия.

Женщина в очереди от злобы не скорчилась.

Война, между прочим, давным-давно кончилась.

Мы, утверждаю, живы и ныне.

Спокойно и сонно на Русской равнине.