она и он

Она какая-то вся слишком ветреная.
Надуманная.
Чумная.
Мечтает, наверное, много. А толком-то про себя ничего не знает.
Ни где родилась, ни кто отец с матерью, в каком году они поженились, почему в итоге расстались. И кто в конце концов все эти люди, что днем и вечером ее окружают.
Звонят. Пишут. Надоедают. Куда-то зовут, но чаще забывают. А по ночам врываются на кухню к ней за чаем.
Ей это все немножко даже надоело. Обидно, знаете ли, быть для некоторых просто чайником.
Быть свободной квартирой. Не обремененной ни делами, ни женихами. Готовой и выслушать и посоветовать. И молчать, когда вместо правой ударяют в левую.
Но она все это быстро забывает. Вечером печалилась, а к утру уже стоит на кухне и не понимает - зачем лед к щеке приложила, да и что вообще вчера было. И кружит-кружит по квартире, как большой седой филин.

Спит в чем попало - размера на четыре больше спортивных штанах, в футболке с надписью пять, завернувшись в простыню или халат, но не в мужских рубашках точно, считает, что это пошло.
И в комнате ее есть кровать. Такая настоящая, девчачья кровать, с простыней в алых сердцах. Но она не любит на ней спать. Морщится, куксится, перебирается на диван. А он-то жесткий, неудобный, хранит запах чьих-то духов и помад. Опять все не так. Не уснуть. И даже не задремать. Видимо опять вставать. Перебираться с дивана на подоконник. И вот сидит, укутав ноги в плед. Курит, пишет кому-то "пора и тебе в кровать". Зевает, понимает, что на самом деле давно сама уже хочет спать. А ответа все нет и нет. Пять минут. Десять. Двадцать. И вот уже и сна нет, и луна не в радость. Смотрит на нее по ту сторону окна и гаденько шепчет - никому ты не нужна. И вместо новопассита - сигарета и стакан вина. И на пол. Скорее на пол. Легла. Замерла. Представила, что дворняга она или, может быть породистая овчарка. Заскулила. Хвостом помотала и вдруг поняла - нет у нее хозяина, действительно никому не нужна.

А утром опять суета. Проспала. Забыла позавтракать. Надела два разных носка. И долго-долго вертелась у зеркала. Кудрявая, черт возьми, голова. А так хотелось - коротко и чтоб дыбом. А так хотелось под мальчика и чтоб без имени. Покурила. Встала на весы. Еще два килограмма в минус. И щеки впали. И руки, как плети. А может на лысо? Все равно никто не заметит. Ножницы в руку. Пару взмахов. И пол устлан рыжими кудрями. Надела платье, покурила еще. Бросилась к зеркалу, глядь - а там совершенно не то. Не то, что знала, не то, что любила, не то совершенно, чем раньше с ума сводила. Зато глаза еще больше. Еще зеленее. И что-то страшное в них так и зреет.
Колготки не в тон. Часы. Кеды. Шарфик. И даже вдруг кинулась к зеркалу. Решила накраситься. Не умело, конечно, один глаз вкривь и вкось, другой почему-то получился чернее. Но все это мелочи. Мелочи. Мелочи. Ее на свидание звал не принц, а пыльный, знакомый до каждого камушка, город.

Она его любит. Так страстно. Так нежно. Словами не выразить как. И молча идя в неизвестность, так предано смотрит по сторонам. Старинные здания, с пустыми глазницами окон, деревья, машины, изгибы, проулки - так бережно в памяти, так свято, так чудно. Она и не думала раньше, что можно вот так вот любить. И в плеере каждая песня к нему, про него, с разбегу наотмашь. Откуда взялась вдруг вся эта любовь? Ведь раньше даже и мысли такой не было. Ну город, как город. Полно таких в мире. Гуляла по ним, не проникаясь. А этот... вдруг сразу, вдруг прочно, вдруг полностью ей завладел. Огромный, суетный, безжалостный, ответил взаимностью. И эта взаимность, быть может, спасла. Быть может, поставила на ноги. Будь дождь или серенький снег, будь гром, ураган, наводнение - и в утро, и в вечер, и в темную ночь - бежала она к нему на свидание.
А дома-то плохо. А дома-то никого. Лишь яркие воспоминания танцуют на стенах, танцуют на шторах, ехидно поглядывают из-за кровати.

А он-то, прививший себя под лопатку ее, все ходит. Все кружит. Кровавым пятном на рубашке сияет. Без всяких там "здравствуйте, как ваши дела?" - заходит к ней в дом и обуви не снимает. Закуривает, пальто бросает на пол, выключает свет, притягивает ее к себе, но в губы никогда не целует. Она принимает, вроде как, все эти бессчетные правила игры, но все это ее уже не забавляет. Она понимает - она не одна. Есть кто-то гораздо удачливее. Встречает, готовит, стирает и по ночам к плечу его прижимается. А ей, как дворняге или, быть может породистой овчарке, достаются кости с барского стола. Кости, на которых никогда нет мяса. Ну что ж, она опять сделает вид, что все в порядке. Хвостом повиляет, в глазки предано заглянет, да и залезет обратно в будку. Оставит на память ему браслеты и тонкий шрам, а он подарит ей желтую розу, чтоб не зазнавалась.
Но после очередного "непривет, как дела?", она все-таки решится сменить номер.