В 43-м...

          

В том сорок третьем
был совсем мальчонкой,
тогда мне было
пять неполных лет.
Но помню немца
с серою котомкой
и немецкий
страшный пистолет.

Фриц вошел,
закутан в полушубок,
на улице стоял
большой мороз.
Глаза убийцы,
руки душегуба,
страх и горе
за собой принес.

Направив пистолет
на мою мамку,
кричал всё
непонятным языком:
-Муттер шнелль
зольдатен «яйку», «яйку».
Муттер шнелль
зольдатен «молёко».

Размахивая в злОбе
пистолетом,
грозясь нажать
на «язычок» курка.
«Пойми солдат,
что куриц в доме нету.
Коровы нет,
знать, нет и молока.

 Гляди, солдат,
детишки за спиною.
от страха все
расплачутся сейчас.
Гляди, солдат,
голодные, их трое».
И слёзы градом
потекли из глаз.

«Гляди, солдат,
не виноваты дети.
Ведь стыдно воевать
с детьми, солдат».
Но он плевал на нас,
на всё на свете.
И, гад в злобе
стреляет наугад.

Заслонка вдрызг,
горшок в куски разбился.
Последний в  печке
огонек погас.
А он стоит,
злобОю распалился.
На нас направил
пистолетный глаз.

Закрыла мать
своих детей собою
от пистолета
и от всех угроз.
Тот выстрелил опять
в ведро с водою.
В дверь сапогом,
и вышел на мороз.

В том сорок третьем
был совсем мальчонкой,
но помню всё
через десятки лет.
Немца в хате
с серою котомкой,
и тот немецкий
страшный пистолет.