Иван и Константин

               
                Светлой памяти моих дедов               
                Отставных Константина Ксенофонтовича,
                Кноль Ивана Ивановича ПОСВЯЩАЕТСЯ

                Где война… А где я – русский немец по духу и крови…
                Мои деды лежат в глубине подмосковных долин:
                Кноль Иван – землекоп, разношёрстной трудармии воин,
                И царицы полей рядовой – Отставных Константин.

                Познакомились так: ткнулись лбами два будущих деда.
                Хохотал Константин, улыбался смущённо Иван,
                А из сердца Сибири, пронзая рязанское небо,
                По их души уже направлялся седой караван.

                Был конец октября. Октября сорок первого года.
                Моросил липкий дождь, вдоль траншеи рыжела земля.
                Понеслось по цепи: «Эй, кончай прохлаждаться, пехота –
                Сотня вёрст до Москвы, а вы здесь… сотня вёрст до Кремля…»
   
                Слово за слово – всё обсудили: чего и откуда…
                Оказалось, что дома по шестеро малых ребят.
                Столько дел и забот, а тут Гитлер, проклятый Иуда…
                И суровел, предчувствуя страшное, дедовский взгляд.

                Пулемётная сечь. Скрежет гусениц вражеских танков.
                Орудийный огонь беспощаден, неистов и жгуч.
                Русский мат на крови… И земля, и душа наизнанку,
                А сквозь тучи и дым пробивается солнечный луч.

                И когда, наконец,  из огромного чёрного дула
                Прилетел смертоносный металл – как-то сразу и вдруг
                Тяжело-тяжело моя бабушка Лена вздохнула,
                А у бабушки Насти молитвенник выпал из рук.

                Константин и Иван! Знайте,  в памяти сердца не меркнут
                Ни солдатская честь, ни рубцы бессловесных траншей.
                Я присвоил вам звание «дед» – пусть  хотя бы посмертно,
                А ещё – именами героев назвал сыновей.
 
                …Холод братских могил. Молчаливые, строгие лица.
                И в звенящей тиши ты уже никогда не поймёшь:
                То ли плачут с тобой те далёкие гордые птицы,
                То ли просто скорбит постаревший октябрьский дождь...