Дней обраставших листвой и снегом

Дней обраставших листвой и снегом
столько прошло, сколько в льдине капель,
смотришь назад -

города под небом
осторожной повадкой цапель
завораживают взгляд.

Время мое примерзло к стенам
долгих улиц и маленьких комнат,
не отодрать.

Красные лошади мчались по венам
сорокалетним забегом конным
в выдоха прах.

Вдох  - к средостенью - к бьющейся мышце,
чтобы остыть, потому что холод
костью стоит в ней.

Каждую ночь возвращаются лица,
слова, чей-нибудь голос,
с ужасом слитый.

Лед нарастает минут, мне дают их
так, не за что, слишком много,
что делать мне с ними...

Люди живут в ледяных каютах,
руки их трогал,
каждое имя

губы грело мои, их дыханье
смешано было с моим в молекулах общего
мига,

данного нам на закланье
на тощей площади
мира.

Жесты уничтоженья - жесты любви, объятий
неподвижно застыли
перед зрачками -

падающее театральной завесой платье,
фонаря лебединый затылок,
где встречались...

Не растопить белого времени
хворостом комканых
слов.

Давно за мной - тенью за Шлемелем
ледяными обломками
кралась любовь.

Чувства, страсти и судорги,
в горле комки - остановки
в розовой шахте лифта,

в голуботвердой, сверкающей сутолке
льда, как на катке, тверже крови
застывшей залито.

Лезть сквозь слепые бойницы
в бумагу за словом исторгнутым -
плечи застрянут,

так под хорошей больницей
анатомы морга
грудью крахмальной встанут.

Переплавляя в лед
все, что я вижу, трогаю, отсылаю,
зову,

пережигаю год
в холод, белой золой отслаивая,
живу, живу. .