неземные

Они были странной парой.
От неё всегда пахло кокосовым молоком и зелёным чаем. А от него крепкими Армани и капучино.
Они познакомились при каких-то банальных и малозапоминающихся обстоятельствах, поэтому годовщину знакомства отмечали 9 мая. Им показалось как-то символично праздновать свой праздник в один день с праздником всей страны.
Их была странно видеть вместе. Они были до того разными, до того непохожими друг на друга и на всех окружающих, что хотелось разорвать их сплетённые руки и увести одного подальше от другого.
Она была воплощением испанской дерзости и красоты. С иссиня-чёрными кудрявыми волосами, пухлыми губами, оливковой кожей и изумрудными глазами. Она сладко пахла ванилью и корицей. Говорила мелодично и выразительно. В её голосе слышались тёплые гитарные ноты. Она любила надевать яркие платья с корсетами и повязывала на голову яркие платки.
А он. Он был красивым еврейским мальчиком. С тёмными глазами и курчавыми волосами до плеч. У него был меланхоличный взгляд и прямой гордый профиль. От него пахло книгами, знаниями и домашним уютом. Он носил длинное кашемировое пальто, фетровую шляпу и повязывал на шею шёлковые платки.
Он приходил к ней утром и варил кофе на двоих. Потом брал гитару и начинал тихо играть. Она просыпалась от вкусного запаха и лёгких испанских мелодий, заходила на кухню и наливала себе  зелёный чай. Она пела ещё непроснувшимся и слегка хриплым голосом испанские баллады и кружилась вокруг него в движениях танго. Иногда он откладывал гитару и они кружились по просторной кухне вместе в лучах ещё зевающего и потягивающегося солнца.
Они вместе учились, поэтому после утреннего кофе и чая она брала его под руку, и они шли по рассветающей улице в университет. Каблуки её ботфортов звонко стучали по тротуару, он нёс в руке кожаный дипломат и зонтик.
Здание университета находилось недалеко от её дома, и обычно уже через пятнадцать минут они заходили в ворота alma mater.
Она училась на лингвистике, а он изучал математический анализ. Поэтому они прощались у ворот. Она поправляла его шейный платок, целовала свою ладонь и подносила её к его губам. Потом разворачивалась и быстро уходила в корпус, радостно приветствуя подруг по группе. Первое время эта сцена прощания казалась всем странной, но потом все как-то свыклись с чудачествами этих двоих.
Университетский день проходил быстро. Они почти не встречались в лабиринтах здания и снова виделись только после занятий.
Он стоял у ворот и читал очередную книгу, а она подбегала, целовала его в щёку и трепала его волосы. Он же смущенно улыбался и смотрел в её глубокие глаза.
Часто после занятий они заходили в близлежащий ресторанчик и ели паэлью. Она рассказывала ему, как прошёл её день и цитировала особо удачные высказывания лекторов. Он слушал её, улыбался и пил красное сухое вино. Иногда она просила его почитать ей, и он доставал из дипломата потрепанный томик стихов, подносил его к лицу, вдыхал сладкий аромат жёлтых страниц и с тихим шелестом открывал книгу. Он мог читать долго, а она могла долго слушать. Иногда в пылу, в увлечении строками, ритмом и рифмой он забывался и начинал говорить очень громко и возбуждённо. А потом спохватывался, замечал, что окружающие смотрят на них и смущенно улыбался.
Они всегда вызывали недоумение. Они были безумно красивыми, романтичными и милыми, но "героями не нашего времени". Им бы подошла европейская жизнь начала двадцатого века. Все эти узкие улочки, тёплые утренние круасаны и горячий кофе. А в России двадцать первого века они выглядели белыми воронами. Они и сами, наверное, понимали свою отчужденность. Поэтому и держались ближе друг к другу. Чтобы не чувствовать давление этой эпохи так сильно и чутко.
В выходные они ходили в старые советские кинотеатры на фильмы пятидесятых и шестидесятых. Часто случалось, что они сидели одни в зале. Они смотрели кино до полуночи, а потом шли домой и обсуждали увиденное. Он очень любил говорить о кино и знал имена всех режиссеров прошлого столетия, их работы и годы создания фильмов наизусть. Он не кичился этим, но любил анализировать прогресс или регресс режиссера после каждого фильма. Она любила слушать его долгие монологи о синематографе и никогда его не перебивала. При этом она слушала так, что потом могла дословно повторить всё сказанное им.
Когда они приходили по вечерам к ней домой, она наливала ромашковый чай, он брал в руки гитару и пел. Она каждый вечер засыпала под его хрипловато-нежный голос. А он аккуратно ставил гитару в угол, целовал её в щёку и уходил, закрыв дверь своим ключом.
Вы спросите, что между ними было?
Между ними была жизнь.