О материнство, боль моя и страх...

САРДАН
По равнине среднерусской
Вновь по адресу беды
Я иду тропинкой узкой,
Где следы, следы, следы…
Вон какая вереница
Впереди меня бредет —
Посетители больницы,
Неулыбчивый народ.
Здесь высокие заборы,
Санитар с большим ключом.
Здесь наш первенец, который
Будто ворог заключен.
Я его увидеть трушу,
Не спешу его обнять:
Мне его больную душу,
Как и прочим, не понять.
Здесь совсем другое время,
Погруженное во тьму.
Здесь живут в иной системе,
Недоступной никому.
Я не знаю, в чем виновна,
Нужных слов не нахожу…
Поднимаюсь в гору, словно
На Голгофу восхожу.
1995

* * *
Вот что-то странное опять
В коляске доченька лопочет…
Она так высказаться хочет —
Но нет, ее нам не понять:
Уже давным-давно забыт
Простой язык природы мудрой,
На коем розовое утро
С суровым полднем говорит.
Вот что-то нам внушает мать.
Мы головой в ответ киваем:
«Да-да, конечно, понимаем…»
Но нет, ее нам не понять.
То, опытом иным томим,
Иною мудростью отмечен,
К нам завтрашний стучится вечер…
Сегодня — разминемся с ним.
И полдень наш наверняка
К различным полюсам стремится,
И надо как-то объясниться…
Но нет такого языка.
1973
* * *
Мама за дочкою зорко следит,
Вещее мамино сердце болит.
Что тут поделать — приспела пора
Маминой дочке гулять до утра.
Думает дочка: любовь — это мед,
Думает, мама ее не поймет:
Где там, она безнадежно стара…
Да и гуляла ль когда до утра?
Думает мама: любовь — это лед,
Жаль только, дочка ее не поймет:
Боль от разлуки и холод в груди —
Это у девочки все впереди.
В небе тоскливо ползут облака…
Жизнь, отчего же ты так коротка?
Ночь — непроглядна, но зорька — светла…
Мама, давно ли ты дочкой была?
Время стремительной птицей мелькнет.
Дочь с опозданием маму поймет:
Доля такая и ей предстоит…
Сон не приходит, и сердце болит.
1990

* * *
Вот она — дева двадцатого века,
Вечного древа весенняя ветка.
Вот примелькавшийся ныне типаж:
Юбочка мини, начес, макияж…
Юных поклонников хохот и крик.
Спрятан под гримом младенческий лик.
Грозно звенит на запястье цепочка…
Трудная девочка, чья же ты дочка?
И от каких таких будущих бед
Древний на шее твоей амулет?
…Шумные стайки в подъездах роятся,
Взрослые здесь задержаться боятся.
Мимо они молчаливо снуют —
Бедных детей своих не признают…
1990

* * *
Среди больных проблем на этом свете
Есть рана незажившая одна:
Отцы и дети. Матери и дети,
Монтекки эти все и Капулетти,
Меж коими извечная война.
Какой безумной ненависти вспышки
Порой мы наблюдаем вновь и вновь!
А между тем и в самой старой книжке
Все это называется «любовь».
Сын на отца опять идет войною,
И любящий дает любимой яд…
Все это было некогда со мною.
Старик Шекспир ни в чем не виноват.
1996

* * *
Лидии Ильиничне Баталовой —
матери, похоронившей трех дочерей.
              1
Я уйду — а вам остаться дома…
Как же здесь уснуть и видеть сны,
Коль с портретов Галя, Люся, Тома
С укоризной смотрят со стены,
Вновь о милосердии взывая
И о справедливости моля?
Я совсем некстати тут — живая…
Да и то сказать — жива ли я?
Чем смогу утешить? Что я значу —
Перед всеми мертвыми в долгу?
На порог шагну — и не заплачу.
Здесь я даже плакать не могу.
И глядят в глаза мои сухие
В резком свете солнечного дня
Лица — молодые и живые…
На почти что мертвую меня.
1995 — 2000
          2
На старом погосте,
в обширном подземном селенье,
На вечные веки
уснуло мое поколенье.
Меж датой рожденья
и днем погребенья —
какая-то малость…
Мое поколение
в долгую жизнь не вписалось.
Когда б воевали или голодали,
то дело б другое…
От рака.
Инфаркта.
А чаще всего — от запоя.
О детстве счастливом
мы песни веселые пели…
Летал самолет —
и от дуста леса побелели.
Военных времен лихолетье
нам даже не снилось.
Но там, где мы жили,
не зря химоружье хранилось.
Кислотные дождики,
видимо, нас поливали…
И с этой земли
в подземелия мы убывали.
Нас в школе учили
ни богу не верить, ни черту…
И ходит по кладбищу
старая женщина в черном.
Лицо на портрете
дрожащей рукою погладит.
Скамейку удобную
рядом с могилкой приладит.
Немыслимый груз
наши матери взяли на плечи.
Пока они живы —
горят пред иконою свечи.
Ведь в мире,
где все перепуталось,
перемешалось —
Одна только мама
с тонюсенькой свечкой осталась…
1997

***
Памяти Т. Б.

Как у девочки твоей
Появилась — вот загадка —
Эта светленькая прядка?
Эта линия бровей?
Говорили — вся в отца,
А теперь — взгляните сами:
Улыбается глазами
С материнского лица.
Вечной жизни торжество
В каждой черточке сияет…
А дитя не понимает
И не помнит ничего.
Это свыше благодать,
Милосердие природы:
Во младенческие годы
Вовсе незачем страдать.
Пусть ей встретятся не раз
Люди добрые на свете…
Но неужто наши дети
Так легко забудут нас?!
1986

* * *
Весна подступает — и вновь
Амур себе цель выбирает,
И юность играет в любовь —
В опасные игры играет.
А мы ей читаем мораль —
Как судьи, безжалостно строги.
…Играй, моя дочка, играй,
Покуда весна на пороге!
Покуда твой мальчик влюблен
И вы вашей близости рады,
Пока не забыл еще он
Все клятвы и все серенады,
Покуда так сладко пройти
По самому-самому краю…
Меня же, весна, отпусти:
Я в игры твои не играю.
Другим предоставь эту роль —
Трагедии эти и драмы,
Под сердцем щемящую боль,
Некстати занывшие шрамы.
Других вознеси в небеса,
А после — на лобное место…
Мне все твои трюки известны
И ведомы все чудеса.
…Но что же поделать, когда
Подснежник опять прорастает
И вешняя катит вода —
Мосты, как игрушки, сметает?
Колдует апрельская ночь,
И снова кому-то неймется,
И наша бесстрашная дочь
Над опытом нашим смеется.
1991

* * *
Девочка, не приближайся! не тронь!
Девочка, знаешь, как жжется огонь?
Знаешь, как сила его велика?
Вот, посмотри,— вся в ожогах рука…
В пламени этом я тоже была,
А оглянусь — что осталось? — Зола.
Девочка, ты на огонь не спеши —
После попробуй его потуши!
Выскочишь, может, и то — в чем была…
А не успеешь — и вовсе дотла.
…Что ей все речи — наш праведный вздор?
Утро — не вечер: пора на костер.
Как поначалу красиво горит!
Больно не сразу: потом заболит.
Целая вечность до судного дня…
…Разве тогда удержали меня?
1990

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ РОМАНС
Ах, этот извечный печальный припев
Стареющих жен и стареющих дев —
На кухоньке тесной сидим до утра
И вновь вспоминаем, как жили вчера.
А юным потомкам над нами смешно,
Поскольку еще им понять не дано,
Как горек прощальный дымок от костра,
Как страшно, что главное было — вчера…
Но дети умнеют, взрослея, и вот
Их возраст безжалостно наш выдает.
Теперь у них лучшая в жизни пора —
Все то, что у нас еще было вчера.
А мы соберемся за чьим-то столом
И снова с тобою взгрустнем о былом.
Судьба, ты была к нам и зла, и добра —
И, кажется, все это было вчера…
1986

* * *
…Рано, рано ставить точку —
Всех богатств моих не счесть:
Я и бабушка, и дочка —
Мама есть, и внучка есть.
Не рвалась чтоб цепь столетий —
Я в ней среднее звено.
На войне «отцы и дети»
Я со всеми заодно.
И на той я побывала,
И на этой стороне…
Победив, я проиграла
В необъявленной войне
Вот начать бы все с начала,
Повернуть бы вспять года,
Я б ни с кем не воевала,
Ни за что и никогда.
Я бы мать свою жалела,
Понимала лучше дочь…
В этой жизни — не умела,
Не могла ничем помочь.
Потому напропалую
Я наследницу свою,
Внучку-лапушку, балую —
Все долги ей отдаю…
2000