Стихи нахлынули как ливень...

Бывают стихи от большого ума,
Которым я не обладаю сама,
И я восхищаюсь поэтом:
Какой у него удивительный слог,
И мысль как изящно он в рифму облек,
Ничуть не сфальшивив при этом.
Бывают стихи — от великой души.
Они не чеканностью рифм хороши,
Не острою свежестью взгляда,
А тем, что и плачет душа, и поет,
И всем, кто захочет, себя раздает…
И к ним послесловий не надо.
1991

* * *
Поэзия в золушках снова —
Политики вновь на коне,
И лирики нежное слово
Не надобно нашей стране.
Все жарче и жарче дебаты,
Все злее и злее житье…
А Золушка ставит заплаты
На ветхое платье свое.
Проявит ли фея участье
К сиротке забытой? — Молчок…
Дождется ли звездного часа
Хрустальный ее башмачок?
1991

ПЕСНЯ О СТИХАХ И ПРОЗЕ
Я стихи писать хотела,
Но сказали: «Это дело
Вам придется отложить:
Очень жаль нам музу Вашу,
Только кто же сварит кашу?
Без стихов прожить возможно,
А без каши не прожить».
Я стихи слагать хотела,
Но сказали: «Это дело,
Может быть, перенести?
Не пора ль затеять стирку,
На чулке заштопать дырку,
Добежать до магазина —
Что-нибудь приобрести?»
Как на крыльях я летела —
Сочинять стихи хотела,
Но сказали: «Погоди!
Все мы тут из царства прозы.
Поэтические розы
Не растут на здешней почве,
А картошку — посади».
В самом деле,
В самом деле —
Мало ль мы чего хотели,
Мало ль что кому дано…
Коли я поэтом буду,
Кто же вымоет посуду,
Если дочь на дискотеке,
Если муж ушел в кино?
1988

* * *
Когда судьба меня бросала
В очередной водоворот,
То лишь поэзия спасала —
И, может быть, еще спасет.
Когда на скалы и на рифы
Меня бросал взбешенный шквал,
То боль переплавлялась в рифмы
И властно ритм во мне звучал.
Когда накрыло с головою,
Стихи держали на плаву…
И вот смотрите-ка: живу
И силой меряюсь с судьбою.
1991

ПЕСНЯ
Осенний ветер пахнет горечью:
Что было летом — все обман…
Мне про любовь июльской полночью
Поведал старенький баян.
Он до рассвета знал нашептывал
Все о загадочной, о ней…
И было грустно травам шелковым,
И было мне еще грустней.
А ночь лукаво и таинственно
Свою мелодию вела.
Я не была твоей единственной —
Баян уверил, что была.
И как бы я теперь ни мучилась,
Как ни кляла твои слова,
Но оживет над миром музыка —
И только музыка права.
И не страшны ни дни туманные,
Ни одиночество, ни грусть…
И если песней я обманута,
То пусть я снова обманусь!
1968

* * *
Мои анализируя стихи,
Ты как анатом, наделенный властью
Еще живую плоть разъять на части,
Вновь обнажишь изъяны и грехи.
Мои анатомируя слова,
Заметишь ты, что рифма слабовата
И что повторов вроде многовато,
И тема безусловно не нова.
Мне снова сто очков даешь вперед,
Поскольку ты в теории сильнее…
Но что мне делать с музою моею,
Когда она под скальпелем умрет?
Что делать нам — теперь уже вдвоем —
С листочком, где такой неровный почерк,
И с тем, что так сквозило между строчек,
Что — рано или поздно — мы убьем?
1991

* * *
«Ах, как жаль,— говорят,— Ваш дебют запоздал!»
…Я приехала, но не на этот вокзал.
Не на тот, что мне надобен, вышла перрон,
И билет мой был куплен не в этот вагон.
Скорый мимо промчался, на стыках звеня…
Неужели никто не встречает меня?
1992

* * *
Моим стихам везло поболее, чем мне.
Ты их почитывал, а я — как в стороне:
Кручусь-верчусь, дела житейские кляня…70
Мои стихи живут отдельно от меня.
Ты черновик прочтешь — поправишь оборот…
А я хотела бы совсем наоборот:
Чтоб ты, как в книге, прочитал в моих глазах
Все то, что только отражается в стихах.
Но ты в глазах моих не видишь ничего,
И дела нет тебе до сердца моего.
И обо всем, чем в этой жизни дорожу,
Я не тебе — бумаге белой расскажу…
1995

* * *
Математик делит, множит,
Своему уменью рад.
Подсчитает, подытожит —
И получит результат.
А поэт не спит ночами
И лампаду тщетно жжет —
Ничего не получает,
Ничего не создает.
Огонек от папиросы
Догорает в полутьме…
Все проклятые вопросы
У поэта на уме.
Он себя пытает строго,
Вопрошает белый свет:
— Есть ли Бог иль нету Бога?
— Очень может быть, что нет.
Нет решенного примера
Для поэтов всех времен…
— А любовь? Надежда? Вера? —
Вопиет доселе он.
И коптит его лампада,
И не начата тетрадь…
Но кому-то все же надо
Те вопросы задавать.
1995

* * *
Я стихи не сочиняю —
Думать ими начинаю
В час, когда придет беда.
Изобрел неглупый кто-то
Эту видимость работы,
Это празднество труда.
Горе прозы избегает,
Рифму горе избирает:
В прозе плакаться смешно.
Вместе с горюшком умеем
Плакать ямбом и хореем —
Так у нас заведено.
Плохо тем, кто не рифмует,
Над словами не колдует,
Кто с бедой наедине.
А ко мне приходят строки —
Сообща судьбы уроки
Постигаем в тишине.
1997

* * *
Чтоб стать великим — надо умереть.
И донесется плач твоей гитары.
Приятели напишут мемуары,
И трубно возвестит об этом медь.
А тот, о ком шумят,— лежит в могиле.
И что ему литавров наших звон?
Он слышал только, как его хулили,
А как любили — нет, не слышит он.
Июльский ветер, благостен и тих,
Бумажные цветы опять ласкает…
Живые, позаботьтесь о живых —
Нам так любви при жизни не хватает…
1986

* * *
Д. Черашней
А приговор был: «Личные стихи…
Их место в дневнике, а не в газете.
И все творенья ваши — те и эти —
Еще весьма от жизни далеки».
Так мой редактор, справедлив и строг,
И мне добра, естественно, желая,
Преподавал отечески урок,
Чтоб к жизни ближе все-таки была я.
И шла я через город вся в слезах,
Отчаиваясь, но — не обижаясь…
А жизнь торжествовала, отражаясь
В заплаканных девчоночьих глазах.
1976 — 1991

* * *
Любовь была такой, какой положено,—
Законы чтила мудрости людской.
Жила — и не желала невозможного,
Не мучилась бесцельною тоской.
В заоблачную высь не залетала —
Земным жила, что тоже нелегко…
Любовь рубашки мужнины стирала,
Детишкам кипятила молоко.
Сама иного счастья не хотела,
Чем быть хозяйкой в собственном дому…
А то, что песни ни одной не спела —
Так это было ведомо кому?
По вечерам с работы шла устало,
Смотрела телевизор в выходной…
И если ей чего-то не хватало,
Так это только музыки одной.
1975

* * *
Не дари мне французских духов —
Я пред шиком парижским немею…
Ведь ничем уже, кроме стихов,
Я тебя отдарить не сумею.
Где мне взять обольстительный шарм,
Столь далекой от высшего света?
Только строчек полуденный жар
Я могу предложить. Только это…
В наши дни, где на все дефицит,
Даже если ты с толстой мошною,
Лишь душа нам и принадлежит…
Да куда ты с моею душою?
1991

* * *
Опять моей музе раздолье —
На ноте высокой поет.
Кому невезенье с любовью,
Тот музе ее отдает.
Пусть песня все звонче поется,
Пусть будет кому-то люба…
Быть может, хоть ей улыбнется
Моя неулыба-судьба.
1992

Жизнь закончена вполне —
Остается только старость.
Жизнь написана вчерне —
Набело прожить осталось.
Завершающий мазок —
И пожалуйста — картина.
Окончательный штришок —
Там, в углу, где куст жасмина;
Вешней ветки силуэт,
Распустившаяся почка…
Этот милый белый свет,
Превращающийся в точку…
Впрочем, смерти все равно,
Есть итог иль нет итога.
А бессмертья не дано,
Потому как нету Бога.
Час закатный. Ветер тих.
В сердце — многия печали…
И зачем мне этот штрих,
Над которым бьюсь ночами?
1999 — 2000

* * *
Я была безголоса,
и не дал мне слуха Господь,
Но я пела — с рожденья,
и музыка та не забыта.
Пусть была бесталанна
моя заурядная плоть,
Но душа воспаряла —
и, значит, была даровита.
Песня больно стучалась,
страдала, кричала во мне,
Из последних силенок
пытаясь на волю пробиться,
Но поющие в хоре
пеняли на то, что извне75
С ними петь в унисон
я никак не могла научиться.
Не давались мне ноты,
и голос опять подводил,
И пугливую душу
не слушалось робкое тело…
И не слышал никто,
как мелодию все ж выводил
Некий голос внутри:
как душа забывалась — и пела!
1995

* * *
Уходят годы, забирая
Все наслажденья бытия…
И вроде я еще живая,
И вместе с тем — уже не я.
Тускнеют краски, глуше звуки,
И зов страстей смиренно тих.
И удержать не могут руки
Потяжелевших благ мирских.
И легкое когда-то тело
Чуть отрываешь от земли…
Давно ли, кажется, летела?
И вот, пожалуйста,— пришли…
Где луг пестрел — лежит пороша,
Где свет сиял — таится мгла.
И лишь единственная ноша
Пока еще не тяжела:
Чем бремя лет седых сильнее,
Несокрушимей их права,
Тем голос музы все слышнее76
И все отчетливей слова.
2000

* * *
О материнство, боль моя и страх:
Все ночи напролет у колыбели…
Давно ли мы конвертик снежно-белый,
Боясь дышать, держали на руках?
Как я молила: «Поскорей расти!
Ты слишком мал — мне тяжко быть в ответе
За эту жизнь в кружавчатом конверте,
Которая еще не жизнь почти…»
И вот — растет, на радость и беду.
На человечьем языке лопочет.
Жить по указке он уже не хочет —
Соображает что-то на ходу.
И снова нет покоя ни на миг,
Настало время молча сокрушаться:
Как смеет он со мной не соглашаться,
Когда ему я подарила — мир?!
…Прошла пора болезней и пеленок,
И я могу вникать в заботы дня.
Но, мной рожденный маленький ребенок,
Куда же ты уходишь от меня?
1974

САРДАН
По равнине среднерусской
Вновь по адресу беды
Я иду тропинкой узкой,
Где следы, следы, следы…
Вон какая вереница
Впереди меня бредет —
Посетители больницы,
Неулыбчивый народ.
Здесь высокие заборы,
Санитар с большим ключом.
Здесь наш первенец, который
Будто ворог заключен.