Сапожник!

В память о тех, кого СССР не любил.

Судьба Николая Ивановича Рыжковского, сродни всех судеб, кому Господь Бог разрешил жить в стране под страшными буквами СССР. Лично для меня эта символика, как крючья экзекутора, на которые подвешивали виновных и как на боксёрском мешке отрабатывали удары сотрудники, которых в дальнейшем страна заставляла усмирять «непокорный» народ.

Тесть мой не знал ни точного своего имени, не то, что фамилии и отчества. Когда его сознание только впитало значение в его жизни мамы и папы, пришли дядьки чужие, родителей прямо в поместье расстреляли, и в их же доме сделали  детский дом.  Вот он,  наследник поместья, стал его обитателем. За кусок хлеба приходилось драться постоянно в детдоме, а так как его воспитали, что ко всем надо относиться с любовью, то из-за «любвеобильности своей», он постоянно голодал.

Поэтому решил Николай, что лучше быть бездомным, нежели жить в своём доме и видеть перед глазами картину убийства своих родителей и свою шкуру превращать в барабан для чужих кулаков.

Его пожалел старик, знавший его родителей, который и взял жить к себе. Старик Колю превратил в мастера сапожных дел. Обучая, он всегда приговаривал, что, сколько существовать будет род людской, столько ему нужна будет обувь. А значит, на кусок хлеба ты Коля всегда заработаешь. Впоследствии взяли в артель, где конвейерным методом они шили обувь ту, которая была у народа в моде.

С началом Великой Отечественной Войны судьба вновь подшутила над ним, попав под командование генерала Власова. Он хоть и не любил большевиков, но воевать против своего народа не захотел и оказался дезертиром. Сапожники нужны были всегда.

После войны один «уполномоченный», при исполнении, стал оскорблять, дознаваясь, чем занимался во время войны. Нелицеприятный разговор окончился дракой, за что  Николаю дали 10 лет тюремного заключения.

Срок заточения его проходил в Дрогобыче, там, в колонии, он и познакомился с моей тёщей, отбывавшей срок, за кражу пирожков.  Вскоре тёщу увезли во Львов, на операцию, где она родила и была освобождена. А Николая освободили через три года, вскоре после смерти Сталина.

Когда я стал его зятем, от тёщи наслышался много нелестных слов о нём. Она его кроме как алкаш, больше ни как не называла. Он в моём понимании, никак не подпадал под эту категорию. Мы с женой каждое лето старались побывать в гостях у бабушки с дедушкой. Обычно Николай Иванович жил по одному и тому же графику. У него была сапожная мастерская в быткомбинате. Дирекция от него требовала только выполнения плана. Быткомбинат выделял ему для ремонта обуви всё необходимое, в перечень которого входило, в том числе, и кожа. Он эту кожу сразу продавал, и этими деньгами оплачивал сразу свой план.

Далее на неделю пропадал из поля зрения руководства, предоставляя впоследствии справки о болезни. Сам эту неделю ехал к подпольному частнику, у которого эту неделю шил обувь. За неделю зарабатывал  одну - полторы тысяч рублей и уже с этими деньгами появлялся дома.

Последующая его жизнь протекала по одному и тому же сценарию. Он брился, отглаживал стрелки брюк так, что можно было порезаться, надевал чистую рубашку, галстук, костюм и шел в питейное заведение. Через час возвращался пьяный в стельку.

Тёще деньги никогда не давал. Она нигде не работала, а имея троих детей, надо было их кормить, поэтому «грабила» его пьяного. Его возвращение она поджидала. Николай Иванович подходя к двери квартиры остатки денег, прятал…. Куда? Теще было в глазок хорошо видно.  «Спрятав» деньги, звонил. Заходил в свою комнату и, не раздеваясь, заваливался  спать. Теща заначку забирала.

Спал Николай Иванович час – полтора. После чего всё повторялось. Мылся, гладился и вновь отправлялся, в питейное заведение. Пока работало заведение, он успевал трижды за день туда наведываться.  Где он прятал остальные деньги, теща отыскать не могла. Дома она всё исследовала. Брала ключи от мастерской и там проводила дознание, но Николай Иванович был хитрее. Деньги он хранил, как сейчас рекламирует телевидение, в «самом надёжном банке».

Иногда он приглашал меня, но я естественно отказывался. Тогда он предлагал ехать парк Васильева в Дрогобыче.  Мы брали его внуков, моих сыновей и моих племянников. Дети катались на качелях, каруселях, а мы играли в шахматы. Николай Иванович играл в силу третьего разряда, играть в шахматы любил. Там же в парке обедали. Он заказывал по сто грамм водки, что для него было как мёртвому припарка. Вот чем он и отличался от алкоголиков, ибо, что бы довести себя до нормальной кондиции, он выпивал всегда более 500грамм водки.

Вот играя в шахматы, я от него и узнал, что став работать сапожником, люди за любую работу кроме денег давали в придачу и пол литра самогона. Водку он всегда отдавал напарникам. Чем больше отдавал, тем больше «жаба давила», своё ведь кровное отдаю. Так постепенно и втянулся, не отдавать, а использовать.

В Львовской области гололёды зимой, явление постоянное.  В этот период растёт травма опасность. Люди, падая на скользкой дороге, удивляясь, спрашивали пьяного Мыколу, как ты умудряешься так, ходить и не падать?

- Это потому Вы падаете, что постоянно только и думаете, как не упасть? А я думаю, как выпить…. А Библия о чём Вам говорит? Сознание создаёт! Поэтому не думай про падение и падать не будешь.

На самом деле секрет заключался  другом. У него в мастерской всегда в баночке лежали медные копейки. Он брал однокопеечную монету, гвоздиком пробивал по центру отверстие. Затем переворачивал монету и гвоздиком тоньше делал два отверстия меньше.  Затем, узнав, что на улице гололёд,  две копейки прибивал к одному ботинку, а две к другому. После чего мысли его, на скользкой дороге, сосредотачивались только на водке.

Когда он был трезв, по заявлению тёщи. Был хуже зверя и в этот период мог даже совершить убийство. Когда же в его организме находилось спиртное, он был весел. От него никто никогда не слышал нецензурной речи, и когда тёща кляла его за глаза на народе, люди удивлялись, мол, что этой бабе надо. Не работает, муж спокоен, чистый всегда? Пожила бы с моим алкашом, узнала бы, что это за звери.

Николай Иванович практически никогда не болел. Но таков образ жизни, закаливание организма водкой, сказался. Заболев, цероз печени, он осознал о том, что наказание неотвратимо. За месяц до смерти он бросил пить, курить, но как оказалось, потуги и стремления к жизни оказались напрасны.

Так жизнь моего тестя, Николая Ивановича прошла не так, как мечтали его убиённые родители, сотрудниками СССР.
   


Рецензии