Душу за други о фильме разжалованный

                «ДУШУ ЗА ДРУГИ»
                о фильме "РАЗЖАЛОВАННЫЙ"

 Фильм «Разжалованный», это невероятно нежный фильм о… любви! Только нет в нем той «любви», которая «всплывает» в нашем воображении, при упоминании этого слова, но о которой, однако, так немного сказано Тем, Кто принес людям заповедь «да лЮбите друг друга, как Я возлюбил вас.». Традиционная тема любви мужчины и женщины проявляется в картине тонким, прозрачным «намеком», на возможное развитие взаимоотношений медсестры и пожилого конвоира, как бы дополняя образ последнего. Однако сама картина повествует о восхождении троих ее героев к высшей точке любви, о которой Спаситель сказал:«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.»
   Само название фильма уже готовит зрителя к тому, что героем картины предстанет не традиционный, для советского кино о Великой Отечественной Войне, герой, схожий, по психологической характеристике, с Василием Теркиным- бравый воин без страха и упрека, а некий персонаж, «волею судеб» оказавшийся в разряде изгоев. По- началу, им видится молодой, неопытный лейтенант, разжалованный за ослушание приказа, который он счел  неоправданно жестоким по отношению к подчиненным- бойцам, которых, согласно этому приказу, требовалось поднять  из окопов и повести в атаку на верную гибель… Коллизия предыстории вынесена за рамки фильма. Зрителю предлагается некая условность, ведь вся, так называемая, «завязка», произошла как бы «за кадром», без его, зрительского, участия. Думается, авторы сознательно лишили зрителя возможности стать «очевидцем событий», для того, что бы избежать предварительной оценки поведения персонажа в той ситуации, которая может быть истолкована двояко, ведь основным критерием правоты могут быть только внутренние мотивы, двигающие человека к принятию того, или иного решения. В данном случае, с первых минут просмотра, зритель, вместе с персонажами фильма, напряженно ищет ответ на вопрос «чья правда?» Однако, к концу, проделав, вместе с героями картины, путь духовного восхождения, мы не хотим подсчитывать юридические «за» и «против», обнаружив, что замысел авторов гораздо глубже того, по сути, детективного сюжета, который положен в основу «драматургической схемы» фильма.
Зритель, привыкший к «нормам» современного зрелищного кинематографа, возможно, почувствует себя несколько обкраденным: где спецэффекты, где взрывы с разлетающимися в стороны кусками тел, где матерная брань кричащих в трубку командиров, где, в конце- концов, хотя бы испуганные глаза самого лейтенанта и его, посылаемых «на убой», как «пушечное мясо» солдат? Любители подобных «аттракционов» будут разочарованы: в картине нет эпизодов, которые могли бы приблизить ее к разряду фильмов жанра «экшн». Более того, даже в тех моментах, где, для подчеркивания страшных сторон военной действительности, необходимо было включить сцены жестокости и насилия, авторам удалось избежать свойственного современному кино,но напрочь лишенного какой- либо художественности, натурализма.
«Разжалованного» можно было бы смело поставить в один ряд с такими, ставшими классикой Отечественного кинематографа, лентами, как «Восхождение» Ларисы Шепитько, и «Проверка на дорогах» Алексея Германа… Объединяет эти три картины не только, и не столько тема ВОВ, сколько разговор о предательстве и верности, об осуждении и прощении, о ненависти и любви, разговор, в котором нет разделения на «врагов» и «наших», «плохих» и «хороших», где даже фашизм выступает в роли некоей противодействующей, безликой, отрицательной силы, в результате борьбы с которой в людях- героях картины- выявляются светлые и темные стороны их душ.
   С картиной «Проверка на дорогах» фильм связывает тема оступившегося, и ищущего возможности искупить вину человека, антиподом которого является тот, кто, будучи прав формально, является носителем нравственной неправды. Однако, если «особист», в исполнении Анатолия Солоницына, в картине А.Германа, является зрелым, сознательно отстаивающим «законническую» точку зрения, персонажем, то герой «Разжалованного», всего лишь, неопытный, сам ищущий правды и во многом наивный молодой человек, которому, так же, как «оступившемуся» лейтенанту, дается шанс на прозрение, в результате которого он отказывается от своей «фарисейской» позиции. А с фильмом «Восхождение», главной темой которого является жертвенное восхождение на «Голгофу», попавшего в фашистский плен, советского офицера, «Разжалованного» роднит то, что его героям тоже предстоит некое «восхождение» на свою- личную «Голгофу», явив подвиг самоотречения, во имя спасения жизни ближних, однако, в отличие от картины Ларисы Шепитько, где контрастом к восхождению одного героя показано падение другого, в «Разжалованном» восходят на свою нравственную вершину все три персонажа.
  С первого эпизода- ругани между командиром и комиссаром в блиндаже, задается «камертон» всей последующей перипетии. Столкновение двух точек зрения- формалистической (комиссарской), когда во главу угла ставятся приказ и уставные отношения, и более живой (офицерской), в которой учитывается так называемый «человеческий фактор». Разъяренный, разгоряченный спиртом, которым приходится ему «заливать» такую «правду», командир срывает погоны с проштрафившегося лейтенанта, бросает его на колени и приставляет ко лбу юного опального офицера ствол револьвера. Нам не «разжевывают», было ли случайностью то, что револьвер оказался не заряжен, или командир специально «разыграл» эту сцену. Догадаться об этом мы можем по последней реплике самого командира «летёху жалко». Но, с момента, когда щелкнул боек револьвера, поставленный на колени лейтенант расстается с прежней жизнью «порядочного человека», и службой в офицерском чине. Выстрел прогремел в духовном пространстве потерявшего от страха сознание лейтенанта. Отныне он- «разжалованный»…Любопытно, что в чертах лиц актеров, сыгравших роли командира и лейтенанта много схожего. Образ пьяного и злого, от своей безпомощности перед ситуацией, командира, вынужденного прибегать к крайним, жестоким мерам, там, где этого требует «закон военного времени», явлен зрителю, как некий пример того,  каким должен был стать, в конечном итоге, разжалованный лейтенант, если бы, выполнив приказ, послал своих бойцов на смерть. Сколько раз приходилось командиру делать выбор, оправданный с точки зрения военной стратегии, но нарушающий закон милосердия? Ровно столько, сколько нужно, что бы стать из такого юного лейтенанта тем, кем командир предстает перед зрителем. В дальнейшем тема того, кем мог бы стать разжалованный лейтенант, «если бы…», будет проходить через всю картину. Например, встреча с людоедом следует сразу после того, как дед- конвоир, благодаря чутью опытного военного, спасает жизнь молодого, горячего следователя. Нам дают понять, что своей спиной дед, в исполнении актера Михайлова, спас от смерти (физической), не только молодого следователя, но еще и оградил от опасности духовного умирания самого разжалованного, для которого выстрел, по сути, в своего же однополчанина, мог стать только безвозвратным «сжиганием мостов», поставив его «вне закона» на собственной Родине, в результате чего, несомненно, последовали бы другие, усугубляющие вину, шаги. Может быть именно с такой «борьбы за свою правду» начинал и тот людоед, для которого забота о собственном биологическом выживании представляется единственно важной целью существования. Благодаря только мудрости старого конвоира, лейтенанту удалось избежать участи людей, вынужденных скрываться от своих соотечественников, на собственной земле, или, в лучшем случае, участи быть съеденным людоедом. Бог миловал разжалованного. Следующим «наглядным примером» того, как могла сложиться судьба разочаровавшегося в справедливости правосудия лейтенанта, предстает перед нами образ сына обезумевшей женщины, со слов которой мы узнаем, о его «перебежничестве» на сторону врага. Сын ушел с фашистами, отец, взявший вину сына на себя, повешен «нашими». Мать сошла с ума. Это одна из параллелей темы родителей, которым разжалованный, а, вслед за ним и следователь, которому тоже грозит участь стать «разжалованным», пишут прощальные письма, безпокоясь об участи близких, которым предстоит нести крест «семьи предателей Родины». В лице обезумевшей женщины лейтенант, несомненно, видит свою мать, которой тоже сообщат, что сын ее стал «врагом народа». Именно поэтому он берется похоронить ее невинно убиенного мужа. Однако, здесь явлен еще один, глубоко Евангельский принцип, который движет, это становится зрителю все яснее и яснее, молодым лейтенантом. «Возлюби ближнего твоего»- завещал Спаситель, а на вопрос фарисея «Кто мой ближний?», Богочеловек однозначно дает понять, что «ближним» для каждого христианина должен являться тот, кто оказался рядом в данный момент. Через эту, и последующие ситуации мы убеждаемся в том, что лейтенант не по малодушию отказался выполнить приказ военноначальников, ибо всякий раз видим, как для него забота о своем выживании не стоит выше заботы о ближнем. Однако для молодого следователя, ослепленного заботой о безопасности своей «репутации», и, в конечном итоге, жизни, исполнение приказа является высшей «заповедью». Конечно, понять позицию оказавшегося в крайне непростой ситуации, следователя, очень просто. Да и авторам фильма скорее жалко этого безпомощного в своей неопытности «сопляка», на месте которого не пожелаешь оказаться и врагу, но в картине, через этого персонажа, явлен образ «сбитых ориентиров» всего мировоззрения человека, для которого «буква закона» выше любви к ближнему. Показательно, что и сам разжалованный лейтенант оказался в нелегком положении по причине того, что, будучи так же неопытен, последовал «писаной инструкции», а не живому приказу, однако, глубинно им двигали вовсе не «фарисейские» мотивы. И тут, у могилы в которую только что похоронен тот, кто для одного является «ближним», а для другого «врагом», будучи даже мертвым, выявляется со всей определенностью несостоятельность жизненных позиций, отвергающих вечную, незыблемую «актуальность» Евангельских заповедей, не имея представления о которых, в конечном итоге, следователь полностью теряется в психологически превышающей его опыт, ситуации. Выстрелив в спину разжалованного он сам чувствует свою неправоту, и вот уже сам следователь, исполнивший приказ, но нарушивший заповедь, вынужден толкать дрезину, на которой лежит раненый им «ближний», подтверждая тем и другую заповедь Спасителя «возвышающий себя понижен будет…», а продолжение строк этой заповеди «а понижающий себя возвышен будет», явлено чуть позже, когда тихий, безответный дед, казавшийся эпизодическим персонажем в первой половине фильма, оказывается офицером, способным возглавить оборону…
Но, несмотря на то, что, по внешней форме «Разжалованного», можно отнести к разряду картин реалистических, в нем явственно просматривается другой- мистический план, благодаря которому многие сцены ассоциируются с картиной А.Тарковского «Сталкер»… Тут и «апокалипсические» пейзажи, развалины, снятые « в ракурсе», обезумевшая женщина, железнодорожная дрезина, везущая своих пассажиров к некоей географической точке, которая, для каждого из них, обещает что- то свое, это и провожатый «сталкер», который «на брюхе всю карту исползал», и его «ведомые», являющие противоположность взглядов, но, по сути, единую цель (в данном случае- победа над фашизмом). Так же, как для героев картины «Сталкер» их путь является возможностью полемического столкновения двух противоположных полюсов, краткий период вынужденного сосуществования персонажей «Разжалованного» становится для них той «финишной прямой», на которой предельно обнажатся их сущности. Герои словно погружаются в некую таинственную среду, в которой перестают действовать законы времени и места, и, изначально главенствующий план войны, уступает место все более проступающему в фактуре, в музыке и в действии, духовному плану картины. Окончательно персонажи «погружаются» в мир отстраненный от бытовой, как бы лишенной глубины, военной неразберихи, в мир, где окончательное значение будут иметь не звания и положение, но личные качества каждого, под пение проникновенной народной песни, на уже упомянутой дрезине, а за ней и в лодке (вспомним, что водная переправа всегда символизирует в мифологии, из которой черпают свое начало художественные образы всего мирового искусства, ничем иным, как переправой от берега этой, временной, жизни, к берегу вечности). Образом этого служат и кладбищенские кресты, появление которых в картине, как, впрочем, и в реальной жизни, отрезвляет, как бы «ставит все на свои места», напоминая нам о бренности и временности земной жизни, а основным воплощением этого образа являются возникающие, сначала на заднем плане, развалины храма. Появление в картине храма, и именно- разрушенного, а, как мы знаем, храмы в Советском Союзе разрушали незадолго до начала ВОВ, наталкивает на мысль о том, что герои, для которых, как и для миллионов их соотечественников, главной целью является победа, не подозревая того сами, оказались поставленными перед лицом тех фактов, которые неоспоримо свидетельствуют о неотвратимости «Божьего Суда», как для целых народов, в ослеплении Богоотступничеством, дерзнувших разрушать святыни, созданные руками предшествовавших поколений предков, так и для отдельно взятых человеческих личностей, души которых, по Слову Спасителя, тоже являются нерукотворенными Божиими храмами. О Суде Творца над народами России, рушившими свои храмы, одним из которых является и этот, конкретный, показанный в картине, храм, свидетельствует нашествие фашизма, подобное прежней каре над народом Египта- нашествию саранчи. Громыхающие вдалеке раскаты взрывов, раненые и уже умершие жертвы войны, спрятанные в развалинах этого храма, да и сами герои картины- ставшие такими же жертвами- все это, контрастируя с незыблемой тишиной старинных развалин, подчеркивает мысль о Суде Божием. Главной же «иллюстрацией», если позволительно так выразиться, этой мысли служит то обстоятельство, что, идущие, на протяжении всей картины, на суд человеческий, которым и является военный трибунал, герои, в финале приходят в храм, из которого этот трибунал накануне «сбежал», бросив «на произвол судьбы» раненых, чем тоже подчеркивается мысль о том, что «судящие» по юридическим законам и, так называемым «законам военного времени», могут оказаться недостойнее своих «подсудимых», если рассудить по закону совести. Таким образом авторам картины удалось наглядно воплотить строки о том, что «ин Суд Божий, и ин суд человеческий», ведь там, где трибунал должен был бы вынести свой «приговор предателю Родины», Бог, проявляя милосердие, дает возможность обреченному на посмертный позор человеку, избежать не только этого позора, но и окончательно явить своей совести (и нам- зрителям картины), уверенность в том, что причиной, по которой он отказался выполнить приказ, было не малодушие, а человеколюбие… Убеждается в этом и молодой следователь, для которого является откровением факт самоотверженного, жертвенного подвига людей, которые, по нормам закона являются преступниками. И он сам доказывает последним порывом- уничтожением рапорта, что ему- прозревшему, оказывается тоже важнее собственной жизни «положить ее за други», утверждая тем высказывание Тертуллиана «душа у всех- христианка». В свете этой цитаты хочется особенно остановиться на образе деда- конвоира, который, по сути, оказывается главным героем картины, и даже само ее название относится не только к молодому лейтенанту, но и к тому- последнему «примеру»- кем мог стать этот лейтенант, останься он в живых… Одновременно, дед являет образ совершенного христианина, того, о ком можно сказать «старец», ведь, по словам Антония Сурожского «старец- это человек, который дошел до тех глубин своего сердца, где запечатлен Образ Божий, и который может говорить из этих глубин». О том, что до глубин Образа Того, Кто взошел на крест, ради человечества, в своей душе дошел конвоир, становится ясно, когда он признается разжалованному лейтенанту, что готов был стать под расстрел вместе с ним. О том, что именно он, словом и личным примером, не только спас своих провожатых от неминуемой для них духовной гибели, где один мог стать настоящим предателем, а другой настоящим палачом, свидетельствует весь ход картины. А о том, что дед воспитан в православии свидетельствуют не только его, истинно христианские поступки и взгляды на жизнь, но и возраст, ведь, для людей, рожденных до революции, христианское воспитание было неотъемлемой частью быта народа. В финале фильма герой поднимает глаза к небу, и в его взгляде нет сомнений в Существовании Того, к Кому обращен немой вопрос «за что?». И ответом на этот вопрос являются зияющие пустотой проемы в куполе храма, сквозь которые, как сквозь громадные глазницы, словно смотрит Сам Бог, так же немо вопрошающий человечество «за что?»
То, что героически погибшие провожатые деда оказываются не только однофамильцами, но и имена у них одинаковые, утверждает зрителя в мысли о том, что каждый из обоих мог оказаться на месте другого, сложись обстоятельства их жизни иначе.., И тут прочитывается следование заповеди «Не судите, да не судимы будете…», ведь никто не может знать, на чьем месте придется оказаться ему в тот, или иной момент жизни. Таким образом, абсолютно незаметно, картина «Разжалованный» «преображается», «перетекая» из области реалистического, в область духовного искусства.
   Говоря о «перекличке» с другими фильмами, хочется вспомнить картину Андрея Звягинцева «Возвращение», в которой поднимается тема мужского воспитания собственным примером, без которого невозможно становление человека, как личности. «Разжалованный» это тоже фильм об отцовской любви (вспомним последнее «прости, сынок»), благодаря которой молодые люди становятся героями, но без которой у них не было бы даже шанса стать просто людьми, ведь, по Иустину Поповичу, человек, не имеющий любви, это «недочеловек», образ которого так страшно явлен в лице людоеда… Кроме того, с картиной А. Звягинцева фильм «разжалованный» связывает форма. Фильм- дорога, где, по сути, всего три героя, для которых этот путь становится значимее всей предыдущей жизни, но, в отличие от «Возвращения», в «Разжалованном» на лодке, в финале картины, отец переправляет сыновей…
   Особенно хотелось бы обратить внимание на гениально созданный актрисой Ольгой Лапшиной образ обезумевшей женщины, «перекликающийся» с ролью этой же актрисы в картине А.Прошкина «Чудо». Эта параллель наводит на мысль о том, что обезумевшая от череды несчастий женщина (героиня «Разжалованного») воплощает собою образ целой страны…И если рассматривать героиню Ольги Лапшиной в этом, метафорическом контексте, то начинают «проступать» другие «исторические параллели». Например, муж безумной женщины, повешенный «своими» за то, что взял на себя вину предательства собственного сына, может трактоваться, как образ последнего русского Царя, Николая Александровича, отказавшегося бежать из России, но взявшего на себя вину ее народа, вину Богоотступничества. Существует мнение, что именно ценой самопожертвования последнего русского Государя- Императора Николая второго, получил надежду на возрождение и спасение народ Российский, малодушно «перешедший на сторону врага», ибо Богоборчество прошлого столетия, в духовном смысле есть ничто иное, как отступничество от Бога, и «перебежка» на сторону Его противника- сатаны. И даже то, что труп отца, пожертвовавшего собою ради сына (а Царя, как мы знаем, народ звал отцом), не предан земле, тоже является «параллелью» с тем фактом, что тела убиенной Царской семьи не были погребены по православному обычаю. А первым, кто оказал почтение отцу предателя (до сих пор многие россияне слагают вину всего народа российского на последнего Помазанника Божиего, правящего ей накануне революции), явился простой русский солдат.., Заметим, что для многих советских людей война с фашизмом явилась неким «прозрением», раскрывшим разницу между системой навязываемых ценностей, и тем, к чему стремится, от начала, человеческая душа.  Обезумевшая от того, что сын ее (народ российский) оказался предателем (Богоотступником), баба (Россия), не отрекается от своего чада, но принимает на себя подвиг юродства- высший из всех христианских подвигов, дабы умалить Бога о милости. И вот уже перед нами не паталогически- больная, лепечущая несуразицу баба, а подобная блаженной Ксении, взявшей на себя подвиг юродства, дабы вырвать из ада душу своего умершего без покаяния мужа, святая, для которой пространство даже разрушенного храма остается незыблимой святыней, где так необходимо возносить молитвы Тому, Кому посвящена эта Святыня, а фотография сына становится иконой, но не потому, что авторы фильма стремятся «канонизировать» отступничество, а потому, что эта фотография олицетворяет для нее любовь, ради которой несчастная женщина, как и ее супруг, а, в конечном итоге и все герои фильма, готова «положить душу», и любовь эта, через негодного сына, становится чем то большим, чем просто привязанность к «своей кровинушке». «Женщина спасается чадородием»- гласит святоотеческое учение, но не потому, что без рождения ребенка невозможно спасение женщины, а потому, что через деторождение мать становится сопричастной чувству жертвенной любви, являющейся «высшей точкой» Богоугождения. А, значит, вместе с фотографией сына, женщина прижимает к сердцу свою любовь к Самому Богу, к Родине, ко всему тому, что связывает ее с этой жизнью... И, если в фильме «Чудо» героиня Ольги Лапшиной олицетворяет собою Россию погибающую от безверия, то в «Разжалованном» ее финальный «гомерический хохот» над «ретирующимся» противником, говорит нам о несломленном духе той, что, несмотря на все внешние потрясения, не утратила веру и способна восктеснуть. Другую, тоже мученическую Россию, воплощает собой медсестра, оставшаяся для того, что бы «пронести свой крест до конца»- спасти своих раненых подопечных, или умереть вместе с ними. И вновь предстает перед нами все та же жертвенная верность долгу, Родине, Богу, в лице медсестры и раненых бойцов, до последней капли крови защищающих своих ближних, свою землю, свой храм. И этим явлен образ того, что победа над фашизмом была одержана благодаря самоотверженному подвигу простых русских солдат, которыми руководило скорее чувство долга перед Родиной, чем верность «уставу»…
    Кульминацией «перетекания» реалистической формы картины, в мистически- духовную, является финальный кадр, когда, на фоне купола разрушенного храма возникает, поднимаясь выше и выше, некое «видение», прообразующее безплотную душу, или таинственное явление ангелов, и, лишь чуть позже, мы понимаем, что мастерски выполненный прием «двойной экспозиции», известный почти от самых истоков зарождения кинематографа, позволил авторам, избегая нарочитую ирреальность современной компьютерной графики, создать кинообраз, достойный того, чтобы быть вписанным в историю киноискусства. При этом «духовный накал» картины, в последнем эпизоде, достигает такой высоты, что возникающее перед глазами зрителя некое мистическое «видение» воспринимается так органично, словно ничего более естественного, чем узреть воочию, воспаряющие в Небо ангелоподобные души героев фильма, не может и быть. И только некоторое время спустя, «ошеломленный» зритель, как бы возвращается на «грешную землю», но так, что, ставшее реалией, «видение», оставляет неизгладимый отпечаток в сознании, подобно, может быть, тому, как, даже кратковременное посещение Святыми Небесных Обителей, оставляло в их душах незабываемое, во всю последующую жизнь, впечатление…
Хотелось бы особенно отметить прекрасную игру всех актеров, создавших настолько правдивые образы, что фильм смотрится «затаив дыхание», каждая новая реакция того, или иного персонажа воспринимается несомненно, что говорит о большом духовном опыте создателей картины, для которых все ситуации картины психологически явно знакомы, и поведение персонажей формируется либо их личным опытом, либо «подсмотрено» в реальной жизни, что является такой редкостью для большинства современных кино- видеофильмов, в которых актерам явно приходится играть внутренние состояния о которых они ничего не знают.
На последок добавим, что, зачастую,при создании кинофильма, авторы вынужденно идут на поводу у сопутствующих факторов: погодных условий, непредвиденных случаев, и других «подарков судьбы», в результате которых в фильмах появляются эпизоды, не заложенные в сценарии, но углубляющие концепцию фильма до тех образов и метафор, которые становятся «открытием» для самих авторов, чем, по мнению автора этой статьи, только подтверждается причастность Самого Творца к созданию данного произведения. По словам Паисия Афонского, человек зачастую творит Волю Божию именно тогда, когда об этом сам не подозревает, ведь возможности ограниченного человеческого разума- ничто, в сравнении с Разумом Творца, и именно такие «случайно случившиеся случаи» нередко возводят произведение искусства в разряд духовного...
         
                yandex@   
                СТИХИ.РУ
                Автор Артемий Тропкин