сто двадцать шагов назад

Руки обожгла ледяная вода. Горная река тоской проникла в мою суть, и все внутри застыло от оцепенения.
Ну вот и все… Сердце сжалось. Я вытащила отяжелевшее белье из холодной воды, по привычке крепко отжав и бросив на старую кладку. Неторопливо выпрямилась, бескрайний лес вызывающе молчал, далекие белые вершины гор стали резко чуждыми. Мой взгляд пронизал грубую тишину и застыл. Как хрупко счастье, как ни старайся его уберечь, как нежно не остерегай его – не угадаешь беду. Двое ребятишек остановили игру и в страхе прижались к моей юбке, а я так и осталась еще надолго всматриваться вдаль.
Не стоит разводить огонь каменного очага - мне с детьми теперь будет достаточно и маленькой печурки…
Сознание. Со-Знание. Крохотный уголек сжался в одном из тупиков его лабиринтов.
»Время лечит» - поверхностная глупость, придуманная для успокоения болезненных рубцов. Время вовсе не лечит, оно…запутывает. Это только в исходной точке все кристально ясно и предельно просто. А вот стоит только обронить собранный кубик-рубик времени на пол бытия, все тут же меняется до не узнаваемости. Разноцветные квадратики разлетаются в таинственные уголки Вселенной, теряются среди созвездий, и уж если парочка из них, допустим оранжевый и синий, при падении отобьет себе крепежку – будь добр, забрось их восстановление как таковое.
Лет эдак через пятьсот по другою сторону все того же леса существование Аркадия было безмятежным. Крестьяне его любили и уважали, он был в меру строг, не брезговал плугом. И все бы хорошо, только страсть как манил зеленый ковер леса, и Аркадий часто подолгу бродил по заросшим тропинкам, пытаясь утихомирить взбунтовавшуюся струнку внутри. А уголек выжидал, равномерно тлел и свято верил, что Любовь и Свет совсем рядом, нужно только еще совсем немного потерпеть.
Время обладает собственной магией. Бывает, и что ему взбредет – тянется тысячелетиями, а захочет – промелькнет секундой, или вовсе остановится.
Жизнь священника маленькой деревушки как на ладони – она чиста, она наполнена святостью и понятностью. Морозный воздух с легкостью наполняет его живительным ручейком. Топор по утру заботливо рубит дрова, пища проста и вкусна, а прихожане всегда знают, куда обратиться за поддержкой и утешением. И нет в бытие святого отца изъяна, его ум спокоен и рассудителен, а сердце наполнено добродетелью. Вот оно – пристанище для уголька СОЗНАНИЯ, но время включает свои капризы, и уголек уносится, вроде как ради шутки, совсем в посторонний мир.
В нем все незнакомо и дико, Боги внушают намного больше покорности, а астрономия заманивает перспективами. В составлении карт, подсчете чужих звезд и поклонении Двум Солнцам проносится два десятка тысячелетий. За такой период память маленького уголька может поистереться и принять этот мир как родной. Да и как не принять – двадцать тысяч лет трудно проигнорировать.
Возвращение тяготило, непонимание истязало каждую извилину мозга. Разноцветные квадратики плясали в разнобой. Двадцать шагов вперед, сто двадцать назад… Забрезжит, заискриться поярче уголек, и вот те раз, тут же шипит от собственных предательских слез. Да и как отыскать дорогу ДОМОЙ, когда по своей же доброй воле назначил себе путь? То разгорается, освещенный Любовью, то чернеет и воет скитающийся уголек, натыкаясь на жестокость и не понимая необходимости ее существования.