Обращаясь к Седому Человеку С Той Стороны

Становится темно, дым из светло-голубого превращается в тени на стене, вобрав в себя заполненную пустоту пространства. Прожит ещё один день. Колокол оповещает собравшихся в своих клетках безумия о наступлении ночи, люди зажигают лучины вакуумных вольфрамовых ламп, жмутся, как животные, ближе друг к другу, стараясь изжить все свои древние страхи. Одним махом заканчивая процессы приема пищи, водворяют себя перед мерцающим экраном чужих жизней, лекарств и беспокойства. После, лениво занимаются сексом, думают об ошибках совершенных за день, мрачно закуривают сигареты.
И снова становится темно. Теперь уже иначе. С обрывками черно-белых всполохов сознанья, безумных цветных видениях и снова становится темно.
Бывают и другие ночи. Когда одинокое животное самовольно запертое в бетонных стенах, курит и смотрит на потолок, где разворачиваются мимолетные сражения неоконченных войн, проплаченных истин, детских страхов и нескончаемых деревьев в свете автомобильных фар, с саундреком шуршания шин, людских голосов и пустотой в голове. Бутылка алкоголя, изменяющая своё качество в зависимости от социального статуса её владельца. Мысли о бренности существования. Существование с осознанной бренности происходящего.
Позже все это будет вышвырнуто на потребу таким же (же)животным и по количеству «комментов» и глубокомысленных, смешных в своей бесполезности, изречений, оценено. Чувства превратятся в слова, слова в мегабайты информации, мегабайты информации в шум. Шум – бессмертен.
Останется музыка. Как средство прожить трехминутную жизнь, выйти за рамки своей оболочки, почувствовать озноб и предаться грусти о невозможности осуществления всех мечт. Как шум. Не более.
Музыка – это путь саморазрушения. Саморазрушения через звук, колебание предметов, колебания собственных струн. У многих этих самых струн нет. Колебаться нечему и за пустотой, снова же, скрывается пустота.
А те, у кого есть, с ещё большей яростью становятся на этот путь, разбивая себя о стены бесчувствия и безмолвия. Моральные уроды, подстегивающие самые грязные углы своей, когда-то прекрасной души (если не отринуть факт её существования) для создания чего-то чистого и прекрасного. «Секс, драгс и рок-н-ролл» кричат приверженцы вышеуказанной жизни. Больше, выше, сильнее. «Не останавливайся на достигнутом, гори, гори, сука, мы пьём тебя, мы едим тебя, ты, инструмент, сотканный из той же плоти, что и мы, сгорай, быстрее, выше, сильнее!»
И всё это везде. Спорт, политика, ГАИшники, педерасты. Горите, сгорайте, посыпайте пеплом и так обильно унавоженную почву людской цивилизации. Нас и так слишком много. И так слишком много произведений искусства. Если можно этим благородно звучащим словом, описать всю происходящую херню.
И ведь горим. Горим на работе, в постели, в метро. Горим вместе, по отдельности, частично. Пресмыкаемся. Вырыгаем бесполезный в своей несогревающей бесполезности огонь. Плавимся.
Цитируем фразы «снятые» нами с сериалов, кино, театров (пример: сериал Californication).
Выставляем напоказ своё невежество, ненастоящие сиськи (все начали улыбаться при слове «сиськи» и думать, что автор не такой уж и мудак?), выбеленные зубы, приятный запах. Куда делась естественность?
Обращаясь к тебе Седой_Человек_С_Той_Стороны.
Ты заменен, выкинут. «Оводы» разбивают твоё распятие. Если даже придуманный, рожденный фантазией женщины,образ способен уничтожить тебя? Что ты можешь? Накормить всех жаждущих рыбой и хлебом? Старый трюк. Настоящий Бог не ты, настоящий Бог – еда. Нет, Еда.
Как будет рыдать, ползать в луже собственных испражнений каждый из нас без великолепного Бога – Еды?
Нет, Седой_Человек_С_Той_Стороны, я не отрицаю твоего существования, не отрицаю, что ты с улыбкой смотришь на чадо твоё, я вынашиваю свой собственный бесполезный бред, рыдаю в своих клетках безумия, не верю в тебя и завидую твоей участи и знаешь… становится темно.
Вечером я подойду к зеркалу и по схеме обезьянка-видит-обезьянка-делает, и скажу себе: «Никто тебя не любит, ты урод и одевает тебя мама, как клоуна. Улыбайся зверюшка затраханная!»