Я родилась в нерусской России...

Я родилась в нерусской России,
Где купавку зовут «италмас»,
Где удмуртские песни грустили
Над моей колыбелью не раз.
Многолюдные помню базары…
Воскресение. Солнечный день.
Как на праздник, марийцы, татары
Из окрестных идут деревень.
Вавилонское столпотворенье —
Всех наречий и говоров пир!
Этот радостный на удивленье,
В красный ситец обряженный мир!
Было небо, как стеклышко, чистым,
И смотрела я женщинам вслед,
На которых звенели мониста
Из серебряных царских монет.
2000


* * *
Мой город детства, ты смешон.
Зачем я здесь блуждаю снова?
Вблизи ты начисто лишен
Очарования былого.
Здесь в знойный день на окнах пыль,
Дома как будто в серой краске…
И ничего от детской сказки,
Лишь зауряднейшая быль!
Какой я понесла урон!
Здесь, неподвластны перековке,
Как на работу, на перрон
Выходят частные торговки.
Провинциальный городок,
Невелики твои успехи.
Ты весь — наивный парадокс
В огромном по масштабам веке.
Но если даже я права —
Друзей не покидают старых.
И от наличников кустарных
Мне снова глаз не оторвать.
И наконец, воображенье
Слегка смиряется, остыв:
Мои дороги — продолженье
Твоих булыжных мостовых.
1967


ДЕТСТВО
Светлой памяти
Зои Николаевны Нагорных

Пятидесятых самое начало —
Любимый вождь пока еще в Кремле.
«За Сталина!» — с войны не отзвучало,
Катилось долго эхо по земле…
Нам, сельской ребятне, игралось славно —
Счастливым детство Он назвал не зря.
А завдетсадом Зоя Николавна
Советские прошла концлагеря.
Она немолода, а все красива.
Как царственно пряма ее спина!
Но голову давно посеребрила
Тем, лагерным, оттенком седина.
А дома нет ни мужа и ни дочки —
Все канули в бессмысленную тьму…
Кто зачислял замужних в одиночки —
Покуда неизвестно никому.
Нам весело — она не засмеется.
Зато и не заплачет никогда.
…Все это в нашей памяти очнется
Уже потом, в недетские года.
Мы безотчетной радости полны.
Противоречья нас не раздирают.
И смотрит мудрый Сталин со стены
На то, как в куклы девочки играют.
1988


* * *
Лугов орнаменты простые,
Полей немыслимая тишь…
Ты для меня всегда, Россия,
Из деревенек состоишь.
Поля, овраги, перелески,
Вдали — над крышами дымки…
Себя считаю деревенской
Любым насмешкам вопреки.
1968


* * *
Ох, этот деревенский быт
И древние его законы…
Идешь по улице — знобит
От взглядов кумушек знакомых.
Кто спутник твой, сама ты чья,
И хороша ль, и как одета,
В почете ли твоя родня —
Здесь все берется на замету.
Пути прижизненного нить
Как на ладони. И напрасно
Ты захотела б что-то скрыть:
Здесь судьи строги и пристрастны.
И шансы на успех плохи:
Коль ты безгрешна безусловно,
Тебе припишутся грехи
Всей немудрящей родословной!
Здесь вече мудрых знатоков.
Здесь в час вечерних консультаций
Идет приклейка ярлыков,
Вершится гибель репутаций.
Тут сплетня чудеса творит,
Тут верят слухам, а не справкам…
У палисадников по лавкам
Сидят биографы твои.
1969


* * *
И сколько лет, и сколько зим —
А тот же давний страх,
Что мы с тобою говорим
На разных языках.
Ромашки пыльные растут
Вдоль тропок в том краю,
Где я нашла судьбу свою…
А ты искал не тут.
А ты нашел ее вдали
От тихих отчих мест…
Зачем же мы опять пришли
В просторный этот лес?
Здесь слишком резок солнца свет,
Здесь страшен звук любой.
Здесь ничего в помине нет
Меж мною и тобой.
Ты счастлив, потому что ты
Достиг, чего хотел.
А я не знаю высоты,
Которая — предел.
Мне тоже ширь и даль нужна —
На тыщу верст окрест!
Но кроме — эта тишина,
Но кроме — этот лес.
Меня ты грустно рассмешишь,
Напомнив вновь, что я
Похороню себя в глуши…
Какой ты мне судья?
Июльский полдень.
Сушь и жар.
Все в розовом дыму.
И так мне жаль тебя, так жаль —
Не знаю, почему…
1971

Сельский учитель

С трудом несет груз долгих лет
Старик с линялою авоськой —
Ведь сверстников его и вовсе
Уже давно на свете нет.
И встречным кажется подчас,
Что здесь всему он посторонний…
Когда-то белою вороной
Он слыл среди односельчан,
Хоть знал топор, литовку, плуг,
И, из семьи крестьянской родом,
Меж книгами и огородом
Делил нехитрый свой досуг.
Но только спать ложился дом
За стол он торопился шаткий
И что-то все писал в тетрадке,
И перечеркивал потом…
А утром замечал сосед,
К калитке выйдя спозаранок,
В его глазах бессонных странный,
Ничем не объяснимый свет.
Как пожелтела та тетрадь,
Как в ней повыцвели чернила!
А жизни все же не хватило
На то, чтоб строчку дописать.
…И вот он, сгорбившись, идет —
Маршрут и близкий, и не близкий…
Как раз напротив обелиска
Он улицу пересечет.
Там, в тусклой бронзе, имена.
Он помнит все, а их немало.
Списав из классного журнала,
Сюда вписала их война.
И самый первый среди них —
Десятый класс, июньский выпуск —
Сын… первенец… шинель на вырост.
Любимый — втайне — ученик.
В их разговор наедине
Прохожий не дерзнет вмешаться:
Легко ль на людях предаваться
Мечтам, убитым на войне?
…И снова бесконечный путь
Домой, в казенную квартиру,
Где он когда-то клялся миру
Открыть! свершить! перевернуть!
Где нет уюта ни на грош —
Лишь одиночества приметы:
Тут — запыленные газеты,
Там — пара брошенных калош;
Где прошлое не тронь — болит!
И за полночь, когда б ни шел ты,
Огонь за ситцевою шторкой
Еще горит…
Еще горит…
1974

* * *
Сурово нахмурилась
древняя готика,
Закутались башни
в промозглый туман…
Нам вовсе не трудно
поверить, экзотика,
В твой явный, но все же
красивый обман.
И вот с поездов —
да в музейные залы,
и снова — в людской
ошалелый поток…
…Ты тоже меня
на крикливых вокзалах
Забыть заставляла
один уголок!
Кусочек земли,
где не строят музеев,
Где всей-то красы,
что десяток берез
Да множество
в старом заборе лазеек —
Прохожий калитку
не примет всерьез!
Кого удивишь
этим простеньким видом?
Таким уголкам
на земле — нет числа.
Но пусть я там буду
единственным гидом,
Как я экскурсанткой
доселе была!
…Минувших веков
заповедная книга
В молчании каменном
тайны хранит…
Прости верхоглядство
мне, старая Рига!
Простите, березы,
отлучки мои!
1969

* * *
«Детсад», «Раймаг», «Милиция»,
Щелястый палисад —
Любовь моя, провинция,—
Райцентровский стандарт!
Дома твои убогие,
Твой вечный неуют
Приезжие немногие
На все лады клянут.
Они командированы
В чужие им края,
А мне судьбой дарована
Провинция моя.
На этой почве глинистой
Неплохо мы росли.
У двух берез развилистых
Судьбу свою нашли.
За полем — дали светлые,
Как детская мечта…
Такая неприметная,
А все же — красота.
…Столичные амбиции,
Высокомерный взгляд…
«Уж эта мне провинция!» —
С усмешкой говорят.
Бежит дорога дальняя,
Торопится вперед.
А жизнь провинциальная
По-прежнему течет.
И я с былой беспечностью
Бегу в ее луга —
И мостиком над вечностью
Там радуга-дуга…
1994 — 1997

* * *
Ах, южные цветные города,
Постриженные кустики самшита!
Совсем не вы судьбу мою вершите,
Я приезжаю к вам не навсегда.
Вы мой приют всего лишь на сезон —
Не след гостям с хозяевами спорить!
Да здравствуют акации и море,
И пляж, где легкомыслие — закон!
Непостоянству южному — хвала!
Какой в том прок, что где-то на востоке
Жил человек веселый и жестокий,
А я так близко от него жила?
Забудем все, цветные города!
Спасибо вам за этот воздух пряный!
Короткие курортные романы
Не причиняют боли никогда.
…Но близок день — и поезд унесет
В края, где мягче краски, глуше звуки,
Где мама отрезвляющие руки
На лоб разгоряченный мой кладет.
Где по утрам я вижу из окна —
До горизонта — снежное пространство,
Где я опять пожизненно больна
Опасною болезнью — постоянством.
1970

* * *
З. Шамаевой-Никорчук

Подросли и березки, и ели —
Вроде те же, а может, другие…
Вот и мы на чуть-чуть постарели,
И по детству у нас ностальгия.
В этом мире все хрупко и тленно,
Уценяются чувства и вещи,
Только детство одно совершенно:
Его главные ценности вечны.
Вечны неба июльского краски,
Так же пахнет клубникой над логом,
И растут, как и прежде, ромашки
У опушки на склоне пологом.
Вечны запахи хлеба ржаного…
Эти истины поздно приходят.
Люди ищут чего-то иного,
Но все то же, все то же находят…
Мы знавали красивей природу,
Выбирали дороги посуше,
Но вернулись под эти же своды
Обе наши заблудшие души…
1989

* * *
Россыпь ромашек и клевера россыпь…
Как на природе спокойно и просто.
Кажется, что не доходит сюда
То, чем большие живут города,
И не слыхали холмы и пригорки
Про невеселые наши разборки,
Про бестолковые наши дела…
И встрепенулась душа, ожила,
Вновь в малолетство веселое впала
И принялась воспевать что попало,—
Сколько вмещает восторженный взор:
Памятный с детства клубничный угор
Да с васильковой каймою поля —
Все, чему имя родная земля…
2000

* * *
Старинные липы в накрапах
И утлый на пристани челн —
Купеческий город Сарапул,
Осколок ушедших времен.
Вот эти кирпичные зданья,
Вот этот замшелый фасад —
Фундамент того мирозданья,
На коем столетья стоят.
Купцов-толстосумов причуды —
Балкончики и мезонин…
Мы родом совсем не оттуда,
Не с этих прикамских равнин.
Мы дети холодных бараков,
Где с шипом горел керогаз…
Купеческий город Сарапул —
Нет, это совсем не про нас.
Но тянет какая-то сила
К причалу на Каме-реке,
Как будто я что-то забыла
В уютном чужом городке.
В пространстве чуть видная точка,
Летящая сквозь времена,
Быть может, купеческой дочкой
Была я родиться должна…
1997

ПРОЩАНИЕ С ВОЛГОЙ
Под утро на травах холодные росы,
И к осени август склоняется явно.
Мелькнули последние волжские плесы,
Которыми мы любовались недавно.
И плещется Волга внизу, под кормою,
И Камой становится вдруг у причала…
А что этим летом случилось со мною —
О том величаво река промолчала.
Покуда еще не надвинулись тучи,
Лучей предзакатных ласкает сиянье.
Но камские горы все круче и круче —
Того и гляди перехватит дыханье.
Нас поздней улыбкою дарит природа.
Такие деньки выпадают не часто.
Но вот раздается гудок теплохода,
И мы понимаем, что время прощаться…
1988

* * *
Этот город чужой по-февральски уныл и заснежен.
А когда-то со мной он бывал по-весеннему нежен.
И дневной, и ночной — он был центром всего мирозданья.
И апрельской порой он меня вызывал на свиданья.
Он по-прежнему мил, у меня без него ностальгия,—
Пусть он мне изменил, как порой изменяли другие,—
Он был главным в судьбе, он любви моей первой столица…
Но все реже в толпе замечаю знакомые лица.
На свою нищету он набросил неоновый глянец…
И в рекламе прочту: этот город теперь — иностранец.
«Аксион», «Трансинвест»… — возвещают знакомые зданья
Изменились окрест наши площади, наши названья.
Мне — из жизни иной — что поделать с сегодняшней новью?
Все, что было давно, я люблю безответной любовью.
Может, есть уголки, неподвластные веянью моды?
Может, есть чудаки, что в толпе окликают — сквозь годы?
1997

ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ
Памяти моих одноклассников
Гели Мохначевой
Гали Бузовой
Саши Белова
Толи Кузнецова

Жизнь прошла — как не бывало:
Только-только рассветало,
А уже глядишь — закат…
Жизнь прошла — такое дело…
Прошумела, прозвенела —
Все. Никто не виноват.
Мы еще все те же дети…
Сладко жить нам в этом лете,
Но велик ли дней запас?
В детстве мир и щедр, и ласков…
— Помнишь, как-то в первом классе?..
— Как не помнить первый класс!..
Первый класс — и класс десятый,
Где учился враг заклятый —
Общешкольный ловелас…
Миг, звездою просверкавший,
Давший все — и все отнявший:
Первый класс — последний класс…
Галя, Геля — до свиданья!
Раскололось мирозданье,
И зияет чернота.
В эту пропасть, в эту бездну
Вы ушли… И я исчезну.
Под ногами — пустота.
Ах, как жаль, что мир не вечен,
Что печален этот вечер
И что встреча — коротка…
Что так поздно все дается
И что болью отдается
Трель последнего звонка…
1995 — 2005

ПАМЯТИ ТАМАРЫ БАТАЛОВОЙ
Боюсь оглянуться —
И не оглянуться.
Вернуться боюсь —
И боюсь не вернуться:
Другими, наверное,
Стали края
Где юность осталась
Твоя и моя.
Боюсь прикоснуться —
И не прикоснуться.
Поверить боюсь,
Что тебе не проснуться
И что над тобою
Не солнце — земля…
Что вечною
Молодость стала твоя.
Я встречи боюсь —
И боюсь разминуться…
И все ж невозможно
Туда не вернуться,
Где помнят нас речка,
Леса и поля,
Где юность твоя
Это юность моя,
Где ветер листвою
Весенней играет,
Поскольку никто из нас
Не умирает,
И утром ты с отчего
Видишь крыльца
Зеленый простор —
Без конца,
без конца…
1980

* * *
В любви ты щедрым был —
Не мелочился зря:
Мне город подарил
К началу сентября.
Не город — просто клад…
Я сознаю вполне:
Великолепен сад
В осенней желтизне;
На зеркале пруда
Листвы сияет медь…
Всем этим без труда
Могу теперь владеть.
Художник, кисть возьми —
Картину напиши!
А то, что меж людьми
Здесь близкой нет души,
Что неуютен дом
И безразличен сад —
Так, право, город в том
Ничуть не виноват.
Чудесные места —
Кому-то нет милей.
Чужая красота,
Не ставшая моей.
1977

* * *
…И небольшие расстоянья,
И та же самая страна —
Но как спешу я на свиданье
С тобой, родная сторона!
И пусть везде пейзаж неброский:
И впереди, и за спиной
Все те же голые березки…
Но этот вид — он мне родной.
И снег пускай не белоснежен,
Пусть из него торчит былье,
Но воздух здесь так чист и нежен,
Как детство давнее мое.
2003

* * *
М. М. Козлову, директору
Граховского краеведческого музея
Я в музей свое время сдаю —
Прошлый век, пролетевший стрелою,
Все, что было когда-то со мною,—
Детство раннее, юность мою.
Как мне жаль эти строчки стихов,
Это фото, где так я беспечна…
Но пора: мое время не вечно —
Быстротечно на фоне веков.
Все — горюй не горюй — утекло.
Все, с чем так не хочу расставаться,
Раздаю — а куда же деваться?
Пусть положат меня под стекло.
Прошлый век отправляем на слом,
И другие отныне заботы:
Может быть, сохранится хоть что-то
Под тяжелым музейным стеклом?
2002