Урбаника моя! - бензольный нимб...

###################

Боргил Храванон -
         Погаснет облако и клён…
         Январь, среда…
         Музыка труб

Анжелика Ильматер -
         Утро в сахаре
         Просто прохожий
         Острый приступ ностальгии

Мария Мелёхина
         ГУР-МАНУ
         Пьяная нежность
         Mein Kampf

Сольвейг -
         из осеннего дневника
         ива, октябрь

Александр Мансуров -
         Сумасшедший велосипед
         Большая неделя

Жанна Бурлак -
         Тихий город
         Диагноз зима

Олег Эйнар -
         город-колодец

Даша Север -
         рождение весны

Алекса Дракуд -
         вибрация
         РиТм гОрода
         голос логоса

Владимир Монахов -
         Боровск Владимира Овчинникова

Иллюстрация -
         Наталья Гончарова
"Велосипедист"
         1915 г.

###################



БОРГИЛ  ХРАВАНОН


# Погаснет облако и клён… #


Погаснет
Облако и клен.

Зажгутся фонари.

Просветит воздух изнутри
Микрорайон.

Ночь свыше снизойдет,
И вечер спит.

Сном - ваты клоком -
Впитан
Город,
Как спирт.


1988-2008


# Январь, среда… #


Он мутен небом, вечер-вертопрах.
Как шуба, душен. В правильных рядах
       Просвеченных неоном брусьев льда,
       В водоворотах вялых толп - среда
Прах вертит чей-то… Луч-белиберда:
Вон, сплином средьнедельным окаймлён,
       Рекламный призрак промелькнул огнём -
       Тучней на крышах, туча-ерунда!
А скупость фонарей набрякла сном
Над неопрятным тусклостью катком,
       Где ребятня свалялась в потный ком:
       Ввалился к январю апрель иль март -
Промозглость, духота, капель и жар.
Немолод час… Без срока вечер стар.


# Музыка труб #


Об осени -
Водосточный тростник.

О зиме -
Пни дымовых...

Строй заводских -
О Весне!



АНЖЕЛИКА  ИЛЬМАТЕР


# Утро в сахаре #


Утро, ты жемчуг, случайно разбросанный
По многочисленным шустрым кустам,
Хворост деревьев и небо, что в розовый
Цвет зацвело на востоке, и там

Где-то страна, где природа из сахара
Лепит леса и сугробов мосты,
Слив в одном вальсе снежинок анахорет,
Похолодев от такой красоты.

Утро как окна с раскрытыми ставнями
В зиму. Шагнувшая царственно к нам,
Вьюга засыпала сказками давними
Город, знакомые с детства места.

Пообнимавшись с деревьями дружными,
Снежным полкам протрубив общий сбор,
Снова ушла, нам оставив жемчужное
Утро и сахаром схваченный двор.


# Просто прохожий #


Ветер. Вечер. Прожито. Вобщем - обычно.
Осень всегда прозябает, как темная личность,

Веток кривых ангажируя голую прелесть.
Нет ни листвы, ни покоя - куда только делись.

Северный ветер, чьи нервы натянуты остро,
Нервно лохматит прически на всех перекрестках.

Ветер развязный и жадный до голого тела,
Ласками льнущий немыслимо-обледенелыми.

Вдох. И мужчины и дамы, как серые тени,
Грустно сливаются в реки МЕТРО-вых ступеней.

Брат-Петербург, мне по нраву твоя андрогинность
(Где только легкость, с какой ты утратил невинность?).

Поздно. Я спрашивал время у смутных прохожих
(Несколько взглядов, одетых в змеиную кожу).

Въезда вечерняя мгла перетмит даже тучи.
Ею закрыт ты однажды в пещере дремучей,

Где каждый житель второй, как изжеванный пряник,
Вечность пытаясь увидеть в граненом стакане

(Выхода к жизни не будет, хоть бейте в литавры -
Ключ от дверей упокоен в зубах минотавра).

Дождь проливной. Черно-белые длинные косы.
Он проливал в проходящих немые вопросы

Зря. Больше не было средств. Также не было целей.
А, впрочем, все вместе не новость для этой недели.

Звезды на паперти неба наметятся скоро...
Ветрено. Вечер. Наполненный осенью город.


# Острый приступ ностальгии #


Утро. И острыми башнями встречен мой взгляд,
Брошенный вниз на распластанный, длящийся город.
Взгляд многократно на строгие шпили наколот.
Город, встречай, я к тебе возвращаюсь назад.

Острыми гранями порванный алый рассвет
Бегло целует мой дом в переносицы комнат.
Улицы, сонно сощурившись, все же запомнят
Утро и этот наполненный встречей сюжет.

Острыми мыслями устланный первый подъезд
Ежится в сумраке с песней холодных ступенек,
Донельзя сжался в комок, как худой неврастеник,
Видимо, он под домашний посажен арест.

Острыми иглами мучает память мою
То, что неслышно крадется за мной от вокзала.
В каждом изгибе я вижу движенье к началу,
В запахе каждом я детство свое узнаю.



МАРИЯ  МЕЛЁХИНА


# ГУР-МАНУ #


На столе улицы
Овощи
Из людских лиц
Готовятся.

Туловища
Протухли.

Сцеживает утро жир,
Делая мясо жилистым.

Глазами в асфальт
Обсосанный кидаюсь. 
Неужели у меня фарт
Быть Я среди еды?
                Или кидалово?
                Или усталость?

А город корчится
Голодом
И кричит
Скверной погодой.

Превращаюсь
то в соль, то в перец,
Себя ощущая
Любимым первенцем,

Вкусовой добавкой
Жизни,
Забавой
Для города-джина.

Он особое блюдо
Варит -
«Пресные ублюдки»,
А я - карри.

Р.S.
Ужальте -
Не давите крик.               
Обожаю
Критиков.


# Пьяная нежность #


Ватное небо, как всегда уныло,
Баловалось в прохожих плевками.
Раны осени нынешней
Мокли на городском камне.

И я, захлебнувшись сыростью,
Брел в пьяной нежности:
В голодной сытости
И своей небрежности

В нереальности реального
И реальности абсурда,
С кусками стали
Застывшего дня-студня.

Грубо, как кусок мяса,
Я кроил вены дождя,
В нерешительности не мялся -
Шел, голову очертя.

И когда первый бастард луча
Выплюнуло солнце,
Я пришел. В отчаяние.
Из-за совести,

Которая резала убитым дождем
Изнутри, оставляя соль на лицах.
Хотелось издохнуть
И возродиться птицей.


# Mein Kampf #


перекроить меня
норовит время-самоубийца
заманивая
забинтовывая руками столицы

сопротивление
бесполезно
бессмысленно...



СОЛЬВЕЙГ


# из осеннего дневника #


Как лёгок воздух, -
саднит
празднично-газовым, непринуждённо-драным 
влажным
пронзительно-сквозным полиэстером
                нужным никому

                дЫхло-серым
светла разреженная цвель -
как хорошо! как хорошо! -
                на проволоках зыбкой
ветлы
отчаянно-салатовые возгласы-листки нанизаны

Отстранённо сгорают тополя

                в холодный дождь
 
                облачена Екатерингофка
идёт из чёрных горл моста
свободная, простоволосая,
спокойная высокою водой(скупо боченясь жирными изгибами) -
босой ногою в саже,  глазом же гОлубя-стальным мерит небо

Щербины вспученные бурых дОмов
сваями
упёрты в груду влажной пелены,
ютятся в запахах свердловских булок и фенола
усталого железа и резинной гари
                УрбАника моя! - бензольный нимб.... -


местный пуэр копчёный - Натурпродукт
         побитый молью часовой
промытый изолетной горячего сырья
до которого всё не доходят - не то, что руки - мысли
да что там -
пыльный фетр чердаков
чахоточно иссушен
густящей темнотой каменно-гулкой и едкой штукатурки шепеляво-ветхим сипом -
а тот заискивает зло мокрою перчаткой распахнутой мансарды -
                пром-пром-пром…..

промозгшие
продрогшие

мы простояли час
здесь

нас нищая приветила

Выцветшие радужки её
юродиво лоснились - что ей посильно так -
(и ты бы пОдал ей монет,
да не просит!…) -
в прело-каменном пальто, пропитанном
бензином и дождём, она стояла
и фуры били её грудь,
гудроновые голубые пальчики сжимали веточки изжмыханных осок,
сочилась грязь обочин и сукрОвь кристальной мороси
она
           бормотала что-то
эпично-утончённое… (петербурженка-с...) осеннее и, вместе, - летнее

больше себе, пожалуй, ведая о чём-то,
что забывается как странный сон, как детский плач-испуг о страшном(-чём-то)…

тополей истОченных царапья истекали аксонами в течении реки
пели-поэли-
пели-пели
пели-молчали
молчали высоко, - почти бездумно


# ива, октябрь #


Цельсий бескомпромиссно хрусталик целит
прищуром намечающимся льда
но всё же
пока нейтрален. Пока.
(Светла вода)
Покачиваясь-колеблясь
нулём
о-коло-
                I
                с уже
прямою предрешённости осанкой
смещался -
                Инеем стеклоабсентовым льётся ива
серебристая хо-хочет слёзно -
ветром
зимой цвета-стой,
скорее замереть
                не терпит -
не терпит осени - навязчивого жёлтого жгута её-
своих косиц остри-
жжёных перекисью жидко-солярной

лишь вечером фонарь янтарный
жалеет бедную свою
окуривая нежный кокон
кальянно-терпким табаком -
карим тембром фетровым
туманит
привкус стали



АЛЕКСАНР  МАНСУРОВ


# Сумасшедший велосипед #


сумасшедший велосипед скажет меня надвое
от жары расплывается в тысячу колёс
быстрее чем поезд категории D
по мостовой во все стороны сразу
обгоняя консервы автобусов
лопнувшие на остановках
асфальт липнет в плюс 35
фонари попятились в стороны
белые полосы превратились в вожжи
задушен радушием солнца
задавлен толпой
сумасшедший велосипед идёт!
сумасшедший велосипед идёт!
сумасшедший велосипед идёт!
звонок
за мной


# Большая неделя #


Рябина сорвана. И если б не метель,
то вовсе было б глухо.
Бредёт по улице старуха -
седая, как январь.
На шее высохшей - янтарь;
так прост и пуст, как взгляд
сторожевого пса.
Змеин её язык -
ворчаньем черен яд.
Кругом, вместо домов -
до краешка небес
ладони-лепестки.
Из жестов строится стена.
Повсюду краски, кисти,
руки пальцы - сами по себе;
возникла башня -
в ней все учтены Да Нет и Или.
Покрепче тысячи Бастилий -
не разрушить.
Себя мне удалось в ней обнаружить,
правду обнажа -
я самонайден - самый тонкий жест,
острее лезвия ножа,
один из ста.
А рядом, языком небес достав,
щенки с шершавых облаков лакают воду.
И, будто детскою угодой,
некто в чалме и переулке,
сидя на трубе играет лету оду.
Все ноты превратились в булки.
Запели воробьи,
с заточенных ресниц зимы
ручьи запели.
И с той большой недели
перевернулся мир.
Моря все превратились в реки;
реки - вновь в моря.
А потому - не зря -
за оборотом оборот,
на совокупности пустот
моя родится голова.



ЖАННА  БУРЛАК


# Тихий город #


Тихий город.
Только если
ЕСЛИ
Нападут в подъезде,
Пойте песню,
Грянем вместе:
ОЙ МАРОС, МАРО-ОООС!!!


# Диагноз зима #


Дактилоскопия
Сапог
На снеге.
Кардиограмма
Дорог
На небе.
Флюорография
Витрин
Замёрзших.
Томограмма
Сопель
Солнца.
МРТ
Потухших
Окон.
И диагноз.
В нервный
Кокон
Сжался
Город.
От зимы.
Кто вы?!
Кто вы?!
Это мы!

*В кааааайф со снегом целоваться:
В КРАСНОДАРЕ(!!!)-минус20!!!!!!*



ОЛЕГ  ЭЙНАР


# город-колодец #


c дали' - вид над нами
высились небоскребы этажами,
выбесились,
                ввысь
дорогопляс танцуя.
своими подвалами видно, днами
земь
бетонотоннами зажали.

и меня мимо - океан пролёг
из железа
              из стекла
равномерно покачивает.
выпадает в пролёт
ступает из
не моих. из тех глаз.

свесились окна и рамы
свились,
             повесились.
выжидая расколоться.
одно мешало -
                города нравы
да дно города-колодца



ДАША  СЕВЕР


# Рождение весны #


Блудящие дни вскрывали разрезами
Больничного шепота волны,
Затуманивая пелену на яблоках глаз,
Насыпая в них пригорошни пепла и соли,
Полосуя лицо темными порезами.
Гигантские кузнечики скакали в пропасть
Во влажном мраке...
Ах, весна, весна...
Воздушные плафоны
И пафосные ретроградские мосты
Влачат себя в зеленой жиже,
Как бухенвальдские цветы,
Режущиеся в проломе
Густой реки...
Ах, весна, весна...
Крю'ки рук деревьев
Опутывают подвесные провода,
Что небо раздирают в лоскутки, на облака
И клочья...
Меня она в тазу со снегом грязным
И талою водой полощет, -
Штанины
Вымощены грязью, тянут вниз...
Прозрачных бусин...
Красной
Сколопендрой
Взрезав
Неба соты,
Разрывая перебе'леную ткань тучную,
Влился горячей лавой
Отблеск заката,
Растрескав цепочками молний оранжевых,
Расплескав малиновый сок пятнами,
Горя'...
Весна рукоплескает,
Цветы кидает прямо в ноги мне,
Переливаясь, радуясь,
Смущаясь и краснея больше, больше...
Боится посмотреть в глаза!, -
Только заливает ветром, как портвейном,
Так, что я уже и на ногах почти что не стою.
Худая, бледная, холодная -
Я пальчики твои погрею,
Только волосы хочу, чтоб распустила,
И еще портвейна, и еще малины,
Чтоб я была полна тобою...
Ах, весна, весна!...
Весна.



АЛЕКСА ДРАКУД


# вибрация #


Радиация отстаёт от тебя
прокрасться и потерять память
цвет нации радости цвет волнуется море раз
и его уже нет
в себя играет одинокий скелет стучит перестукивает баюкает костями
горстями пепел меняли на соль камедь гуаровую смешивали с водой
олово капает в воду двери открой
вибрация катится в пустоши перекати
пол
перекати брешь в крыше тише услышат охотники
ступай тише маленький болотный нелюдь прижми уши
ты веришь что на четырёх ножках стол а это пугало о четырёх ногах
вот они характерные пятна на коже - радиация что же делать
что же принять капли от пустоты
теребя пространство до дурноты тысяча огней вибрация улиц душит
короткими перебежками снуют поперёк и вдоль его сутулясь космические дыхания
за одно слово - следующая инкарнация
ты
 лишь вибрация в мириадах переулков сознания очередного учителя истины
стена дышит листьями воздух вибрирует и пальцы касаются кистями полотна
аритмия бросается в систолу нагишом и молчит в ответ на пальпацию
радио жуёт звуки визгами
острой занозой венозная линия
зигзагами вентиляция жизни
из тела вышел но осталась вибрация


# РиТм гОрода #


18 November 2006 @ 04:04 pm
      

В моём городе
кто-то забыл друг-другу в глаза смотреть,
обмениваясь знаками денежными
вместо знаков нежности.
Вместо знаков верности,
обмениваясь кольцами вечности.
Вместо знаков надёжности
оставить подпись на ведомости.
От преследователей
бежать дальше к исследователям,
к тонких миров ведателям,
менять ники, заламывать руки,
рождать звуки.
В моём городе
выдают билеты в мир света
и костетами выбивают зубы.
Медные трубы,
огни и воды.
Человек пользуется благами природы,
строя новые заводы
по-производству отходов от древа Иуды.
Вершатся судьбы народа,
ясности у людей всё меньше год от года,
люди сыты подменой понятий,
одеты в платье,
сотканное из объятий ада.
Ничего не надо!
Вот мне награда:
отсутствие взгляда в глаза
в моём городе.

В моём городе
обезвоженные ритмы улиц,
бетонных коробок сонмы проснулись,
улыбнулись дети нарисованому солнцу.
За мой город в ответе
роботы с переменным током в сердце.
На оконце герань,
в шкафу моль,
в ковре клопы,
в глазах боль у толпы.
В моём городе
подрезаны стропы у ангелов высоты,
выданы лицензии на прыжок в пустоту.
Я и ты
разделены гигабайтами,
хоть и видим друг-друга за версту.
Гастарбайтер висит на сосне,
его вынимает спасатель
из мира живых,
где еда еду поедает,
страдает богатым,
умирает нищим.
Теней тыщи,
ты не прячься,
они тебя всё равно отыщут
в моём городе!

В моём городе
священнослужители, банкиры и политики -
это одно и тоже.
Вера, помноженая на деньги -
оружие,
делающее зомби из жителей,
внушающая,
что Богу нужны правильные слова,
те, что подороже.
На их языке слово "любовь" означает "ложь".
Их цель - сделать всех разных похожими,
управляемыми машинами без возможности
выбора.
Чтобы ни одна голова не была поднята выше -
снайпер на крыше
благословлён пулю пустить,
чтобы нельзя было знанием угостить.
Стена на стену,
а некому на язык наступить!
Глаза застит
от немой ярости!
И если буду говорить тише,
может быть доживу до старости
в моём городе.....


# голос логоса #


я говорю для тех, кто не питается книжными истинами,
для тех, кто ловит музыку в пустоте между звуками, становясь листьями
и водой.
весной моя правда прорастает корнями в душах огненными посланиями,
в лужах отражаются чистые страницы.
столица плачет бензинными каплями, ненаписанные и несказанные качаются в ритме улиц
снятся на крыльях резиновые строки.
тянется один
за другим миг,
сетью суеты опутаны ноги прохожих, под ногами дымные многоточия, сливаются с лиц
маски и обнажаются пустые листы.
в них я и ты вперемешку с образами весны, в головах
сновидцев горят  мосты
 между
всеми упавшими в отражение воды.
надежда на неведение, в меркнущих лучах этой чужой луны,
до нашего сведения доводятся каноны и понятия из философии силоса.
голые очертания логоса и откровения того, что стоит за образами, не пробуй увидеть смысла,
если ты не умеешь жить для моей весны.



ВЛАДИМИР  МОНАХОВ


# Боровск Владимира Овчинникова #


Вы, живописцы, покрывающие стены
Загадочными фигурами нашей истории,
Откройте младенцам глаза,
Развяжите уши…
       Николай Заболоцкий


       Россия задохнулась от продолжительного бега за экономическими достижениями
Запада и Востока, улеглась между ними, демонстрируя особый способ
наложения красок Боровска, куда я приехал званым гостем, хотя и с опозданием в несколько лет. Но меня здесь ждали все продолжительное время моего отсутствия.

       Пешая жизнь по древнему городу замирает перед скважиной неба.
       Из тюбиков звёздного чрева в замкнутое пространство пейзажа среднерусской полосы художник Владимир Овчинников выдавливает краски. А затем мазками проталин рисует весну, по итогам которой богатый урожай огурцов соперничает с космическими замыслами Циолковского, а Николай Фёдоров регулярно думает будущим воскрешать постоянное прошлое, чтобы поэты вслед за колесом истории гоняли колесо рифмы и спорили до хрипоты абзаца:
       - А доедет это колесо до будущего или не доедет?
 Я ощущаю всем своим внутренним содержанием, как здесь время повзрослело и отправилось путешествовать верхом на яблоне по временам года: то прошелестит молодым листочком, то упадёт оземь плодом созревшим, соперничая с падалицей звезд,
то зависнет под луной снежной шапкой, отражая небо, а то замрёт сухостоем-поводырём для ветра, напевающего в отогретую флейту сада… Иногда время глубинки, как ребёнок, задремлет в жаркий день плодоношения в тени кроны и сквозь две проталины глаз с любопытством наблюдает, как целуются двое под вечно цветущим деревом- путешественником…

       А трудолюбивый художник, нанятый за бесценок красотой, как заправский маляр, закрашивает стены города сюжетами русского прошлого, настоящего и будущего, с раннего утра вписываясь душой в опасный поворот будней заспанной провинции, где толпа с наступлением темноты плотно садится у телевизоров, на экранах которых бурным потоком гонят сквозь русский чистый разум сериал за сериалом засвеченного враньём бытия кино.

       И не подозревают едоки хлеба, что их настоящее крепко спит по ночам в тюбиках художника Владимира Овчинникова… и лишь писающий мальчик перед уличной фреской
на случайной фотографии корреспондента «Огонька» заставляет очнуться на время Боровск, у которого на заднике покоится изящное, и с ним легче всего заходить в будущее.

       - Может, зайдём в церковь? - вопросом приглашает меня художник.
       - Нет, я не люблю в них бывать. Меня раздражает религия, хотя о Боге как научной формуле я постоянно думаю, - ответил я Овчинникову. - Но вокруг меня стало столько людей, которые обивают пороги храмов, что я избегаю этого. Вам кажется это странным?
       - Нет, все люди разные. Те живут под куполами, и выше им уже не подняться даже в своих молитвах, а вы под Богом, который вам многое позволяет, - быстро нашёл Владимир ответ на мой вечный вопрос самому себе.

       И в темноте вслед за художником Владимиром Овчинниковым выхожу к ночному краю, вдыхаю чистый глоток неба, поперхнувшись остроконечностью замертво падающей в мировую ноосферу звезды, что прорезает, как хлебный мякиш, тишину, звучащую с того света. Только в Боровске с подлинностью действа я ощутил, как Бог прячет концы в человеке, а человек - отдает концы Богу!
       Проснувшись среди ночи, долго-долго хриплю всем своим внутренним содержанием песню безмолвия, цепляясь за последнее слово светотехники жизни, где по морщинам истории ползает божья коровка провинциальной мечты, обрушивая края памяти, где часы - чучело вечности, по стрелкам которых нам никогда теперь не узнать - сколько осталось будущего у Бога. И потому - в одиночной камере бытия перестукивается со временем. Художник - сердцем. Вечность - часовым механизмом у пульса на его руке.
Только в Боровске понимаешь: мы на пару с художником из тех - кому больше всех мало!