Сама Юность

Ее коричневые ботинки
Были зашнурованы
Лишь наполовину.
Она любила картинки
Сальвадора Дали,
Чувствовала их силу.

Она никогда не ругалась
Матом вслух.
Она вообще говорила мало.
Лишь кошке – самой близкой
Из подруг
Порой открывала тайны.

Слегка презирала моду,
Трусливость и глупость в глазах.
Любую любила погоду:
Что солнце, что снег, что гроза…

Бывала несносной плаксой.
Чужих слез, меж тем, не любила…
А если ребенок плакал,
То где-то внутри что-то ныло.

А Моцарт был всех дороже.
Не то что бы старомодна…
Но до мурашек по коже
Реквием, Фигаро, рондо…

Нюхать нравилось книги –
Новые, толстые, важные…
И тайно мечтала о сыне.
О нежном таком и отважном.

Боялась в толпе потеряться,
Как впрочем, наверное, каждый.
Ей было почти девятнадцать…
Юна и до юности жадная…

Ее коричневые ботинки…
Ее зеленое пальто…
Руки глубже в карманы,
Но с очень ровной спиной.
Две новые книжки
Под мышкой,
И пара заветных мечт
В поднятых смело ресницах,
В смелом раскрытии плеч…