Когда выцветает сажа на стёртых ботинках..

Когда выцветает сажа на стёртых ботинках,
всё резче охотская даль свист бросает в трубу,
и трубы пищат, извергая слепящие ленты;
удушливый дым раздаёт паралич на весу.
А там, за версту, беспричинные шахты, гротескно
залитые мятным рассолом, в шелках дежавю,
расчётливо треплют за шкирку: не больно, не тесно,
держись за меня, ведь я никогда не умру.

Держись со всех сил, коверкай фаланги и имя.
До прикосновенья ни свет фонарей не спасёт,
ни гордость за веру. До прикосновенья - ранимы,
и бьёт шелухою линяющих бабочек лёт.
У нас неспокойно, у нас совпадают прицелы
с трахеями хрупкими, каждый удар - недосмерть.
Но мы поднимаемся. Цели засвечены белым,
и это не свет. Лишь заснеженных фар круговерть.
И мы поднимаемся: то ль с инвалидных колясок,
то ль просто с диванов, вгоняя тоску в антураж
изломанных стёкол и стен, несуразных опасок
стать кем-то не тем, разрешив себе вольный вираж.
И мы.. пропадаем на вдохе в теней резонансе,
сгущая планету до рамок себя, а себя
до целой вселенной границ разливая.
Остаться -
гораздо больнее, чем просто прожить не дыша.
Остаться собою в безумных и острых объятьях
под придыхом тьмы и витрин с непрозрачным "в наём".
Но мы так живём.
В этом мире нельзя не остаться.
А, значит, всё просто - и
мы никогда не умрём.