Быль!

Быль!

Утро, кашляя туманом, чисто вымылось в реке.
Шёл Иван, чурбан чурбаном, кладенец зажав в руке.
Шлем давил башку больную – перебрал вчера зело,
Завернув в уезд Кукуев, в пропитушкино село.
– Эх, возлечь бы на подводу и задать бы храпака.
Верный конь трусил поодаль, сторонился ездока.
Мавки, злые чаровницы, избегали с Ваней встреч,
Только вредная жар-птица с неба брызгала на меч.
Расступалися дубравы, раздвигалися кусты,
И кряхтели деревянно наведённые мосты,
Cловно скатертью дорожка до Кащеевых палат…
Вдруг упёрся в каменёшку – на развилке круглый гад,
На боку чернеют буквы: мол, налево – воронью
Ты отдашь коня как будто, а направо – жизнь свою!
Ёксель-моксель, что за диво, вот бесовский наворот –
У коня поникла грива, у Ванька запел живот.
– Не терять сюды я ехал буйну голову зазря,
И скотинe не до смеха, не чужая ведь, моя.
Не вопрос убить Кащея, он давно трухлявый пень,
А богатство лиходея – на себя и на Елень?!
Не утащим – злата много, самоцветы, алатырь.
И в Кукуев за подмогой возвернулся богатырь.
Ждали с чашей здоровенной удалые кукуи.
Выпив мёду, браги пенной – закружился до зари.
И пошла гульба-подлянка день за днём, за годом год,
Разъетить твою тальянку… У Елень давно приплод
От хитрющего Кащея – не щадя остатка сил,
На развилку дед, потея, каменюшку водрузил,
Начертил, ломая когти, вдоль премудрые слова…
Бред Иванов, вы не спорьте, сказкой сделала молва.