Егорка

Деревня, роща за пригорком,
Поют в ней дивно соловьи,
По мураве бежит Егорка,
Стирая ноги до крови.

В руках зажата корка хлеба,
Худые плечи в синяках,
Но пожалело его небо,
Согрело в солнечных лучах.

Егорка был в семье изгоем,
Мать не от мужа родила,
И для обоих стало горем,
Что жизнь ребёночку дала.

Пять лет назад влюбилась Настя,
В красавца-фермера с Твери,
И не было другой напасти,
Но полюбила, хоть умри.

От мужа с ним в стога ходила,
Кружилась в страсти голова,
Его с женой не разлучила,
Ведь понимала, не права.

А с мужем не было детишек...
Степан, колхозный тракторист,
В любви набила много шишек,
А фермер был тот, аферист.

Он насладился  Настей в сласть,
Уехал в город навсегда,
Прошла любовь, угасла страсть,
Осталась женщина одна.

Родился маленький сынок,
Муж бил, ругал  и выгонял,
И полюбить его не смог,
Родным для мальчика не стал.

Егорка рос хорошим парнем,
С открытой доброю душой,
Но ни любовью, ни старанием,
По-прежнему, не стал родной.

Украдкой мать его жалела,
Ручонки гладила в ночи,
И песни у кроватки пела,
А муж кричал ей, не ори.

Хоть что случалось в этом доме,
Егор всегда виновен был.
И даже утром в полудрёме,
Он знал, что нелюбимый сын.

Побои, синяки и слёзы,
Егорка видел каждый день,
И за село бежал к берёзам,
В прохладную, хмельную тень.

Подрос Егорка, стал Егором,
А был недавно ещё мал,
За годы закалило горе,
Но он не вор и не нахал.

Уехал в город на работу,
Покинув мать и отчий дом,
Но приезжал всегда в субботу,
А в горле был холодный ком.

У отчима одна забота,
С утра похмелье, как всегда,
Давно оставлена работа,
И водка лилась, как вода.

Мать постарела , заболела,
От жизни горькой и пустой,
И ничего уже не ела,
И отходила в мир иной.

Егор, как мог, её любил,
Но мать жить больше не могла.
По всем больницам повозил,
Но та с рассветом умерла.

Егор остался одиноким,
У отчима свои дела,
И между ними ров глубокий,
А в дом опять пришла беда.

Степан напился самогона,
И в зимнюю глухую ночь,
На тракторе с всего разгона,
Решил карьеры превозмочь.

Его искали двое суток,
Не знали где и чем помочь,
И было вовсе не до шуток,
Пошла уже вторая ночь.

И только утром в  воскресенье,
С ушедшей за село пургой,
Нашли Степана с сотрясением,
И обмороженной ногой.

Пробыл Степан в больнице долго,
Остался без одной ноги,
Ходил к нему Егор спокойно,
Хоть помнил ночи все и дни.

Носил ему еду, газеты,
Бельё брал в стирку, не стыдясь,
Сестричкам приносил конфеты,
И уходил, не торопясь.

Настал день выписки домой,
Егор приехал на машине.
Степан слезу  смахнул рукой,
Такого он не ждал в помине.

И в первый раз за двадцать лет,
Егору подал свою руку,
И в этот миг он дал обет,
Не причинять ни боль, ни муку.

Степан стал дряхлым стариком,
Нуждался в ласке и уходе,
Егора он назвал сынком,
Его взяв за руку при входе.

Он понял, что вина на нём,
Всю жизнь Егора бил и мучил.
Но тот был сильным мужичком,
При нём не плакал, не канючил.

И сидя за одним столом,
Степан Егору повинился,
Не отложил всё на потом,
Егор на отчима не злился.

Деревня, роща за пригорком,
Опять весенняя пора,
Там с отчимом идёт Егорка,
В знак всепрощения и добра.