Закон кармы. Мерче

Закон кармы http://www.stihi.ru/2010/01/29/794
Мерче
 
всем, кто...


 
      "  Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: "отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои - ночною влагою".

      Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви.  "



                Песнь Песней



   Карма - это такая дрянь, она находит тебя по месту прописки и вгрызается зубами.

Вы думаете, я уехала из каких-то особенных побуждений, из какого-то особенного чувства патриотизма, - дудки, - я уехала , чтобы эта чёртова карма не настигла меня.

    Недавно я видела сон. В нём смеялись вороны, совершенно членораздельно они произносили какие-то слова,  как дети, которые учатся говорить,  а рядом стоял мой бывший, - точнее, мой первый. Тот самый парень, с которым было демоническое что-то, - независимо от метеоусловий,  невзирая на мороз, слякоть и прочие неудобства, - это могло происходить в жару, в холод, в лесу, на берегу реки,  на тринадцатом этаже многоэтажного дома.

    Была такая уютная бубличная в центре, - там продавали горячие хрустящие бублики и горячее же молоко, -  можно было пережить холода, а потом вновь бегать по улицам и забираться в подъезды, просторные пустынные подъезды с широкими подоконниками.   

    Он был на Маккартни похож, - и чёлка и бледность, - как он умудрился оказаться в моём сне, причём вначале это был вовсе не он, а другой, с которым у меня совсем иного рода отношения, - такая скорее нежность, грустная, детская, терпкая нежность,  это когда одиночество, весна, запахи всякие плавают в воздухе, а у тебя что-то где-то тянется,  будто по инерции, но на самом деле,  вот в этот конкретный весенний день, - ты один, одна, то есть, - и тут происходит, ну, такое вот удивлённое узнавание, - а, это ты? так вот ты каков, оказывается, и весна - это здорово, потому что впереди лето, его ощущаешь издалека, исподволь, - это в  далёких южных широтах я отвыкла от  летнего предвкушения, а тут - весна вламывается, бесцеремонная, наглая, безвитаминная, причиняя массу неудобств, обещая, маня, - а впереди лето, искус, вино из одуванчиков, так сказать...

    Я полюбила его за предвкушение, за головокружение я полюбила его, - ведь только сейчас я начинаю понимать, что лучшим в моей жизни было предвкушение, канун, - не то, что происходило потом, а именно ожидание, - весь секрет в нём, - ведь то, что происходит после кануна, может совершенно не совпадать, или совпадать не на все сто, и  эти остающиеся проценты со временем разрастаются до немыслимых размеров,  а если всё-таки совпадение максимально и расхождения не наблюдается, вот тут-то и начинается ужас и кошмар, - ведь  такого сокрушительного идиотского счастья ни один нормальный человек не перенесёт,  хотя и это  случалось  в моей жизни, но в решающий момент  один из двоих срывался, съезжал с катушек, с рельс, не зная, как распорядиться этим самым богатством.

   

  Это случилось, кажется, в июле, - я буквально обмирала и трепетала  от ожидания его прикосновений, от всех этих "до", - лето выдалось жарким,  и грозовые разряды в воздухе, и птицы сохнут от жары, а у меня томление, как в  семнадцать, - душное такое томление, - оно настигает, как и  его рука, лежащая  на моём колене,  но что-то ломается в  безукоризненно выстроенной системе, когда ты точно знаешь, что за первым следует второе, а потом - компот. Что-то такое происходит, - моя система рушится, и я потрясённо даю ему  возможность отступления.
    Особи, с которыми я чаще  имела дело,  упускали именно увертюру, комкали её, незамедлительно приступая к основному  блюду, - они требовали его и получали полной мерой,  ведь я в достаточной степени отзывчива и темпераментна... Но тут что-то было не так.

    Он был иной, другой человеческой породы, - такой, немного заикающийся и робкий, он хватал меня за локоть и исследовал каждый сустав, запястье, ноготок,   - вдохновенно повествуя о Малере,  скажем, он хватал меня за лодыжку и, посмеиваясь, прохаживался ладонью по голени, круговыми движениями ласкал коленную чашечку, -  это было похоже на аккорд, который тщится  разрешиться, разродиться от бремени, но не тут-то было,  - задыхаясь, я просила воды, но шлюзы были перекрыты, каналы обезвожены, провода перерезаны, - у самого дома срывающимся голосом он требовал отсрочки, - он хватался за сердце, или голову, или за то и другое, вместе взятое, я же  стремглав бежала, оставаясь наедине с моим предвкушением, с моей увертюрой, которой не суждено было разрешиться основательной терцией, так сказать, фундаментом, основой всего сущего.


    Так родилась серия фрустрирующих женщин. Это была большая серия. Я писала  фемин, выплеснутых на берег бесконечным ожиданием, волной приливов,  - я рисовала искушение, томление, иссушение,  умерщвление плоти, -  я пожирала холсты, картон, краски, я изводила тонны краски и вновь бросалась на амбразуру.
   Подожди, не сегодня, - он улыбался слабой, блуждающей улыбкой, и мы шли на концерт, - ведь музыка - его стихия, -  я любовалась  бледным профилем, и узкой кистью, будто выточенной из слоновьей кости, - она подрагивала в такт музыке, и колено моё касалось его бедра, - взявшись за руки, мы бродили по улицам, и всё было как я люблю, как это происходит в фильмах, - вечерняя прохлада, кофейные столики, - одноглазая цыганская девочка, протягивающая  трогательный букетик фиалок через бордюр, и ещё другие цыганские дети, ужасно назойливые, - одна схватила пирожное с его тарелки, и съела, нагло шаря по столу круглым блестящим глазом, - мы смеялись и касались друг друга лбами, носами, губами, - предвкушение парило в воздухе точно грозовой разряд, - оно натягивало блузу на груди и раздвигало колени, - оно настигало в самых неподходящих местах,   как вдруг он бледнел, хватался за лоб и настойчиво предлагал пощупать его пульс.

    Когда же, о, когда, - раскачивалась я томно, подобная переполненному сосуду, - всё будет, - заверял он меня, и я тут же вздыхала, как младенец, которому вместо тёплой груди тычут резиновый наконечник, - мне нравится этот повелительный тон, я обожаю игру в подчинение, эту мягкую мужскую силу, это почти отеческое увещевание, обуздание расшалившегося дитяти.

     И вот, этой ночью, в моём сне, мы оба оказались за моим домом, - и, о, боги, это почти произошло, но тут из подъезда кто-то вышел, это была моя мама с мусорным ведром, - всё как в плохом водевиле, ну, не по-настоящему, а во сне, как я уже сказала, - я схватила его за руку и шепнула, - бежим туда, за гаражи, и во сне гаражи оказались совсем не такими ужасными, и не пахло окаменевшей мочой, - мы бежали, взявшись за руки, и тут я поняла, не помню, в какой именно момент, но я поняла, что крепко держу за руку уже не его, а своего бывшего, самого первого, - и ещё, что своим упрямством они ужасно похожи, и я прижимаюсь к нему и смотрю снизу вверх, -  он был высоким, мой первый, и  похож на Маккартни,  - а ведь ты узнал меня, - конечно, улыбается он, и мы бежим дальше,  я лечу юная и счастливая как щенок, пока толпа не разъединяет нас, и я упускаю его руку, и оказываюсь на незнакомой улице, окружённая красными лицами и пивными ларьками, - идёт такое конкретное народное гулянье, типичный праздник жизни, на котором я, как водится, чужая. И то, что я ощущаю, - это счастье, оно искрится, пересыпается во мне, как разноцветная мозаика, переливается через край, и я бегу по следу, почти по запаху.  Ведь я очень остро ощущаю запахи. И запах его одеколона, которым он прочищал головку магнитофона много лет назад, на одной из этих улиц, в одном из этих домов, а потом мы целовались, это длилось почти год, это томление, это свечение, - и долго ещё в метро я вытягивала шею, пытаясь уловить в сложном венке запахов аромат одеколона "Весна".

      А потом всё кончилось,  и одеколон "Весна" исчез. Совсем. Появились другие запахи, более сложные, насыщенные, искусные, утончённые - в них было больше  оттенков, тонов, -  и счастье тоже было,  - томная терпкость корицы,  сияние цитруса,  горечь хвои и  вязкость древесной коры. Я кружила по городу, а она кружила за мной. Эта самая карма. Она настигала, я ускользала.



    В моей новой жизни это была первая ощутимая потеря.  По-другому пахла пища, земля, пот, - другим был запах желания. Там торжествовали совсем иные законы. 

И всё, что касалось предвкушения, носило совсем иной оттенок и вкус. Несколько раз оно настигало меня, и я послушно шла.  Можно сказать,  это и было смыслом моей жизни. Стоило уехать, прожить целую жизнь, чтобы в один прекрасный день вновь очутиться неподалёку от своего дома, почти у самого подъезда, и, поглядывая на светящиеся окна, задыхаться в объятиях  незнакомого мужчины, чуткими ноздрями втягивая запах  табака, кожи, чужого дыхания,  а после, выдыхая морозный воздух,  мчаться по лестнице сломя голову, будто и не было этих пятнадцати лет, мучительно вспоминать запах одеколона,  выпуск которого прекратился в последней декаде прошлого века.

Карма, а вы говорите…


© Copyright: Мерче, 2010
Свидетельство о публикации №11001290794


Рецензии