Времена года или петербуржский вальс

Дымок в курильнице и тысячи свечей,
К подъезду подан элегантный экипаж,
В тумане белых ночей
Блеск диадем и камей,
А  на ступеньках  в ожиданье верный паж.
Кому – постылый свет, кому–то - первый бал,
Воздушный вальс сменил игривую кадриль:
Манил, с собой нежно звал
Вступить в танцующий зал
Под робкий шепот: «Мон амур… О, мон шерри…*»

                Кружатся пары под мотив старый,
                Шелест шелков и парчи,
                Сердце пожаром бравых гусаров
                Мечется в  юной груди.   

К уснувшим липам за окном прикован взгляд
Застыли девочки*, прижав к себе штыки.
Еще полгода назад
В ряду античных плеяд
Они смеялись, беззаботны и легки.
Кому – то - штурм, ну  а кому–то - вечный сон,
Над Зимним взвились в бесконечность сизари…
…Слезою алой краплен
Ронял листы  черноклен,
Скользящих в ритме быстротечном: раз, два, три…

                Желтая осень скинула оземь
                Прошлого хрупкий покров,
                Время приносит первую проседь 
                Дымкой льняных облаков. 

Пронзенный ветром стонет сумрачный февраль
В буржуйке старой дотлевает книжный том
И лишь старинный рояль,
Рождая клавиш печаль,
Еще звучит в блокадном городе пустом*.
Кому – тепло, ну а кому-то  – вальса плен,
Отсчет на дни ведет бездушный метроном
И артобстрелу взамен
Аккорды дарит Шопен
В прозрачном воздухе,  застывшем и немом.

                Льдами покрытый, словно гранитом,
                Ладоги  зимней свинец.
                Песней  забытой, вновь пережитой -
                Отзвук прощальный  с небес. 
               
Расцвечен зонтиками набережной фон,
Гирляндой сказочной мерцают фонари,
Нева весне в унисон
Прибрежным шепотом волн
Доносит робко: «Мон, амур… О, мон шерри…»


* mon amour (франц.) – моя любовь; mon cheri (франц.) – моя дорогая.
* при штурме Зимнего дворца, его охрану осуществлял  небольшой отряд юнкеров и женский батальон (200 штыков ударного женского батальона («ударниц»)).
* по мотивам рассказа А. Кленова "Рояль без ножек". В нем описан эпизод, в котором  14 летняя девочка в блокадном Ленинграде, отвыкшем от иных других звуков, кроме звуков обстрела,   отпилив ножки, пюпитр и крышку рояля для топки, продолжала ежедневно играть на оставшемся остове инструмента.