Причастие

Мы отступали.
            Слезы, стыд и горе.
Пожар над белокаменной Москвой...
Под Малоярославцем,
                в Спас-Загорье,
Шутействовал мужик Касьян Кривой.

Людишки дружно шли за ним, как овцы.
Любил он песни и хмельной медок,
Любил переиначивать пословицы
На свой, касьяновскии, на озорной ладок.

И как ни удивительно, в народе
Переиначки эти прижились.   
К пример: "Машу каслом не испортишь."
Иль: "Не в свою, брат, лужу не садись."
И "Не в своей рубашке не родись."
Досель шли мужики на стенку стенка,
Загорье на Нарышкино не раз,
И впереди Касьян, как Разин Стенька.
В таком бою и потерял он глаз.

И вдруг — война.
               Не кулаки, а порох.
Мужик разумен, ежели не пьян.
Утихли развеселые раздоры,
И два села объединил Касьян.

В монастыре, откланявшись иконе,
Он посетил игумена-отца.
Игумен на шатровой колокольне
В дозорные поставил черенца.
 
И вот французов углядел дозорный.
Они идут, и не один отряд
Дорогою калужской к Спас-Загорью,
И в колокол ударил он в набат!

Сбежались мужики, заговорили:
— А в Малом Ярославце-то бои.
— Хранцузов там прижали, те завыли,
А энти прут на выручку к своим.

Касяьн глаголит речь в мужицком круге:
— Бог вразумил бедою мужика.
Довольно мяли мы бока друг другу,
Пора гостям наезваным мять бока.

Кто вилами, кто топором, в капусту!
И вышвырнуть, как прелую ботву.
Не пустим их!
И грянуло: —Не пустим!
— Так разбирайте мост через Протву.

И топорами, пилами, баграми
Работали деревня и село.
По бревнышку мостище разобрали,
А бревнышки теченьем унесло.

И разбежались все.
                А тут французы...
Подъехали.
          — А кто же мост упер?
И стали вдруг ругаться да по-русски.
Касьян свой глаз единственный протер.

Никак ошибка?.. Вылез из засады
И видит... это русские отряды.

На тройке маршал седенький и грузный
И с глазом тоже у него изъян.
Й спрашивает на чистейшем русском:
— Эй, мужичок, как звать тебя?
                — Касьян.

— Касьянушка, а тут мосточек, вроде
Стоял?
Ты не из этого села?
Должно, сия речушка в половодье
Тот мостик за собой уволокла?

И тут соврать Касьяну так хотелось,
Но в ноженьки с досады на себя
Он бухнулся: — Казни нас, твоя светлость,
Мы за хранцуза приняли тебя.

Мы энтот мостик сами разобрали.
— Ну, удружил. Спасибо от души.
Касьянушка, а что же делать, в Малый
Ведь мы к своим на выручку спешим?
Ну, без моста переплывает пехота,
Гусары вплавь с лошадками пройдут...
А пушечки? Топить их неохота.
Ведь их под Малым Ярославцем ждут.

— Светлейший, не печалуй! Эй, ребяты!
Скорей сюда!
            Сбежались мужики.
— Ведь мы промашку дали, виноваты!
Но нам такая глупость не с руки.
А ну-ка, разбирайте избы, братцы,
И ту, и ту, а первую — мою.
Построим мостик к Малоярославцу,
А если — нет, мы все христопродавцы,
И пусть нам люди в рожи наплюют!
 
Кутузов глянул, а кругом октябрь
И холодющий. На носу мороз.
— Касьянушка, ведь в этих избах бабы,
С детишками... не оберешься слез.
По всем приметам быть лихой зиме-то.
Ишь, как пооскудело все окрест.
Ну, а Касьян светлейшему ответил:
— Чай, бог не выдаст — Банныйпарт не съест.

Ребята, навались! А-ну, смелее!
И вдарили багры и топоры,
— Крестимся, мужики, спасем Расею...
И в ледяную воду, как бобры,
Полезли мужики. И ни полушки,
Ни чарки им никто не обещал.
И вскоре кони, впряженные в пушки,
Шли, по мосту хвостами полоща.

Кутузов видит: мужики не пьяны,
Детишек тьма у этой голытьбы.
Он снова подозвал к себе Касьяна:
— И все же, как ты... зиму без избы?
Касьян тревогу маршала учуял,
И так ответил о селе своем:
— Да без избы-то мы перезимуем,
А без Расеи дня не проживем.
Кутузов встал, сказал: — Спасибо, братцы!
И в горле ком. И далее не смог...
А мужики-то: — Рады-де стараться.
Спеши на помощь. Помогай те Бог.

И вдруг Кутузов меховую шапку
Снимает, оторочену бобром,
И, поклонившись мужикам, фельдмаршал
Бросает в шапку рубль серебром.
 
Один лишь рубль, серебряный, единый,
Но в серебре том все его седины.

И громко генералам и солдатам
Он говорит: — Поможем мужикам!
Не быть детишкам с бабами без хаты.
На хату собираем, как на храм!

И шапка та от гордых генералов
И до солдат все руки обошла,
Не милостыней, а святыней стала
И, как причастьем, души обожгла.

И всё, что шапка понасобирала,
На нужды спас-загорских мужиков:
И серебро богатых генералов,
И золото солдатских медяков, —
Из шапки маршал за единый дух
Всё высыпал в касьяновский треух.

Не плакал, принимая триста розог,
От барина за вольное словцо
Кривой Касьян. А тут, как от мороза,
Уткнул в треух промокшее лицо.

А маршал буркнул: — Мы не девки красны.
Пойми, Касьян, я мог бы из казны.
Но я хотел, чтобы были все причастны
К святому делу русские сыны,
Чтоб были мы Отечеству подспорьем.
В тебе, Касьян, и сердце есть, и ум.
Где глаз-то потерял?
— Здесь, под Загорьем.
— А я еще в Крыму. Вот так-то, кум.
 
Навек зарубка в нашей голове,
Как мы крестили мужичков в Протве.

Теперь с тобой мы кумовья до гроба.
Два глаза на двоих...
                Не время спать.
Давай глядеть, как говорится, в оба,
Чтобы Россию
             нам
                не проморгать.

Прошли войска...
                И тройка покатила
Через построенный народом мост.
Ну, а народ
            в ту стылую годину
Всей красотой души своей единой
Вставал
        во весь свой исполинский рост.