Желтый дом

 
               А душу возьмите на опыты...
               Олег Григорьев
    
               Кому она, душа твоя, нужна,
               Одетая в морщинистую шкуру?
               Валентин Кузнецов
 

«Не поминай Бога всуе…»
А я пренебрёг.
Не крест свой несу я,
а душу в залог…


          ––––––––––


Подбросил дружок идейку:
«Невелика, мол, убыль:
Взял за копейку,
продал за рубль.
А душа, посуди-ка, – кто она? –
ни пух, ни прах, ни прочее.
Сидит где-то в теле скована,
хватай под уздцы и – прочь её!
От неё, скажи, какой прок? –
ни съесть, ни даже потрогать, –
ни то, ни сё, как рваный сапог,
как сбитый ноготь.
Забудь-ка, дружок, если не трус,
поповские бредни про души…»

А я, дурак, мотал всё на ус,
как школьник, развесив уши.
Вот истукан! Всё – хоть бы хны.
И ни словечка, чтоб поперёк.
Живи, наслаждайся, гляди свои сны
и думай о хлебе, ёк-макарёк!..
А друг распылялся, аж пена у рта,
завидев, как я его слушал:
«Возьмём – говорит – хоть самого Христа,
он тоже чего-нибудь кушал!
И он, как и ты, чего-нибудь пил,
и даже вином забавлялся.
А ты, остолоп, и ума не скопил,   
и денег, как не изгалялся.
Теперь же сиди, хворай животом,
отшельником в зимнюю стужу!
А о Душе будешь думать потом,
когда отдашь богу душу.

Оно-то, конечно, душа – есть Душа,
и ценность Её – особая!
Но попробуй продать, хотя б за три гроша…»

«Что ж – говорю – попробую». 
 
 
      ––––––––––


А ещё один – такой-сякой,
когда было совсем мне худо:
«Пей да ешь – говорит – а душа на кой,
выздоравливай, мол, покуда».

«Мы судьбу – говорит – свою сами творим
повсеместно и ежедневно.
Но давай с тобой, лучше, поговорим
по душам о душе душевно.
Вот все твердят, мол, душа да душа,
а знаешь ли ты, мой милый:
и жить хорошо, и жизнь хороша,
живи ж, набирайся силой.

Сдирай коросту за пластом пласт,
цени свою душу одухотворённо.
А будем живы, – тогда, бог даст,
сочтёмся с тобой законно.

И ещё – попрошу – без обид, без вины,
поумерь-ка свой норов гордый.
Эх, видел себя бы ты
                со стороны –
скелет с изумрудной мордой.
В паутине сплошь глаза-угольки,
а волосы как поредели!
Ещё, не дай бог, отбросишь коньки,
вон душа еле держится в теле.
Того и гляди, упорхнёт – ей-ей! –
и воспарит в небеса Икаром.
А можно – ох как! – распрощаться с ней,
ну, хотя б вот таким макаром:
Она у тебя ничуть не старей
разбитых твоих ботинок.
Хватай же её, да притом поскорей,
и смелей волоки на рынок.
Будет на хлеб тебе и маслецо.
Все равно, поди, – бесприданница.
Сохранишь, например, ну хотя бы лицо,
а с душою – да что с ней станется».

«И потом – говорит – заруби на носу:
в здоровом теле – кхи-кхи! – здоровый дух!
Святым духом питайся, пей божью росу,
вон уж как с голодухи опух…»
«Не хлебом единым» – я тихо ответил,
но, видно, товарищи правы:
мой бог мою шельму давно заприметил,
какой век – такие и нравы!
 

         ––––––––––


Вот уж истинно время:               
можно всё, что нельзя.
Бесноватое племя,
бесовская стезя!

И за что нам такое:
не тюрьма – желтый дом.
Кто-то властной рукою
всё поставил вверх дном,
рассчитал всё до йоты,
до последней до толики:
сыновья – идиоты,
отцы – алкоголики.

И святая обитель
рядом с домом публичным.
И музейный хранитель
взят на краже с поличным.

Я и сам грешным делом
искал истину в правде.
И во мне околелом
сгибли Юлий и Клавдий.
Всё, чего это стоило
и порозно, и в купе:
душа загнана в стойло,
сердце стынет, как в трупе.
Уж дожил до седин
с головою пустою.
Что ж стою я один?
И что стою? –

Ни кола, ни двора,
ни дна, ни покрышки.
Подоспела пора
снимать со сберкнижки.
Только что снимать, ежели
в казне ни гроша?
Друзья лапшу вешали:
бесценна душа!..

Раздевайсь догола,
всё, как есть, покажи!
Чего стоят тела,
если нет в них души?
А я свою – волоком,
через плечо на ремне…
По ком звонит колокол? –
наверно, по мне.

Подсобить и то некому,
ремень будто оброть.
Все мы станем калеками,
обездушивши плоть.   

Я тяну душу бедную, –
может, даст кто взаймы
хоть копеечку медную,
коли люди все мы.
И стучусь во все двери я,
а душа на ремне.
Окажите доверия
хоть капельку мне!..
От забора – к забору,
от крыльца – до крыльца,
из Содома в Гоморру
прямо в дом подлеца
притащился к лабазнику –
(пусть что будет, то будет!) –
к новогоднему празднику,
может, тот чего ссудит.

Как с похмелья болезный,
шатаюсь и трушу:
– Возьми-ка, любезный,
в залог мою душу.
Мне много не нужно,
всего три гроша.
У мёртвых наружно
живая душа.

Но трюк не удался,
какой уж там праздник.
В лицо рассмеялся
мне нагло лабазник.
И, гикая громко:

– Ну, ты брат, даёшь! –
твоя-то душонка
не стоит и грош.
И что за мотив? –
ты просто нахал!
И, дулю скрутив,
к чёрту послал.

А у чёрта своих до чёрта,
душу дьяволу продать не просто.
Вон вокруг, как с доски почёта,
сотни рож в предвкушенье тоста.
Рты разинули в ожидании
кто-то чуда, а кто-то – худа.
И по морде! – в назидание,
аж посыпалась с глаз полуда.
Вот же олух царя небесного –
уподобился торгашам!
Мне б не выгоды – слова честного! –
побеседовать по душам…

Но и у чёрта не помогли,
даром, что нос расквасили.
Слышен голос из-под земли,
в гости зовут, не вас ли?

Бедный, освободи душу, 
сам за себя плати!..
Вывернулся наружу,
бросил ремень – лети!

Ха! Вот так душа,
даже продать нет мочи.
Не выручил ни гроша,
хоть и старался очень…

Никуда от себя не деться
и от людей не убежать.
Вместе с душой поубавилось сердца,
нечего показать.

Господи, прости меня грешного,
спаси от огня.
Доброго и нежного
нет уж давно меня.

Ангел с небес спустился,
хранитель меня хранить.
Клубок распустился
и оборвалась нить…

Я вспоминаю детство:
лес и болотную гать.
Девочку по соседству,
в белой косынке мать.
Сколько написано строчек
и ни одной о ней.
«Богу молись, сыночек.
Богу, ему видней».

Ах, как на сердце скверно,
кто это там орёт? –
Это домой, наверно,
пьяный отец идёт.
Нет, не отец. Я где-то
сам заблукал в глуши.
Вот бы с душой, но нету,
нету её – Души.

Скитаюсь бродяга дикий,
в трёх соснах ищу свой след...
Здравствуйте, Пётр Великий,
я теперь ваш сосед.
Рядышком – к койке койка –
маршалы и вожди.
– Знаешь, дружок что, спой-ка…
– Тш-ш-ш… подожди.


        ––––––––––


То ли попутал бес,
то ли устал от бдения,
слышится глас с небес –
призрак или видение:
«Не в чаду возрос, поди, –
ввели в искушение.
Прости ему, Господи,
его прегрешения
вольные и невольные
пред людьми и Тобой
и пути раскольные,
и разлад с судьбой.

Прости ему, Боже,
житие без веры
и рубцы на коже,
и любовь без меры,
и хулу в гордыне,
и что был таков...

Слава Тебе ныне
и во век веков!
Аминь!»
               
2001, 2008