Свобода и смерть

Меня везут куда-то… Я вижу белый потолок над головой, и лица людей. Они идут рядом, в накрахмаленных халатах, и держат у носа кислородную маску. Воздух пьяняще проникает в мое сознание. Но глаза закрываются – я ничего не вижу… Вижу только… это…

Часть I. Свобода.
Иду по лесу, шуршу листьями снега. Небо передо мной горделиво розовеет. За мной же – остается сине-зимним.
Снег плюется, кусается кристалликами воды, попавшей в вечный водоворот ртути в градуснике…
Скоро деревья увидят наш праздник – праздник людей:
… Воздух наполнится сотнями тысяч радостных возгласов, которые будут кружиться под цветным салютом и петь, петь… Радоваться. Не заметят они, что деревья понуро глядят на общее веселье, и проклинают свои корни и ветви, делающие их такими непохожими на людей…

Утро обернется для меня усталостью и битыми стеклами на полу – славно повеселились вчера!
Начну складывать петарды в кинескоп телевизора: все-все положила.
…Я ненавижу этот дом, в котором, просыпаясь, наблюдаю белоснежный потолок, шкаф – да, тот самый вечно-голодный шкаф с одеждой. Ненавижу эту жизнь.
… Беру, отматываю кусочек нити с бенгальской серой, поджигаю… Огонь – яркий, режущий глаза, и очень холодный…
Одеваюсь. Выхожу, плотно-плотно закрыв за собой дверь – туда больше никто не попадет!
Наконец, мой дом взорвался. Петарды качественные оказались. Нет больше тех опостылевших вещей, и снежного потолка над головой, и голодного шкафа… Только ветер в спину. Сломав бетонные стены, раскусив ржавую проволоку – я иду к своей необъятной свободе – ближе, еще ближе… Вот, грань пройдена уже наполовину… Деревья смотрят на меня с завистью: мне ветер в спину, а им – только вода в корни, чтобы было чем жить.
Освобождаясь от жизни, обретаю свободу.

Часть II.  Путь к смерти.
Захожу в море, слышу шум прибоя, сменивший ветер за спиной. Ловлю рыбу за хвост, спрашиваю, как пройти к русалке, которая уже давно зовет меня шершавым ребром чешуйчатого хвоста. Ее глаза – бездонный океан. В них тонут черные дыры и взрываются планеты.
Я иду в море. Уже нос не дышит. Я иду к ней, и в уши вода заливается ее звонким смехом…
… Я крепко – крепко ее обнимаю, боясь забыть запах зеленых волос. Боясь не увидеть больше глаз, в которых ежесекундно рождаются и умирают сотни людей.
В чьих глазах сейчас взрываются бенгальскими огнями планеты, и тонут в копне изумрудных волос черные дыры…
В этих глазах живут деревья, которые стали обижаться на меня за мою свободу.
Я в последний раз забуду ее сладко-трупный запах пушистых кроваво-красных гвоздик.
Уйду от нее. Зря.
Подниму со дна моря остов наполовину прогнившего корабля и вместе со скелетом бессмертного капитана поплыву к берегу, щедро посыпанному сахарной пудрой. Она так искрится в моих обледенелых и посеревших от холода руках.
Одна снежинка неловко споткнется в небесном танце, и упадет мне на щеку: хотела поцеловать меня – наивная! – и так и умрет каплей, впитающейся  в мою морщинистую кожу.

Часть III. Смерть.
… Мое тело найдет тот, чьи руки я все время целовала.
И укроет покрывалом рыхлой земли и жухлых листьев.