Нимфы

               
Был день привычный для меня:
ущелье было солнцем полно,
речушка горная, шумя,
точила камни неуклонно.
Малинник, взявший меня в плен,
блестя на солнце паутиной,
взбирался вверх, к подножью стен,
маня поспевшею малиной.
Чуть ниже речка разлилась,
создав себе в граните ложе,
на миг притихла, улеглась,
со спящею пантерой схожа.
Но вот проснулась – перекат,
и, взяв сперва разбег лениво,
вдруг превратилась в водопад,
веселый, дерзкий и шумливый.
И исчезает в глубине
теснины – некуда ей деться…
   Всё это так знакомо мне
со времени босого детства!

И вдруг – что вижу! Сняв одежды,
три юных девы, чуть дыша,
подрагивая кожей нежной,
ступают в воду… И душа
моя наполнилась блаженством!
Но беден косный мой язык!
Мне ль говорить о теле женском,
красе, искусстве?! Я привык
и к постоянным переспросам
(«Что вы сказали? Не пойму!»),
и к взгляду, брошенному косо
навстречу слову моему;
и к тем нежданным огорченьям,
когда моя простая речь,
подвергшись странным превращеньям,
меня же начинает сечь;
к тому, что даже анекдоты
теряют всё в моих устах…
Но, впрочем, я отвлёкся что-то.
Вернемся в горы.
                Там, в горах,
преобразилось всё в мгновенье:
вдруг стал классическим пейзаж –
времен эпохи Возрожденья,
а я – не я, а друг и страж
вот этих горных нимф прекрасных –
лохматый бог природы Пан…
Резвятся нимфы в струях ясных,
игриво изгибая стан;
восторги, смех, объятья, крики,
играет всё, звучит, искрит,
трепещут в водной чаше блики,
а в брызгах радуга горит!
Могу ль уйти?! Любуюсь снова.
Щелчок в мозгу – и предо мной
уже три грации Кановы
во всей своей красе нагой!
Упруги зреющие груди –
стремятся к солнцу, не к земле…
Их вид во мне не похоть будит,
а изумленье!
Неужель
бывает этакое чудо,
такие сгустки красоты –
не в мраморе – живые груди,
такая святость наготы?!
… Оделись нимфы, превращаясь
в простых девчонок-выпускниц…
Ушли. Вздохнул я, возвращаясь
в реальный мир реальных лиц.

1968