Бардам моей юности - специально для Ю. П

Окончен бал. Вы гасите свечу.
Молчат магнитофон и телевизор.
Я возвращаюсь, хоть и не хочу,
туда, где правят "Исракарт" и "Виза".

Ах, что за бал - без масок, без шутих,
как в те года, когда мы были юны,
дают любовь, свернувшаяся в стих,
и в нервы оголившиеся струны.
Когда из списка сорока программ
мне дарит телевиденье ваш вечер,
родные звуки старых фонограмм
в незримом зале зажигают свечи.
Когда магнитофонову юлу
я запущу, зверея от разлуки,   
невидимые гости на балу
мне подадут невидимые руки.

Среди гостей не встретишь чужаков,
там знают толк в гитарах и винтовках
герои старых песен и стихов
в солдатской форме, свитерах, ветровках.
Их музыка проста и глубока,
просты и ясны их дела и речи,
крепки табак, и водка, и рука,
которые от суеты излечат.

Когда заполнит легкие угар
забот, обид, предательства и хамства,
я принимаю перебор гитар
- простое, безотказное лекарство.
Целебен мир, в котором живы все
из целого созвездья недоживших,
в котором люди ходят по росе
и нет деленья на "друзей" и "бывших".

И я спешу в невидимую дверь -
туда, где нет седых и погрузневших,
и не предвидят будущих потерь,
и нет еще сердец перегоревших.
Мы снова вместе. Годы не беда
на том балу, что никому не тесен...

Как трудно возвращаться мне сюда
из мира ваших голосов и песен!
Как трудно возвращаться в суету
понятий странных и чужих стандартов.
И, стиснув зубы, снова я иду
туда, где правят "Виза" с "Исракартом".

Но, возвратившись, верю каждый раз,
что даже в этой суетной горячке
вам править бал. И свечи те - для вас,
Высоцкий, Визбор, Окуджава, Клячкин.