Оценка за сочинение 3

                «…Какая страшная, какая чудная игрушка, Марина. Я бы хотела с ней спать…»
                М. Цветаева «Повесть о Сонечке»

2336

Я люблю цифру восемь. О, как сильно я ее люблю и как трудно ее понять до конца. С другими цифрами все просто. Но она. Она часы и бесконечность. Одновременно. Бесконечные часы. Время, тянущееся бесконечно. Нескончаемый песок. Бесконечное, беспредельное и честное тепло песка. Его ласковое, нежное, щекочущее касание. Чуть слышный шорох песка в цифре восемь. Восссемь. Эта еле уловимая грань между двумя сосудами. Она настолько незаметная и предельно точная, что только определенное число песчинок может пройти через неё в один момент времени. Песчинки. Ни одна не застревает. Ни одна не создает никакой помехи течению. Все одинаковы. Все безропотно проходят через узенький канал. Через еле заметную глазу щелку, ведущую из прошлого в будущее. Через настоящее. Конечно через настоящее. И никак иначе. Эта щелка и есть настоящее. Тонкая неразличимая грань между двумя сосудами, между «было» и «будет», между «рано» и «поздно», между «подожди» и… и снова подожди. Ждать. Ждать всегда. Мне приходится всегда ждать. Нет. Что такое «приходится»? Нет. Я хочу всегда ждать… бесконечно. Вот и появилась она. Бесконечность. Нескончаемость. Когда весь песок дремлет в одном сосуде. Когда песочные часы уже заключены в объятия пятерни, когда одинаковые песчинки ожидают… и вот резким движением совершается вращение. Кружение. Перемена сосудов местами. И вот побежало.. побежало все.. побежало время. Потекли песчинки, неслышно перешептываясь между собой. И можно смотреть.. смотреть, как оно бежит… течет.. перетекает… пересыпается. Да. Вот оно это слово! Пересыпается. Время делает именно это. Оно сыплется… Оно сыпучее, как песок. Но стоп. Нужно сделать стоп. Раньше. Гораздо раньше того момента, когда посыплется песок. Стоп на середине переворота. Нажать на паузу и увидеть… ее… бесконечность. Да! Вот она. Я ее прекрасно вижу… бесконечность длинною в сотую долю секунды… или даже в тысячную… совершенно незаметная, но очень важная. Одновременно и маленькая и большая, и важная и незначительная, наполовину полная и наполовину пустая.. хотя, какая же у бесконечности половина… ведь по сути бесконечность –это почти ничто. Математика говорит.. нет. Математика не может говорить. У нее нет голоса. Только знаки и формулы. Математики говорят, что бесконечность равна нулю. Она настолько мала, что ее не берут в расчет…  Она настолько огромна, что ее нельзя рассчитать... не подвластно это человеческому разуму... пока.

0002

Да. С другими цифрами все просто. Один как кол, как дерево. Два как лебедь. Три как три. Как почти з. Не хватило ей до з. Перевернуться не хватило. Не дотянула. Да что там. Ей и до восьмерки не хватило. Половины. Чуть меньше половины, но все равно. Не смогла дотянуть. Три за сочинение. Но она… эта восемь. Не давала мне покоя всегда. Что же стало со мной, когда я ее встретила! Эту самую восемь. Когда заглянула ей в глаза. Когда увидела в них все. Все. И часы, и бесконечность, и одинаковость, и теплоту песка, и еле уловимый шепот, всю важность и незначительность, и настоящее… щелку настоящего… и «рано» в одном глазу, и «поздно» в другом, и все ,что «было», и все, что «будет», и «подожди»…
Все. Все в этой восемь. Теперь больше не восемь, а Восемь. Да. Ее звали именно так. Для меня. Человек-цифра. Человек со странным именем. Человек без имени, но с  таким многозначным прозвищем… прозвищем неразгаданным, непонятым мною…но даже оно не могло бы вместить в себя хотя бы половину этого человека.. хотя бы один его сосуд… одну его сторону… или одну щелку… Кстати, я так и не узнала ее имени. Так не нужно было его знать.. так мелко.. так бессмысленно.. так пошло… А в восьми нет ничего пошлого. Восемь каждый раз новая. Каждый день. Каждый взгляд. При каждом касании ручки новая…другая. И каждый раз неповторимая и честная… честная в своей неповторимости… чистая в своей неповторяемости, в своей разности и в своем частном… но верная своему делителю…
Такая она и сидела передо мной. Эта Восемь… сидела и не знала, и даже не догадывалась о том, какая она… насколько она восемь.  На сколько она моя… теперь моя… на всю жизнь… на всю её бесконечность… важная и одновременно незначительная…
Заметила я ее не сразу. Не сразу увидела. Сначала рассмотрела всех остальных. В темноте. Они все ясные. Все похожи были на эту темноту. Так похожи, что и думать не надо было. Они ею и были. Они с ней и сливались и отдавались ей с радостью.. с безмолвием… с тишиной… они были её… темноты. За это их и полюбила… за принадлежность к темноте… за одинаковую с ними принадлежность… принадлежность им и темноте. Такое вот бесспорное принадлежание. Это как любить людей, живущих в одном со мной доме. Любить за нашу общую принадлежность этому дому. За общий быт. Так я и полюбила всех этих людей. За общую с ними принадлежность темноте. Всех, кроме неё. Кроме Восьмерки. Её полюбила не за. Её нельзя полюбить за. Можно либо полюбить, либо нет. Нет в ней вообще никакого за. Нет и найти невозможно. Ни в чем. Ни в глазах, ни в губах, ни в пальцах… везде какое-то противоречие этому за. «Анти за». Антитеза. Противопоставление. Противопоставление всему. Всем в этой маршрутке. Всему в этом лице. В её лице. Глаза противопоставлены губам. Губы же против носа. Брови противопоставлены друг другу. Руки против рук. Они вроде и вместе, но все равно как-то по отдельности. Как то против друг друга, против нее самой. Волосы против всего ее облика, всей её восьмерки… они вообще против. Но все вместе эти противопоставления, эти «против», эти «анти за» создавали её. Мою Восьмерку. Мою гармонию.
Она сидела и смотрела в окно. И я сидела и смотрела. На неё. Я просто смотрела и не могла ни моргнуть, ни отвести глаз. Робко смотрела. Смотрела и не понимала. Не понимала, что происходит. Просто наслаждалась. Ею. Волной. Волной неопознанной жидкости. Неизвестным раствором. Жидкостью, вливающейся в меня, заполняющей все полые органы моего тела. Разливающейся по всем сосудам, вытесняющей кровь, выступающей через поры кожи на поверхность, вырывающейся из глаз слезами, заполняющей все мое существо теплотой, всю мою поверхность холодной влагой. Волной, взявшейся из ниоткуда и непонятно в каком месте входящей в меня, захватившей все мое существо: плоть, кровь, душу. Задушившей дыхание и убившей мысли, уничтожившей весь мир, не касающийся её. Мир, не задевающий Восьмерку. Казалось что даже воздух, который она не вдыхала, который был слишком далек от нее, чтобы она могла его вдохнуть, перестал существовать. Перестал быть нужным. Нужным хоть кому-либо в этом мире. Все, что не нужно было ей, не нужно было миру в это мгновение. Было огромным и неважным, равным нулю. Как бесконечность. И среди бесконечности она. Восьмерка. По сути та же часть бесконечности, но выделенная, выловленная мной, пойманная, выцепленная для меня. И потому такая важная. Важная для меня. Для одной лишь меня, тоже являющейся бесконечностью. Ничем.

0113

Восемь. Потом она ушла. Просто встала и ушла. Ушла вместе со мной. Вместе и одновременно порознь. По другой стороне от меня. Ушла не от меня, а просто по своей стороне. По своей дороге. Другой. Не моей, и никогда не станущей моей. Просто не могущей быть моей.  Моя Восемь по немоей дороге. Вот так. Три за сочинение. Недотянула. Не хватило меня до восьмерки. Не дожила я до нее.