Плюшевый халат, или беседа ни о чём

Этот плюшевый халат у меня появился недавно. Уютный, большой. И длинный, почти до пят.
Я вообще не ношу халаты. Но если можно влюбляться в вещи, то этот мужской халат как раз тот самый случай. Любовь с первого взгляда. Точнее, прикосновения.
Как только я осознала, ЧТО это за халат, я поехала покупать второй. Чтобы потом, когда первый станет старым, у меня бы остался такой же новый.  Знаете, наверное, как это бывает.
Чтобы удовольствие длилось и не заканчивалось.
Увы... Дело было перед Новым годом, и халаты всё-таки закончились. Обычно так всегда и бывает. Из повторных вещей мне за всю жизнь удалось купить только маленькую подушку, набитую вишнёвыми косточками.
Поскольку первая подушка ещё не закончилась и заканчиваться, по всей видимости, не собирается, вторая так и лежит, никем не востребованная, в своей неудобной коробке.
Не знаю, что должно кончиться у первой подушки, чтобы у второй появился шанс.
Вишнёвые косточки?

Тем временем моя любовь к халату продолжается. Я люблю халат каждый день и каждый час этой зимы. На улице плюс пятнадцать, но в домах нет центрального отопления и поэтому холодно. Но это если без халата. А в халате тепло, ещё как тепло. И телу и душе.
Любовь всё-таки.
В этом халате я иногда кажусь себе плюшевым мишкой. А иногда пантерой Багирой.
Пантера Багира, героиня и мечта моего детства...Мечта - потому что я собиралась стать пантерой, когда вырасту.
Когда мечта не осуществилась, я стала мечтать о том, как стану стюардессой.  Не потому, что мне нравилось летать на самолётах. Совсем не нравилось. Но у меня появился маленький поднос. И самой лучшей судьбой для него было - стать подносом, полным мятных карамелек. Лучше бы, конечно, барбарисок или "Дюшес", но в самолёте давали мятные. А больше никакие карамельки на подносах и не подавали.

Но это потом, позже. А пока пантера Багира была и долго оставалась
наилюбимейшей из всех героев той волшебной поры. Прекрасная, гибкая, умная, благородная...одним словом, самая-самая.
Был ещё один мультфильм, который мне очень нравился. По-моему, так и назывался
"Самый - самый".  Но нравился он мне только до тех пор, пока лев не начинал краснеть. Помните, как лев краснел от удовольствия, когда львица говорила ему "Ты самый-самый, самый-самый..." Тогда мне становилось стыдно за льва. Но мне было лет шесть, не больше. Про настоящую любовь я тогда мало что знала.

А ещё этот халат напоминает мне цигейковую шубу моей учительницы музыки.
Если случалось так, что учительница во время урока выходила из классной комнаты,
я вскакивала со стула, на котором на протяжении часа отбывала наказание, и - вот награда за терпение! - подбегала к вешалке, чтобы
прижаться к её шубе щекой. Сначала одной щекой, потом другой, потом, кажется, всем своим существом, глубоко утапливая в мягком сером мехе нос.Учительница была очень молодая, очень красивая и от неё всегда так хорошо пахло духами! И от шубы тоже хорошо пахло.

А ещё мой халат очень-очень напоминает мне те халаты, которые воздушные акробаты надевают поверх одежды, в которой собираются выступать. Они собираются выступать в начале второго отделения, а пока, в антракте, очень собранные, очень спокойные, что-то
подтягивают, закрепляют, переговариваясь между собой как ни в чём не бывало. Как будто
и не они собираются сейчас летать на трапециях, вися вниз головой и полностью зависеть не столько от себя, сколько друг от друга.
Ах, а ещё у них на ногах такие мягкие белые сапожки!..
И вот так они стоят, переговариваясь, а я смотрю на их длинные халаты, чёрные или тёмно-синие ( у меня халат чёрный, но иногда мне кажется,
что он чёрно-синий ) и  любуюсь этими сказочными сапожками.
Правда, сказочными, кажется, были сафьяновые красные. Но всё равно сапожки сказочной красоты и мягкости.

Вообще, в цирке со мной всегда происходило что-то странное. Как только на арене появлялись акробаты, я заливалась слезами. Это необъяснимо, потому что причин для слёз не было, а сами слёзы были. И пока акробаты выступали, я сидела и плакала, пытаясь от окружающих свои слёзы скрыть. Не кино же, в конце-концов - цирк!
А как можно плакать в цирке?
В цирке, кстати, я не была уже много лет. Здесь нет таких цирков, которые я люблю.
"Под куполом цирка..." Здесь нет таких куполов.
Цирки - шапито. Наверное, это правильно, так и было задумано для цирков. Но вот не могу себя заставить пойти в цирк-шапито уже столько лет.
А мне хочется не только пойти в цирк, но и узнать, вернутся ли слёзы вместе с акробатами.
На этот счёт, вернее, на тот счёт, почему я плачу, у меня даже имеется версия. Невероятная, на первый взгляд. Думается мне, что в одной из прошлых жизней
я была циркачкой. Помните, у Ахматовой:

Как мой китайский зонтик красен,
Натёрты мелом башмачки...

Вот, очень похоже.
Но я не была "канатной плясуньей", хотя очень люблю канатоходцев. Всегда любила.
Я была, мне кажется, наездницей в короткой юбочке. И у моей белой лошадки был плюмаж. Мне даже кажется, что я его помню.
Белая лошадка...Ещё одна неосуществлённая мечта детства. Пока училась в школе, врала мальчику, который готов был моему вранью верить, что занимаюсь верховой ездой и что моего коня зовут Снежок. Сейчас бы я придумала для своего коня имя покрасивей. Жаль только, что врать я разучилась. Больше того. Когда говорю правду и эта правда звучит
несколько неправдоподобно, и на меня смотрят с недоверием, мне и самой начинает казаться, что я вру. И лицо у меня становится тут же такое, как будто оно меня выдаёт.
Что уж тут говорить о случаях явного вранья?

Но почему я, будучи когда-то, как мне думается, наездницей, плачу при виде акробатов? Загадка...
Наверное, что-то трагическое когда-то произошло в том цирке. То, о чём никто, ни я сама, не помнит, но отчего текут по лицу безудержные слёзы.

Вернусь-ка я всё-таки к халату. Хотя как можно вернуться к тому, от чего не уходил?
Сейчас почти ночь. На улице уже намного холоднее, чем днём. Я сижу дома в своём чёрно-синем халате, от которого тепло на душе, и пишу то, что пишу.
Наверняка в этом халате очень здорово придумываются сказки. Надо будет попробовать.