Бродяги хроноленда. часть 17

Кафе «Ротонда» кишело людьми. Павел помнил ещё те времена, когда здесь собирался мировой бомонд. Троцкий, Ахматова, Петлюра, Сартр и Дали, Пикассо, Шагал, Хэмингуэй и Ионеско – весь цвет мировой культуры и политики завтракали здесь кофе с круассанами и ужинали жюльеном, цыплятами "Montmorency" в вишневом соусе и салатом "Beaucaire"под бутылку божоле или мерло.
Это было так давно и так далеко отсюда, что Павлик не поверил глазам, увидев нынешнюю публику. Пролетарии в серо-чёрных тонах пили портвейн из залапанных граненых стаканов, в табачном смоге висел пьяный мат, похабный хохот и нетрезвый гомон. Окурки в лучшем случае попадали в стоящие на столе банки от Нескафе, те, которые не удостоились такой чести, летели на заплёванный пол. Павла накрыла неприятная ностальгия. Вспомнилась Родина.
Павел пробился к стойке, заказал беляш, стакан портвейна, конфетку. Тётка в кокошнике, сварганенного из куска картона и косынки, вытерла руки о засаленный халат, плеснула вино в щербатую чашку ( стаканы все заняты), положила пирог на салфетку, подтолкнула к Павлу, взяла деньги, бросив их в карман передника. Сдачи Павел не дождался. Взяв заказ, он поискал место, где можно пристроиться. Наконец, нашёл уголок на столе, за которым стояли четверо небритых работяг. Они пили за мировой коммунизм. Павел спросил о Нострадамусе.
- Мишель? Был с утра. Потом ушёл на показ мод, вроде бы.
- Точно, в Доме Культуры. Здесь недалеко. За углом. А ты нездешний?
- А кто тут здешний?
- Выпьем за Ленина?
- Не хочу за Ленина. Вообще ни за кого не хочу.
- Мужик, ты не прав. – Компания напряглась, поставили уже поднятые стаканы. – Ты чего это за Ленина не хочешь пить? Может, ты и за победу коммунизма не хочешь?
- Не хочу, мне Мишель нужен.
- Не понял. – Мужчина в тёртом джинсовом костюме закатал рукав на правой руке.
- Ах ты, контра! – Другой снял кепку и положил на стол.
- Слышь, ты, сволочь капиталистическая, ты что, шпион? – у третьего сверкнул в руке нож-бабочка.
Павел допил вино, откусил кусок от стакана и стал жевать. Это так шокировало готовящихся к драке работяг, что они опешили и застыли, как вкопанные, открыв рты от удивления. Павел выплюнул на стол мелкую стеклянную крошку, выковырял пальцем несколько стёклышек, прилипших к десне.
- Да здравствует товарищ Ленин! – неожиданно сказал «джинсовый»
- Мужики, сказал, что за Ленина пить не буду. Что за него пить: Он же мёртвый. Как он может здравствовать?
- Ленин вечно живой, – робко предположил парень с ножом.
- Зомби, что ли?
- Ты это…, не очень тут.
- А то что? – Павел закипал. Кулаки чесались. Пистолет как-то особо оттягивал пояс. Лица работяг уже виделись мишенями для ударов. Он бы положил всех, кто находится в кафе, легко и без одышки. Но сейчас не время. Да и жаль слабоумных. Он повернулся к ним спиной, уже зная, что никто не будет с ним связываться, и пошёл к выходу. 
На сцену зашёл под свист аплодисментов и свист молодой человек, изрядно выпивший, со стаканом в руке. Жестом потребовал тишины. Зал притих.
- Стихи. Собственного сочинения. Про любовь.
В зале засвистели.
- В этот день несомненно
Желаю поздравить я Вас с юбилеем.
            Пожелать Вам успехов в труде,
Любви, мирного неба над головой.
            Сыграю я вам на трубе,
А, может быть это гобой.
Ты наш дорогой юбиляр,
Желаю здоровья тебе.
Чтоб у тебя не случился пожар
И счастья в судьбе.
Пусть коммунизм будет вовек,
           Поздравляю тебя, дорогой человек.
Кто-то захлопал, кто-то засвистел, кто-то запустил в поэта стаканом. Но так, не зло, скорее, из хулиганства. Павел уже потянулся за оружием, чтобы пристрелить столь экстравагантного поэта. Но сдержался. Бог с ним. Парижа уже нет, это не Париж. Как он любил парижан раньше. Даже самый последний клошар имел свой шарм, женщины, безупречно одетые; художники, поэты и композиторы в беретах и длинных шарфах, у которых порой не хватало денег на чашку кофе, и те держались на уровне, не позволяя себе опуститься даже на полступеньки вниз. Даже обычные обыватели старались выделиться и не сливаться с толпой. Куда всё это делось? Выйдя из кафе, он спросил у девушки в красной косынке, где Дом Культуры.
Дом Культуры, и правда, находился за углом всего в квартале от «Ротонды». Над входом висел транспарант «Показ мод от Парижской трикотажной фабрики имени Квазимодо». Ниже красовалась красная лента со словами «Слава ФССР». Павел ткнул под нос билетерше корочку, и та молча открыла дверь в зал, где проходил показ мод.

  Глава девятая. День Великой Матери.

Город встретил Литу с пленником дружными восторженными криками, яркими красками и цветами, летевшими в них из толпы. Ещё никогда девушка не находилась в центре внимания такого масштаба. Жительницы города выстроились вдоль дороги и приветствовали охотницу.