Случай с Барковым

   Ясным летним утром к складским дверям продовольственного магазина подъехал бортовой Газончик и встал под разгрузку.
   Один из грузчиков подобрал с кузова какую-то железяку, и, отшвырнув ее в сторону как ненужную вещь, нечаянно угодил в голову случайного прохожего. Удар был настолько ощутимым, что «пострадавший» оказался в больнице и пролежал там немало дней. Это потом уже, после больницы, Барков забыл собственное имя, свой домашний адрес и многое другое, что успел отложить в память за тридцать два года от начала своего рождения.

   Вот уже неделю Иван Барков никуда не выходил из квартиры на первом этаже, точнее сказать, из помещения, которое когда-то он помнил и называл своим домом. Теперь его родной дом – это чужие холодные стены, чем-то похожие на больничную палату.

   Рану на его голове залатали, но память ему не вернули. Другой бы на его месте мог так расстроиться, что, пожалуй, руки бы на себя наложил - а у Баркова от сотрясения мозга на душе даже легче сделалось. Ведь люди говорят, что жизнь в настоящее время тяжелая; а родная сестра Баркова, Лиза, утверждала, будто прошлая жизнь ее братика и вовсе напоминала сущий ад. Так может оно и к лучшему, что память отшибло? Может, тому грузчику за то, что в лоб железяку пульнул, нужно руку пожать и слова благодарности выразить? Ведь нет прошлого – нет и человека. Вернее, он есть. Он как младенец новорожденный, чистый как слово божье, ни одного темного пятнышка на душе. Вот тут в самый раз и начать новую жизнь...

- Ты бы, Ваня, напрягся, да и вспомнил, что я есть действительная твоя сестра
Лиза. А вот это... муж мой Андрюша. Мы с ним тебя часто уважали. Припоминаешь? Ещё мама наша покойная в своём завещании на моё имя отписала эту квартиру, а тебе домашнюю библиотеку. Помнишь? А где документы на жильё, тоже не помнишь? Что же ты помнишь, крендель? Как мне однажды балалайкой башку пробил, тоже позабыл? Как пять лет на учёте стоял в наркологическом диспансере... Как людям на улице проходу не давал, придирался к ним и лез в драку... Как, как, как... Одни каки. Обкакался ты, а теперь и вспоминать не хочешь. Ну а хорошее что-нибудь помнишь? Ты ведь всё любил на балалайке струны щипать. Вспомнил?
- Ни хрена не помнит, - влез в разговор Андрюша.
- Закрой хлеборезку! Иди на кухню, посуду помой! – разгневалась Лиза.

   Иван сидел на диване в мрачном настроении, всё больше убеждаясь в том, что жизнь его действительно была не сахар, – ведь ничего хорошего не вспоминалось.
   И решил он перечеркнуть своё прошлое, даже и не вспоминать о нём, а начать жизнь
заново, с первых шагов: топ-топ… Ведь ум у него не отшибло вместе с памятью. Да и
чувства сохранились во всей своей человеческой палитре, даже острее сделались; не знаю, с чем и сравнить... что-то похожее на состояние больного человека, после того как он вдруг узнаёт о своем достоверном диагнозе: подозревали СПИД, а оказалась диарея. И так он влюбляется в жизнь после этого, что и дождевой червяк для него брат родной.

   За десять дней после больницы Барков уже привык к чистоте своих мыслей и чувств.
 «Странное ощущение, - думал он. – Существую себе как Дух святой, ни одного греха за собой не помню. Только вот с чего жизнь начать?..»

   И решил Барков не беспокоить память. Пусть сама проявится. Отдохнёт, наберётся сил и припомнит что-нибудь.

   Сел он на диван, обхватив руками колени, и уставился в потолок, давая произвол мыслям. И всё ему как будто в диковину… Муха прожужжит - любопытно: маленькая такая, смешная; сядет на стену и давай тереть лапками своё тельце невзрачное, словно марафет наводит.

   Полчаса Барков созерцал обстановку в квартире. Все предметы успел подробно рассмотреть и удивиться каждой вещи, потому как сотворил их своими руками человеческий талант и во всяком его творении существует множество вариантов применения. Например, балалайка, висевшая на стене, является не только музыкальным инструментом, но и (по словам Лизы) ударным; хотя Баркову с трудом верилось, что он мог таким предметом ударить женщину...
   «Худая и губастая фифочка. И что ей нужно от меня?..»

   Тут Лиза вновь объявилась, опять со своим Андрюшей.
- Ну что, козлик Иванушка, вспомнил сестрицу свою, Алёнушку?
- Козлик в огороде капусту грызёт, а я – человек.
- Ты – трепло!
- Почему это?
- Не прикидывайся! Про козлика в огороде вспомнил, значит, память
функционирует!
- Мне что, уйти из квартиры?..
- Куда? Ты без меня и двух суток не протянешь. Я ведь тебе корм приношу.
- Может, его вовсе не кормить? – посоветовал Андрюша. – Говорят, голод все
болезни лечит.
- Заткнись, инфузория. Болезни не лечат, от них излечиваются. Возьми веник,
пол в квартире подмети.
- Что Вы хотите от меня, женщина? – спросил Барков.
- Я тебе не женщина! Я – Лиза. Будешь придуряться, в психушку упрячу. Где
документы на квартиру?
          -     Послушайте... В таком тоне Вы со своим Андрюшей разговаривайте. Чем Вы докажете, что Вы моя сестра? Если хотите знать... я... короче говоря...
- Ну?.. чего забуксовал? Продолжай говорить. Врачи сказали, чтобы ты не
волновался, а то коньки отбросишь. Тебе жить осталось столько же, сколько... сколько моему Андрюше бестолковому! Ты чего по всей квартире мусор гоняешь, как хоккейную шайбу? Мама мия... Дай дураку в руки дерьмо, он его в рот потащит. Оставь мусор в покое! Иди во двор, там подожди меня! Микроб чумной.
- Нельзя ли повежливей? – обиделся микроб.
- Я тебе последний раз повторяю: ну-ка, быстро взял в руки свои худенькие
кривенькие ножки, свернулся клубочком и за двадцать секунд чтобы исчез! Ты уловил, откуда угроза исходит? А с тобой, братец мой, я в другой раз поговорю. Ты у меня всё вспомнишь. Даже своё появление в материнской утробе.

   После ухода Лизы на Баркова напала хандра. Не знал он, с чего жизнь новую начать. Помощи неоткуда ждать. Ни друзей, ни знакомых не помнит.

   Две недели, изо дня в день, он читал книги из домашней библиотеки и смотрел  телевизионные передачи, чтобы разобраться в ситуации общественной жизни и понять, как в ней нужно себя вести.

   В это время сестра его, Лиза, приносила ему еду и даже (как показалось), стала добрее к нему.
   Приходила без Андрюши.

   Однажды, рано утром, Баркова душевно тронуло заботливое внимание Лизы к его здоровью, и он сказал: «Когда я умру от старости, квартира достанется Вам», и попросил, чтобы она рассказала что-нибудь о его прошлой жизни, когда "прошлое" еще держалось в памяти.

   Лиза присела к нему на кровать и стала рассказывать:
- Во-первых, ты по самые уши увяз в долгах: тысячу долларов ты должен мне;
пятьсот баксов – моему Андрею; ты ему в карты продул. Во-вторых, если найдешь документы на квартиру и кое-какие листочки подпишешь, я тебе все долги прощу.
- Что Вы всё про документы, да про деньги...  Вы про жизнь расскажите...
- А  это, по-твоему, что? Это и есть самая настоящая жизнь. А свою жизнь ты
на балалайке протренькал, да с картами за столом провёл.
- Ничего хорошего не было?
- Хорошее?.. Было. Ты меня за свою жизнь один раз с днём рождения поздравил, в прошлом году, на моё сорокалетие; пятьдесят рублей мне подарил.
- И всё?
- Чего ж ты ещё ожидал?
   И стало Ивану грустно.
 «Действительно, надо новую жизнь начинать», - подумал он.

   Всю следующую неделю, Баркова стали навещать незнакомые люди. Одни зайдут, другие. Все они представлялись его друзьями и потихоньку выносили, из его квартиры, вещи. Кто-то забрал балалайку как личную собственность. Кто-то прихватил с собой видеомагнитофон.

   А в субботний полдень явились четверо и увезли на КАМАЗе мебель и всё остальное, кроме кухонной табуретки и библиотеки, оставив книги на полу. Действия свои оправдывали решением гражданского суда: конфисковать имущество за неуплату пятилетней задолженности по квартплате. Трясли перед носом какими-то документами.
   После этого никто не приходил, даже Лиза.

   Ближе к вечеру позвонили по телефону. Мужской голос представился коллегой по работе, выразил шумную радость по поводу невредимости Ивана и поздравил с выходом первой книги.
- Что за книга? – выпытывал Барков, хмуря брови.
- Здравствуй, голубь мой! У тебя что, память отшибло?! Твоя книга!
Практические советы бизнесменам: «Как обмануть государство». За два дня весь тираж раскупили!
- Что, серьезно?..
- Нет, старик, - пошутил я. Кстати, библиотеку не передумали продавать?
- Какую библиотеку?
- Вот чудак... конечно не государственную. Мама твоя, Полина Поликарповна, хотела продать книги. Добрая женщина, мама твоя...
- Стоп, – прервал собеседника Барков. – Не вешайте трубку.
   Он снял со стены маленькую фотографию в коричневой деревянной рамочке и вернулся к разговору.
- Опишите внешность моей матери.
- Ты чего, рехнулся?
- Не спрашивайте. Сделайте одолжение...
- Ты еще назови меня «Ваше Величество». Чего ты всё Выкаешь?
-     Хорошо... Скажи мне, как она выглядит?

         Описание совпало с фотографией.

- Где она сейчас?
- Кто?
- Моя мама.
- Ну, ты, старик, даешь... Ты ведь сам проводил ее до вокзала. Она уже второй
месяц под черноморским солнышком греется.
- Вас как зовут? – спросил Иван.
- Не понял...
- Вы кто?
- Опять не понял... Ты чего придуриваешься?
- Вы ошиблись номером.
   Барков повесил трубку. Бледное лицо его выглядело сердитым и озабоченным.
"Ай да Лиза!.."

   И стал Барков что-то припоминать. За полчаса многое всплыло в его памяти. Он подобрал с пола завалявшийся между книг и подписанный незнакомой рукою пустой мятый конверт и вспомнил свой домашний адрес. Вот только не мог он припомнить, кто такая Лиза. Жила у него какая-то квартирантка...
   Пришлось вызвать милицию. - «Вот тебе и новая жизнь...»

   В пустой квартире, среди книг, разбросанных по полу, Барков молча сидел на шатком табурете и в такт его заунывному скрипу, в отчаянье, раскачивался вперед – назад...

   Чувство, которое он успел испытать в отсутствие памяти – чувство своей духовной первозданности, – короткими временами волновало его с прежней силой соблазна начать новую жизнь, в которой не хотелось видеть ничего плохого.