О, как я люблю этот ритм, эти вздроги...

О, как я люблю этот ритм, эти вздроги
округлостей, этот каскад
сокровищ, которыми грозные боги
дразнили героев! За коими в ад

спускалися: знаем из мифов такое…
Но мука – не мука, и сладостен ад,
когда они рядом под самой рукою
плывут пред тобой и дрожат.

Мне музы шептали идти по их следу.
Мне боги судили обвыть эту плоть
и пасть, как медведь, а в глазах напоследок –
янтарного чуда ломоть.

Я все их красы на ветрах караулил,
чтоб после, как грянет гроза,
роились в душе, как в божественном улье
медовых икон образа.

Сентябрь. Блудодействую. Губы как кратер.
Кленово - кровавая медь.
И нет у меня ни силков, ни рогатин,
а надо бы, надо б иметь.

Скорее, скорее, пока сквозь одежды
еще проступают, еще
колышутся формы и длятся надежды,
не все еще, может, не все?

Пока над землей ни дождей, ни простуды,
во славу свою и позор
жар-птицей схватить хоть одну амплитуду
последних трепещущих форм.

Сентябрь. Кануны. Экстаз воздыханья.
Но трезвым рассудком поймешь:
уходит, уходит грудей колыханье
и ягодиц абрис и дрожь.

И слез нет заплакать, и слов – помолиться.
Но, сблизив распятье и блуд,
последнюю девку отловят глазницы
и всем фимиамам ее предадут.