Памяти моего папы

автор Натали Сидо http://www.proza.ru/avtor/sng52 , фото из архива автора

     До войны папа работал учителем. В 1940 году его призвали в армию. Потом 4 года  на фронте, а потом еще 35 лет службы в армии. Последние годы  отец занимал ответственную генеральскую должность, но звание генерала  ему так и не присвоили. У него не было высшего военного образования. После окончания войны папа написал рапорт о поступлении в военную академию, но его непосредственный начальник написал резолюцию: «Капитану Абрамову достаточно одного высшего образования». Последующие начальники соглашались с этим выводом. Потому что написал эту фразу Л.И.Брежнев. Тот самый дорогой Леонид Ильич и Генеральный секретарь ЦК КПС.
     До 1961 года папа был политработником, замполитом воинской части в войсках ПВО. А мы были детьми замполита. Об этом нам напоминали и наши родители, и  родители наших друзей. Мы должны были быть правильными и очень хорошими, чтобы не позорить папу, Коммунистическую партию и весь социалистический строй.
     В тот период мы папу почти не видели. Он все время работал и работал. А в редкие выходные дни фотографировал и печатал фотографии. Мне очень нравилось, когда папа надевал на руки какую-то смешную штанину с резинками с двух сторон и совершал какие-то манипуляции руками. Потом доставал фотоаппарат и пленку. Потом  разводил какие-то порошки в воде, потом брал какие-то странные ребристые ванночки, устанавливал на столе странный фонарь на металлической ноге. А потом было самое интересное.  Обычный свет выключался, и зажигалась большая красная лампа. Что-то щелкало в приборе. Белая бумага опускалась в пахучую жидкость, и начиналось волшебство: очень медленно на этой самой бумаге появлялись лица, дома, цветы. Потом все мокрые листочки раскладывались на газеты для просушки, потом их клали под груз, а потом специальной машинкой обрезались края. Эту операцию мне доверяли выполнять в качестве награды за очень хорошее поведение.
    Папа был всегда в центре внимания. Он прекрасно читал стихи. Был великолепным рассказчиком. Женщины его обожали. Мои подруги до сих пор вспоминают, как им нравился мой отец.  Он был лидером по характеру: и на работе, и в компаниях, и на отдыхе. Во всем.
    Нас было четверо у папы: три дочери и сын. Но он  всегда говорил, что я его самый лучший и любимый ребенок. Мне было очень приятно это осознавать, но перед сестрами и братом я  испытывала чувство вины за эту нескрываемую любовь отца.
    Еще папа запомнился тем, как он устраивал «небо в алмазах». Такие ситуации возникали нечасто. Первая, запомнившаяся, - это свадьба моей старшей сестры. Луиза приехала в военный городок после окончания школы. До этого она жила на Украине вместе со своей матерью и сестрой. В институт она не поступила, и папа сказал: «Раз ты такая дура, пойдешь работать на стройку». И она пошла, и два года проработала каменщиком, т.е. укладывала кирпичи.
     В военном городке было много молодых и симпатичных лейтенантов. А вот  за тремя рядами колючей проволоки  (тогда войска ПВО только создавались и были очень засекреченными)  молодых девушек было очень мало. Точнее только две: дочь замполита (моя сестра) и дочь зам. командира части по тылу. Ухаживаний было много. Женихов тоже.  В одного из ухажеров Луиза влюбилась, ответив согласием на предложение, и началась подготовка к свадьбе. Я почему-то особенно хорошо помню купленные к этому события  ящики с зеленым горошком, которые стояли в коридоре.
    За день до свадьбы приехали родственники жениха, и родители устроили  ужин в честь их приезда. Все было замечательно  и мило. Когда ужин закончился, мама жениха попросила показать ей приданое. Моя мама стала что-то говорить про постельное белье, подушки и одеяла. Но папа перебил маму и грозным голосом спросил: «Какое приданое?».  И когда мать жениха сказала, что она не позволит сыну жениться на бесприданнице, а жених при этом молча стоял в стороне, я впервые увидела, что такое  «небо в алмазах» в папином исполнении. Точнее оно было не в алмазах, а в зеленом горошке, банки с которым папа с особым удовольствием бил об пол, о стены. Папа кричал, что его старшая дочь самая лучшая в мире, что для любого мужчины она награда. А что другое мог говорить любящий отец.      
    Свадьба не состоялась. Неразбитые банки с зеленым горошком потом разбивались уже сами по себе. Потеплело, горошек портился, и железные крышки взлетали вверх. (Кстати Луиза успешно закончила МИСИ и добилась серьезных успехов в жизни).
     Второй раз небо в алмазах мы увидели, когда средняя сестра Алла, тоже переехавшая жить к нам после окончания школы, сообщила, что не набрала проходной бал и в институт не поступила. Папа правой рукой показал куда-то вперед и произнес: «Завтра же на стройку!», а левой долбанул чашкой с чаем об стену. На этом обсуждение закончилось. Алла отработала на стройке 2 года. Потом поступила на юридический факультет МГУ,  и ее карьера сложилась весьма успешно.
    25 августа 1969 года  я приехала из института и сказала, что  по конкурсу не прошла. Папа уже приподнял руку и приготовился произнести заветную фразу, но  мама опередила его и прокричала: «Наташеньку на стройку не отдам!». Папа  для порядка взял со стола вазу, без особого азарта разбил ее об стену и произнес: «На стройку ее никто и не возьмет. Такая хилота там никому не нужна. Но я ей подберу работу».
Через неделю мы вместе вышли из дома. У подъезда стояла черная  «Волга». Я протянула руку, чтобы открыть заднюю дверь и в это время получила сильный удар по руке. Этот диалог я запомнила на всю жизнь.
        - Папа! За что?
       - А зачем ты дверь открыла?
       - Чтобы сесть в машину.
       - А зачем ты хочешь сесть в машину?
       - Чтобы доехать до работы. Ты же поедешь мимо.
        - На работу на персональной машине поеду я. Я это заслужил. А для тебя 233-й автобус и метро. Если очень постараешься, то и за тобой придет персональная машина. Но до этого надо будет достаточно долго поездить в общественном транспорте.
       Устроил меня папа на работу корректором в типографию, где я проработала 7 лет. Иногда  думала, что лучше бы на стройку…  Через 25 лет к подъезду дома, в котором я жила, подъехала черная  «Волга», на которой  уже я должна была ехать на работу. Папа не дожил до этого дня два года. Но тогдашняя моя обида и боль  дали результат: за мной тоже пришел персональный служебный автомобиль.
       Когда я училась в восьмом классе, произошел еще один «алмазный» случай. Я собиралась на вечер в школу и надела юбку, сшитую собственными руками из старых папиных брюк, и блузку, перешитую из маминого платья. И тогда мама, похвалив меня за самостоятельную работу над брюками-блузками, совершила волшебство: она разрешила надеть ее красные английские туфельки на каблуках. Я была счастлива больше, чем Золушка. Ей туфельки подарил ученик феи, а мне моя строгая мама. В тот момент, когда я почти положила туфли в сатиновый мешочек для сменной обуви, в дверь вошел папа. Я  испугалась и спрятала туфли за спину. Папа  строго спросил: «Что происходит?». Когда он получил информацию об английских туфлях, он завелся с полуоборота. Туфли полетели в окно. Мама получила очередной выговор за неправильное воспитание дочери. А  мне в очередной раз объяснил, что с моей внешностью мне не о танцах думать надо, а об учебе. Потому что с таким большим носом, как у меня, замуж все равно меня никто не возьмет, а значит надо учиться. В тот день прозвучала еще одна фраза. «Я не позволю, - сказал папа,- чтобы дочь полковника была одета лучше, чем дочь слесаря». И не позволял до окончания школы.
     И еще об одном случае с алмазным небом хочу рассказать. Наш дом всегда был открыт для друзей: родителей, брата и моих. В тот день  за столом собрались друзья моего брата. Они хорошо выпили. Кто-то из ребят пошутил по поводу книги Брежнева «Малая земля». Я не помню, что было сказано, но очень хорошо помню, что папа встал из-за стола и сказал: «Вы можете смеяться над тем, кто написал эту книгу. Вы можете смеяться над тем, как она написана. Но я никогда и никому не позволю смеяться над  теми, о ком эта книга написана. Мы с матерью там были. Это было очень страшно. Люди совершали подвиг во имя Родины. Вон из моего дома. За моим столом не могут сидеть люди, не уважающие подвиг своих предков». В качестве алмазов были использованы банки с вареньем, которое медленно стекало со стен.
Папа редко говорил дома о своих делах, проблемах и сложностях.
    В 1992 году, когда разрушилась страна, когда происходило то, что понять было трудно, я получила ответы на некоторые вопросы. Например, про бабушку – крестьянку. А еще про то, почему мы жили в такой убогой квартире.
     Несколько раз я спрашивала у  папы, почему наша семья из четырех человек живет в трехкомнатной квартире в блочном доме, с кухней 6 кв. м, с двумя проходными комнатами,  в 15 минутах езды на автобусе от метро, а семьи его подчиненных живут в кирпичном доме с высокими потолками  и рядом со станцией метро. Папа отвечал: «Значит так надо».
Был еще один любопытный случай, связанный с квартирой. Мы жили в трехкомнатной квартире в хрущевке в Реутове. Папа уже получил новую квартиру в Москве, и мы готовились к переезду. Раздался звонок, я открыла дверь, и в квартиру вошел симпатичный генерал.
   - Здравствуйте! Это квартира полковника Абрамова?
  - Да, - ответила мама.
  - Я вообще-то уже получил ордер на эту квартиру. Когда я узнал, что мне предложили квартиру Абрамова, я посчитал себя самым счастливым человеком на свете. Я просто везунчик по жизни. Но я все-таки решил посмотреть. Можно?
  - Да, конечно, проходите и смотрите.
 Когда он посмотрел на пятиметровую кухню и совмещенный туалет с ванной, он спросил:
      - Это квартира полковника Абрамова? Геннадия Ивановича? Начальника квартирно-эксплуатационного управления Московского округа ПВО?
   - Да, - ответила мама.- А что Вас удивляет?
   - Я слышал, что Абрамов очень порядочный человек. Но я и предположить не мог, что он просто дурак. Как можно, находясь на такой должности, жить в таких условиях. А что мне теперь прикажете делать? Я уже получил ордер!
    Генерал, не попрощавшись, вышел из нашего дома. А я потом спрашивала папу, почему его назвали дураком за то, что мы живем в такой квартире. Но как всегда получила ответ: «Так надо».
    В 1992 году папа сам заговорил на квартирную тему.
    - Доченька! Не осуждай меня и не обижайся, что я практически ничего не заработал и не оставлю вам ни хорошей квартиры, ни машины, ни дачи, ни денег, ничего, кроме своего честного имени. Семья моего предшественника живет в сталинском доме в центре Москвы. А он умер в тюрьме. Я жил и работал так, чтобы не бояться ночного стука в дверь. Слишком большому количеству людей мне приходилось отказывать при решении их квартирных вопросов. Это всегда было трудно делать. Но я всегда смотрел прямо и честно людям в глаза. А главное, я не хотел, чтобы вам, моим детям, пришлось стыдиться своего отца. Я всем вам дал образование. Я всех вас научил честно и много работать. Я научил вас  главному – как ловить рыбу. И я уверен, что вы уже даже не заметите, когда я умру. Вы всего сможете добиться сами. Вы уже много добились.
   Тогда я не поняла смысла слов про «не заметите, когда я умру». Поняла потом.  После смерти папы.  Он подготовил всех нас к самостоятельной жизни. Мы все получили хорошее образование, занимали солидные, хорошо оплачиваемые должности. Мы были состоявшимися и самодостаточными людьми.  Да. Наш папа иногда был жесток с нами, всегда был требовательным и строгим. Но он очень нас всех любил. Он был редким отцом, который своих дочерей от первого брака  не забыл, а всегда был рядом с ними. После войны папа перевез бывшую жену и своих дочерей в тот город, где он служил и  жил с мамой и моим братом.  И нас  воспитали так, что мы не знали и не ощущали, что Луиза и Алла только сводные наши сестры. Они были родные.  Только став взрослой, я поняла, что так бывает не часто.  А еще я поняла, что папа умел любить нас всем сердцем и умом. Так, как написано в Евангелии.
     Вот такие эпизоды вспомнились про папу. Папа меня научил тому, что сам знал и умел. Он часто говорил о том, что наша жизнь похожа на участие в спортивных играх. Выбери игру, которая понравилась, изучи правила, выходи и играй. Тренируйся, становись сильнейшим.  Не нравится, уходи с этого поля и выбирай другую игру. Только не надо гнусавить и ныть, что правила не те, игроки не такие. Критиканство папа не выносил. И я ему очень благодарна за учебу. Он был строгим учителем, но справедливым.