А жизнь ушла, но прямо в день ухода...

А жизнь ушла, но прямо в день ухода
пронзила ощущеньем новизны;
на память лихорадочное фото -
какой-то город северной весны;
простой уют рабочего пространства -
терраса, кофеварка, ноутбук;
отстукивали пальцы такт бесстрастно
по клавишам, и мнилось: жизнь есть звук.
Подробный, мерный - к чёрту Кальдерона! -
лукавый, как проточная вода.
Бог весть куда вдоль мокрого перрона,
бог весть зачем летели поезда.
И жизнь была гудок - сплошной, протяжный,
врывающийся резко в дымный день.
Вдали дубы раскачивались важно,
и от небес искрилась голубень.
Сирень цвела, оплакивая зиму;
в натянутую тетиву стекла,
жужжа огромно и невыносимо,
толкалась одуревшая пчела.
В её движеньях конвульсивно-тучных,
в сизифовой нелепице забот
была души нездешняя кипучесть,
спокойного достоинства уход.
Вот биться перестала, вот - застыла;
миг - на карниз безжизненно сползёт.
Казалось: только так уйти не стыдно,
поскольку с чувством - жизнь была полёт.
То в праздничных, то в сумрачных обличьях
себя преподавало не из книг
химера-счастье, чтобы стать привычным.
И самому исчезнуть через миг.