Сказочники Ерошенко и Миядзава. Восемь совпадений

Он родился в многодетной семье, в селе. Знал японский, английский, эсперанто. Увлекался науками, глубоко понимал и чувствовал музыку, сам музицировал.
Первое романтическое увлечение обернулось разочарованием, и он так никогда и не создал собственной семьи.
Он любил детей, любил природу, любил мир. Не став продолжателем семейных традиций, он всю энергию посвятил служению людям.
Его педагогические методы казались странными,  а он всего лишь уводил учеников из рутинного класса на прогулку.
 У него было тонкое ощущение жизни и смерти. Он размышлял о философии христианства и буддизма.
О нем как о писателе и поэте заговорили уже после его ухода. И он стал классиком японской детской литературы...
Его имя – Миядзава Кэндзи, он был младше Василия Ерошенко на шесть лет.

Судьба творческого наследия Миядзавы оказалась более счастливой, чем у его русского современника. Все его рукописи, многочисленные варианты, черновики – всё было сохранено и издано в родной стране. Его сказки неоднократно экранизированы и вошли в мировой фонд анимационного кино, сама жизнь «бодхисатвы Кэндзи» тоже стала сюжетом для фильма.

У молодого японца было только несколько месяцев в 1921 году, которые судьба подарила ему для жизни в Токио: смертельная болезнь любимой младшей сестры заставила Миядзаву вернуться в родительский дом. У Василия Ерошенко в том же году оставалось несколько месяцев перед высылкой из страны.
 Знал ли Миядзава Кэндзи о пребывании русского эсперантиста в столице, читал ли его произведения – в то время или когда-нибудь после?
 Считается, что к литературному творчеству Миядзаву побудили сочинения поэта-модерниста Хагивара Сакутаро. Впрочем, не всё так просто: у Хагивары было особое отношение к русской литературе и, особенно, к творчеству Достоевского; он пережил то, что переживали герои романов русского классика, он ощутил себя частью мира Достоевского и даже чувствовал некую мистическую связь с писателем. Религиозные и философские искания героев «Братьев Карамазовых» были исканиями самого Хагивары, а образ Достоевского был символически запечатлён им в своей поэзии.
Так или иначе, но именно в тот, 1921, год Миядзава активно пишет рассказы и сказки.

В 1922 году, болезненно переживая кончину сестры, Миядзава предпринял поездку на Южный Сахалин. Распространено мнение, что дорожные впечатления, а также размышления о жизни и смерти, волновавшие тогда молодого человека, воплотились в будущем знаменитое произведение «Ночь в поезде на Серебряной реке» (иногда именуемое в русском переводе  «Ночь на Галактической железной дороге»).
Это произведение называют сказкой, притчей, романом-аллегорией. Особая атмосфера книги, созданная автором, опережает время, в которое она была написана. Глубокие философские размышления выражены языком сказки – необыкновенно поэтичным и красочным. В этом – глубинное сходство творчества Миядзавы Кэндзи и В. Ерошенко; но хотелось бы остановиться на странном совпадении (опять совпадение!), схожести «Ночи» Миядзавы и сказки  Василия Ерошенко «Кораблик Счастья» (Koufuku no fune), созданной в... 1921 году.

Совпадение первое. Тосико. Итак, именно безвременная смерть юной сестры послужила отправной точкой к написанию «Ночи в поезде на Серебряной реке». Сестру Миядзавы звали Тосико.
В жизни Василия Ерошенко тоже была встреча с Тосико – младшей дочерью профессора Накамуры, у которого поселился русский гость сразу по прибытии в Японию.
«...Меня опекает самая младшая из моих сестер – Тосико, девочка лет семи-восьми. Делает она это очень серьезно, как взрослая. Как только я притрагиваюсь к какому-то предмету, она произносит его название. Я повторяю за ней, и несмотря на мой варварский русский акцент, она не смеется надо мной - поправляет. Звучание слов записываю на карточках по Брайлю – буду ощупывать их по ночам и заучивать наизусть.
    Проснувшись, я сказал Тосико: "Охайо годзаимос!" ("Доброе утро!"). Девочка ответила мне столь длинным приветствием, что от многочисленных поклонов, которые пришлось сделать, у меня заболела спина».

Совпадение второе. Ночь. Ночь понимается авторами как время, когда стираются грани между мирами и можно свободно путешествовать в иные миры. Это время, когда вступают в силу законы, противоречащие земному измерению времени и пространства. Это время, когда приходит смерть.
В ночь после смерти Тосико Миядзава написал:

«Моя маленькая сестричка
Сегодня уже будет так далеко отсюда.
За окном идет мокрый снег, но все залито ясным светом».

Этот призрачный лунный свет разливается повсюду в его новой сказке. Сверкает Млечный путь, по которому путешествует волшебный поезд, переливаются  серебром травы, мерцают фосфоресцирующим светом измерительные вышки, а цветы за окном кажутся вырезанными из лунного камня.
Сравним у Ерошенко: «Заметив открытое окно, я подошел к нему – моему взору открылось бескрайнее небо, а по нему, весь в лунном сиянии, плыл к луне прекрасный золотой Кораблик Счастья. В нем сидели Кин-тян и ангел – тот, что был в токонома. В руках у них были золотые весла, которыми они правили Корабликом. Они смотрели на меня и оба улыбались».
Именно в ночи исчезают герои обеих сказок. Да-да, они не умирают, а как бы растворяются в звёздном небе.

Совпадение третье. Друг. В «Кораблике Счастья» дружба связывает капризного и нервного двенадцатилетнего мальчика Кин-тяна и постояльца их дома, от лица которого и ведётся повествование. Постепенно взрослый и ребёнок  становятся настолько близки, что видения одного доступны и другому, повествователь вовлечён в череду странных событий, происходящих с его маленьким другом. Он печально переживает угасание болезненного мальчика и расставание с ним, но эта печаль светла.
В своей биографии Василия Ерошенко «Человек, увидевший мир»,  А.С. Харьковский ссылается на слова писателя о том, что его возлюбленная Камитика Итико послужила прототипом для создания образа Кин-тяна.
В книге Миядзавы  главным героем является мальчик Джованни. У него есть верный и преданный друг  – Кампанелла, который всё готов сделать для товарища и разделить с ним любую беду. Когда Джованни попадает на волшебный поезд, Кампанелла оказывается рядом. Вместе они путешествуют среди звёзд, и  Джованни убеждён, что они всегда будут неразлучны. Но Кампанелла грустит и не хочет говорить об этом. Приходит время и ему сойти на одной из остановок галактического странствия – одному, без своего друга. Очнувшись на Земле, Джованни узнаёт, что Кампанелла в эту ночь утонул в реке.
У Миядзава прощание с Тосико превратилось в прощание с Кампанеллой.

Совпадение четвёртое. Корабль и поезд. В сказке Миядзавы таинственный маленький и нарядный поезд путешествует по Млечному пути, от Северного Креста (созвездие Лебедь) к Южному, перевозя души умерших людей. Иногда это одиночки, иногда – целые семьи. В сказке Ерошенко Кораблик Счастья отплывает по небу в волшебную страну; он необыкновенно красив, но может перевозить только одного-двух пассажиров; есть, говорят герои истории, и другие корабли, чуть большего размера, способные перевезти семью из нескольких человек.
Джованни понимает, что его время ещё не пришло, и что он должен остаться на земле и помогать людям. У Ерошенко рассказчик разделяет мнение своего предка, обвинённого в безумии, пожертвовавшего жизнью, но отказавшегося оставить страдающее человечество и в одиночку воспользоваться Корабликом Счастья.

Совпадение пятое. Вещи, которые видят не все. В творчестве Василия Ерошенко этот мотив встречается часто. Как правило, обычные люди не замечают посланцев из потустороннего мира, их видят рассказчик и те, кому скоро суждено уйти из страны живых. Этих людей весь мир считает в лучшем случае странными, а то и умалишёнными.
Так происходит и в сказке «Кораблик Счастья»: сначала то исчезает, то появляется фигурка ангела из ниши-токонома; ангел свободно путешествует между мирами, в какой-то момент его перестают видеть все, кроме рассказчика, Кин-тяна и безумного доктора; то же и с самим Корабликом Счастья.
В «Ночи» Миядзавы, разумеется, и сам поезд дано видеть не всем, но и то, что проносится за окном, воспринимается пассажирами по-разному. В момент, предшествующий расставанию, Джованни видит за окном тёмную пустоту, а Кампанелла – нечто совсем иное.

Совпадение шестое. Христос и Будда. Миядзава был убеждённым буддистом. Он принадлежал к секте «Нитирэн», до самой смерти глубоко чтил «Сутру Лотоса», его жизнь в миру походила на жизнь монаха. Именно религиозные разногласия в семье подтолкнули его уехать в 1921 году из дома в Токио.
В книге Миядзава одними из пассажиров поезда становятся набожный христианин-наставник и вверенные его попечению дети. Направляясь через океан к отцу под присмотром учителя, они попали в катастрофу, напоминающую гибель «Титаника». Стоя на палубе тонущего корабля, видя, что лодок на всех не хватает, учитель приходит к мысли о промысле Божьем и принимает решение во всём следовать ему: он остаётся с детьми на гибнущем судне. В конце концов, эти трое тоже сходят с поезда, чтобы присоединиться к другим христианам, идущим в неведомое Царство Божие.

Василий Ерошенко имел сложные и неоднозначные отношения с религией. Он понимал и принимал гуманистические идеалы, заключённые во всех учениях, Робиндранат Тагор в беседе первоначально счёл его христианином; живо интересовался Ерошенко и бахаизмом как экуменистическим вероучением; но обрядовость, наличие священного культа, замкнутость на внутренних ценностях и обособление во всех религиях отталкивали его.
В «Кораблике Счастья» у рассказчика в нише-токонома стоят фигурки Христа и индийского бога-создателя мироздания.  Между главными героями происходят философские разговоры о Боге.
«Однажды Кин-тян, показывая пальцем на этих двух богов, спросил у меня:
– Эти двое – боги, создавшие вселенную?
 – Да, именно они...
Услышав ответ, он продолжил:
 – А по их лицам этого не скажешь – смотри, какой у обоих отрешенный взгляд, полный равнодушия.
 – А может они сами впервые услышали от священников, что каждый из них сотворил свою вселенную.
 – То есть мир, созданный Христом, и мир, созданный этим индийским богом – не одно и то же?
 – Да. Хотя вселенная-то одна, но вот богов, создавших ее, говорят, не то, что два, а очень много.
 – Это очень странно. А это правда, что боги могут все?
 – Говорят, что могут.
 – А кто глупее – пастор из Америки, буддийский бонза или синтоистский священник?
 – Не тебе судить об этом. Знания этих людей еще никто не пытался оценить.
 – Да ну! Неужели их знания могут иметь ценность?
Я прикрыл ему рот своей ладонью.
Такие вот разговоры случались между нами, и мы стали с ним настоящими друзьями».
Совпадение седьмое. Счастье. В понимании Миядзава счастье есть пребывание в гармонии с миром и одновременно самоотречение ради других людей. Его герои размышляют и говорят о счастье по пути следования галактического поезда. Учитель задаётся вопросом, сделает ли его подопечных счастливыми на небесах его поступок. Девочка с затонувшего корабля рассказывает легенду о звёздном Скорпионе, согласившемся вечно гореть, чтобы служить людям. Когда попутчики мальчишек покидают поезд, между друзьями происходит примечательный диалог:
«Джованни глубоко вздохнул.
– Кампанелла, вот мы опять остались вдвоём. Теперь мы вместе поедем далеко-далеко. Знаешь, если бы это принесло счастье всем, пусть моё тело сгорело бы сто раз, как у того Скорпиона. Мне было бы не жалко.
– Мне тоже, – сказал Кампанелла, и в его глазах сверкнула прозрачная слезинка.
– Но что такое настоящее счастье? – спросил Джованни.
– Не знаю, – рассеянно ответил Кампанелла».

Для Василия Ерошенко счастье не может быть достоянием кого-то одного, его непременно нужно разделить, но не просто с близкими и любимыми, а со всем человечеством – потому что всё человечество любимо им, всё заслуживает счастья. Трудный  выбор между собственным маленьким счастьем и жертвой ради всеобщего также становится темой многих его сказок, не исключение и «Кораблик Счастья»: «Но иногда мне становится просто невыносимо. Тогда я готов оставить этот мир, и для этого я даже согласен воспользоваться тем маленьким Корабликом Счастья, на котором могут уплыть всего лишь два человека. О, сколько раз я уже был близок к этому! Стоило бы только позвать, как Кораблик был бы тут. В этом я не сомневаюсь. Ведь тайна этого Кораблика перешла ко мне вместе с кровью тех чудаков, которые мечтали осчастливить все человечество. Но так до сих пор я не воспользовался этой возможностью».
Совпадение восьмое. Игра ума. Ещё одна из тем, символическая тема безумия, многократно встречается в творчестве Ерошенко.  Как и в «Буревестнике» М.Горького, как и в его легенде о Данко, герои Ерошенко «безумны» и храбры, жертвуя собой ради счастья людей. Но не только их отважные поступки можно считать безумными; писатель исследует состояние «мнимого сумасшествия», исследует пристально, внимательно вглядываясь в своё собственное сознание. «Безумец» Ерошенко всегда выражает позицию автора, хотя в тексте он и рассказчик  могут быть разделены, даже противопоставлены.
В «Кораблике Счастья» сопоставляются странные фантазии больного мальчика, видения рассказчика и безумие доктора. Они то сходятся, то разветвляются, уходя в глубины разума каждого, в нравственную глубину каждой души.
«Тут мне показалось, что кто-то стоит за моей спиной, и я оглянулся – лицо доктора было страшным, как у привидения. Он стоял, не говоря ни слова. А высоко-высоко в небе, весь окутанный лунным светом, плыл Кораблик Счастья. Показав пальцем на Кораблик, я спросил:
– Видите вон тот Кораблик?
Доктор молча утвердительно кивнул.
– А голос Кин-тяна слышите?
Он снова кивнул.
– Ну, а сейчас вы верите, что я сумасшедший?
– Не ты один. Я тоже сошел с ума, – сказал доктор напоследок и пошел прочь из комнаты».
У Миядзава, по свидетельствам, были некоторые мистические видения, он видел бодхисатву Каннон, слышал голоса демонов. Его духовный опыт воплотился позднее, в 1924 году, в цикле стихов «Весна и Асура», где автор отождествляет себя со злым демоном, в цикле есть, например, такие строки:
«Асура и лес – музыка их едина.
Из нависшего ослепительно прозрачного небосвода
стаи облаков исходят знамением бедствий.
Печально простёртые к небу ветви,
раздвоившиеся пейзажи, замершее в беспамятстве дерево – с макушки
вспорхнула ворона.
(Всё прозрачней, всё чище воздух.
Кипарисы безмолвно тянутся к небу).
Что-то движется на золотистом лугу в отдаленье,
постепенно принимая человеческий облик, –
крестьянин в одежде рваной на меня смотрит,
но видит ли он меня, я не знаю».
В «Ночи» автор подводит итог двадцати двум месяцам истекшей жизни и даёт определение самому себе: «...то явление, как я сам, является частью воображаемого, одним из его синих живых огней, состоящих из всех видов прозрачных призраков <...> ...это голубое свечение лампы, чьи переменные токи, в самом деле, горят очень ярко, поддерживая свет, но лампа утрачена. <...> Всё это мерцает со мной, и одновременно каждый может ощутить это. Кусочек тени и света, что я сохранил до сих пор,  которые, как вы видите, есть зарисовка ума».

Произведения  Ерошенко и Миядзавы объединяет много общего, много общего и в судьбах их создателей; и тропинки, которыми шли они, сошлись на пути японской литературы и японского кинематографа второй половины XX и начала ХХI века (вспомним хотя бы сюжеты и поэтический язык фильмов всемирно известного сказочника Миядзаки Хаяо). Сошлись и стали проторенной дорогой для других людей, людей из разных стран – творцов и зрителей, писателей и читателей, детей и взрослых. И Кораблик Счастья, если ещё не может вместить всего человечества, то, по крайней мере, уже не представляется плодом странной фантазии. Значит, два человека, два сказочника, два поэта были по-своему правы.