Письма старпому

Семь писем старпому.

Первое письмо старпому.


На другом конце провода
услышал женский голос
и понял,
что это блондинка,
не обремененная необходимостью
чувствовать тяжесть
под черепной коробкой.
Наступил последний день ноября,
такой же хмурый,
 как предыдущие четырнадцать.
Он ждал,
какими же будут мои ожидания.
А я ничего не ждал.
Я жил текущей минутой,
пил свой кофе
и пытался найти сигареты
в ящиках стола.
Сигарет не было,
потому что вчера
полупустую пачку
бросил в корзину,
надеясь прожить тридцатое число
самым здоровым образом.
Я искал сигареты
и слушал женский голос
на другом конце провода.
В такие дни легко
быть снисходительным;
в такие дни злиться –
почти непосильный труд.
Наконец-то нежно укладываю трубку
и улыбаюсь минутам тишины.
Знаешь, люблю я осень:
она не умеет врать.
Ноябрь, как голая правда,
чернеет грязью,
скучный и неприветливый.
Он не дает обещаний,
а его приглашения
напоминают приглашения стоматолога.
Медленно придвигаю папку
с документами
и увенчиваю отражения чужих трудов
руководящими завитушками.
Помнишь, Александр,
когда-то я был поэтом
и мог воспеть
последний день ноября,
когда утро целует вечер
за мгновение до полудня.


Второе письмо старпому.

Когда вода гложет Остров
со всех сторон:
как-то по - особенному любишь сушу.
Залог величия Британии –
стремление островитян
обретать свой берег.
Залог нашего величия –
гордое пережевывание
иллюзорного прошлого,
запиваемое беспробудным настоящим.



Третье письмо старпому.

Каждый знает, когда ему хочется спать,
когда хочется рыскать
мартовским ободранным котом
по убогим дворам южных городов,
оглашая воплями  окрестности,
уклоняясь от камней,
что бросают прыщавые подростки,
и от воды, что выливают
сочные матери этих подростков.
Каждый помнит,
когда он впервые напился пьян,
и не помнит,
что было потом.
Каждый скажет: «Я встретил любовь!».
Большинство, безусловно, соврет.
Любовь, почтенный старпом,
явление редкое
(если говорить о чувстве, которое украинцы
определяют словом кохання).
Каждый скорбит о потерянном времени
и пренебрегает временем, отмеряющим будущее.
Каждый…



Четвертое письмо старпому.

Зима сошла с ума.
Ей хочется казаться мартом.
Проснулись глупые ежи
и своевольные медведи.
Набухли почки, выткнулись ростки.
Одни коты философически молчат.
Ну разве что мяукнут раз-другой,
чтоб дали им пожрать.
А так молчат.
Не скоро похотливый март.
И я молчу.
Пытаюсь пить вино,
которое не пьется, и смотрю,
на женщин, составляющих пейзажа
деталь ненужную.



Пятое письмо старпому.

А есть ли такой человек,
что в одиночестве,
 как рыба в море?
Кто может без друзей и семьи,
без ностальгии и желания вернуться в прошлое,
где были лучшие минуты?
А есть ли такой человек,
кому неведома боль расставаний,
кто может менять города и жилища,
забывая запах цветов под окном?
А есть ли такой человек,
что не привязан тысячами нитей
к своему вчера и своему завтра?
Я не знаю…
Может быть, он при жизни
обрел иную обитель,
где с ангелами славословит Господа.


Шестое письмо старпому.

Приближаясь к старости, следует знать:
смерть начинается после полудня,
а заканчивается в любую минуту.
Помни, уставший странник:
на берегу Большой Реки Времен
никто не сидит неподвижно.
Поэтому, начиная свой путь к истокам,
ты возвращаешься к устью;
Построив мост на левый берег,
навсегда потеряешь правый.
А когда ты надумал лететь,
бери пример с Дедала,
который полетел,
чтоб обрести себя прежнего.
Икар – тот вообще не знал,
зачем он летит.
Можно сказать, сгорел от восторга.
Если надумал круто воспарить,
не забывай о своем естестве.
Перед стартом зайди в клозет,
чтобы случайно не испачкать Вселенную,
попав в нисходящий поток.
Если надумал построить
новую башню сродни Вавилонской,
полезно усвоить простую истину:
чем выше, тем холоднее.
Хватит ли тепла твоего сердца,
чтобы согреться?
Уж если надумал построить
новую башню сродни Вавилонской,
мозги тебя не согреют.


Седьмое письмо старпому.

Прощается зима последним снегопадом.
Подталый лед – ловушка для пьяных слесарей.
Мне в этой жизни слишком много надо:
К себе ребенку возвратиться поскорей.

Увы! Увы! День будущий до боли
Напоминает нам прошедший день.
Душа свободна, друг, да вот зачем ей воля,
Когда парить и петь давно такая лень?

И не поет она, и сердца не тревожит,
Голодной курицей копается в дерьме,
Пока Забота-повар точит ножик,
Чтоб душу порешить в обычной кутерьме.

Прощается зима… Тепло снега съедает.
Грязь хлюпает, вздыхая и скорбя.
Призывов тысячи. И кто не расплескает
В стремленьях отвечать беспечного себя?