Крушение

КРУШЕНИЕ
Поэма

Посвящается всем жертвам 20 января

I – РОЖДЕСТВЕНСКИЙ  ВАЛЬС

Зажжем декабрю поминальные свечи,
Наполним бокалы, как встарь,
Пускай нас закружит, огнями расцвечен,
Беспечный, как в детстве, января.

И вынесет прочь из порочного круга,
Раздоров, обид и проблем,
И мы, с Рождеством поздравляя друг-друга
Уйдем от болезненных тем.

Пускай снегопад, фантазер и проказник,
Вражды заметает пути,
И пусть не позволит святой этот праздник
Нам бед Рубикон перейти.

Пускай же замрут роковые призывы
И толп митингующих рев!
Одумайтесь люди, пока еще живы.
Все жертвы грядущих боев!

Так выбросим за борт орудия мщенья,
Обидчикам зло их прости,
Подарим друг-другу взаимопрощенье
И шанс к примиренью дадим.

И будем, как дети, мудры и невинны,
Гонимые общей судьбой,
Спасаться все вместе от грозной лавины,
Сметающей все пред собой.

Давайте в вальсе кружить до упаду,
Дружить и любить во всю мочь,
Как будто судьба нам послала в отраду
Последнюю мирную ночь.

Мы скажем, вкусив искрометное зелье:
«Так славно устроились мы,
Что даже не кажется это веселье
Нам пиром во время чумы».


II – ПРОЩАЙ СТАРЫЙ БАКУ

Мой милый город, что с тобою сталось?!
Ты безмятежным был еще вчера,
В глазах твоих смертельная усталость,
Тебя гнетут свинцовые ветра.

Краса твоя ашугами воспета,
Многоязыкий добрый чародей,
Ты соткан был из музыки и света,
Беспечный город юности моей.

Нас навсегда судьба с тобой связала,
Мы бед не ждали на своем веку,
Но вот в витрине аэровокзала
В последний раз я вижу мой Баку.

В полночной мгле, как будто в черной раме,
Знакомых с детства зданий тонет ряд,
Мне желтыми тоскливыми цветами
В последний раз огни твои горят.

Я этот цвет измены ненавижу,
И комом в горле горькие слова
Прощай баку, быть может не увижу
Старинных этих улиц никогда.

Прощай Приморский парк и Черный город,
И крутизна Баиловских высот,
Здесь я любил, здесь счастлив был и молод
И верил в жизнь как в солнечный восход.

Огни твои над бухтою морскою
Я сохраню в душе, как  талисман,
А вслед мне Башня Девичья с тоскою
Глядит сквозь ностальгический туман.

Прощай, я буду за тебя молиться,
Чтоб миновал жестокий твой разор,
За всех бакинцев, мне родные лица,
За наш старобакинский дружный двор.

И никуда от этого не деться, –
Не заменима родина, как мать,
Я здесь в Баку свое оставил сердце,
Которое не может изменять.

III – ВТОРЖЕНИЕ

Нет, ни салюта праздничного блики,
Ни фейерверка звездная волна, –
Ревущим Нордом, гибельным и диким,
В тревожный город ворвалась война.

Кто, черный день, тебя нам напророчил, –
Апокалипсиса «звезда-полынь»,
Иль дальний отзвук той «хрустальной ночи»,
Что предрекла Освенцим и Хатынь?!

Когда в гудящий улей людных улиц
Стальным драконом ринулась беда,
Казалось, даже стены содрогнулись
От горя, отвращенья и стыда.

Мальчишки, пэтэушники, студенты
Все шли и шли бушующей волной,
И черный дым, как траурные ленты,
Тянулся вслед им вдоль по мостовой.

Прожектора внезапно ослепили,
Перебивая дымный свет костров,
Армада бронированных рептилий,
Ползла, не слыша доводов и слов.

И сотни юных тел, сцепивших руки,
Живым щитом беде наперекор,
Вдруг оказались в адской мясорубке,
Не удержав слепой ее напор.

О, как они цинично обманули
Устами тех, кто прятался в тени,
Зовущие под танки и под пули,
Невинной крови жаждавшие дни!

Кто убивал, кто осквернял останки,
Кто в беспредел соседа грабить рад
И кто на безоружных пер на танке, –
Никто из них мне не земляк, не брат!

А кто в братоубийстве ждал подмоги
И сам был «Ваньке Каину» подстать,
Кто раздувал погромы и поджоги,
Чтоб танками свободу растоптать, –

Тот пригвожден решительно и метко
Презрением народа своего:
Безвольный попугай-марионетка…
Но кто водил по ниточке его?

Ты вся в крови Желанная Свобода!
И жизнь твоя висит на волоске
Как будто правит судьбами народов
Кровавый маг с мартышкой на руке.


IV – СКОРБЬ

О, если б мог на каждом камне высечь
Седой Баку всю скорбь свою и боль,
Когда с немым рыданьем сотен тысяч
По ним катился траурный прибой,

Когда простор проспектов и бульваров
Он захлестнул лавиной скорбных волн
Когда надрывный реквием Каспара
Висел над ним, как похоронный звон!

Свой звездный час на погребальном ложе
Под ярким шелком смертных покрывал
Краса и честь Бакинской молодежи
Всходила на бессмертья пьедестал.

Живых цветов взволнованное море
Их осенило пламенем гвоздик,
И даже солнце в безутешном горе
Им приоткрыло свой прощальный лик.

И день за днем над ними слезы лили.
Дотоле небывалые дожди…
Нам боль утрат не схоронить в могиле,
Как стона скорби не сдержать в груди,

Как не утешить матери словами:
Они еще и не жили всерьез,
А им бы жить да жить на радость маме,
Что за два дня состарилась от слез.

В одной могиле дети разных наций
Под алыми сугробами цветов –
Сильнее всех речей и деклараций,
Им в каждом сердце памятник готов.

Когда увидишь алые гвоздики,
Ты возвратишься памятью сюда,
Где в нашу жизнь ревущим «нордом» диким
Ворвались девяностые года.

V – НА РАЗВАЛИНАХ ИМПЕРИИ

От былой нашей славы остались слова,
Над державой кружит воронье,
Умирает эпоха, свобода жива.
Боже правый, помилуй ее.

Мы встречали победу на белом коне.
Мы росли на сыновней крови,
Но изгоями стали в своей же стране
Горемычные дети твои.

И не зная покоя в могильной земле,
Цепи бед за собою влача
Над страною витает в рубиновой мгле
Неприкаянный дух Ильича.

В этом всем разобраться не просто нам,
Надышавшись свободою всласть,
Беспредел криминала январь девяностого –
Дама пик и червонная масть.


VI – ОБОРОТНЯМ КПСС

Нам твердят: победила свобода. Пусть Бог нам поможет,
Чтоб отныне навеки безвинная кровь не лилась,
Но все те же вещают на нас богомеровские рожи
И, меняя окрас, как шакалы, грызутся за власть.

Из кровавых трехцветными стали державные стяги, –
Не корректен ваш символ забрызганный кровью в стране,
Генералы-убийцы – творцы и питомцы присяги,
Не отмыть вам от крови сограждан звезду на броне.

И когда вас как сор сдует времени шквал быстротечный,
Не пытайтесь забыть людоедские бредни свои!
Вы пойдете, согласно закону гармонии вечной
Правосудье искать у светила добра и любви.

Но ответит Господь: эти твари меня не приемлют…
И скорбя, и страдая, решенью такому не рад,
Он пошлет ваши черные души обратно на землю,
Где за семьдесят лет вы построили истинный ад.

VII – ЛУЧ НАДЕЖДЫ

В Баку штормит ужасно мрачная погода.
Держись, дружище, так назначено судьбой.
Но как ты дорог мне в любое время года!
Чтоб не случилось неразлучны мы с тобой.

А по бульварам бродит призрак запустенья,
И тишина в бакинских стареньких дворах,
Где лишь вчера царило бурное веселье,
Таятся нынче недоверие и страх.

А я поверить не могу, мне не узнать тебя Баку.
Не узнаю твоих проспектов золотых,
Где по ночам одни коты, как злые духи темноты,
Уныло воют на безлюдных мостовых.

Сегодня болен я твоей жестокой болью,
Но луч надежды все же шлет твоя заря,
Чтоб снова жив ты будешь дружбой и любовью,
Ведь звали солнечным Баку тебя не зря.

И я шепчу себе: постой, пройдут обиды, стихнет боль, 
И порешив последний каверзный вопрос,
Зажжем мы старый наш мангал, нальем игристое в бокал
И всем двором за дружбу выпьем первый тост.