Только так

Здравствуйте, Майкл!

Сегодня с утра мне отчего-то подумалось, что слишком давно мы с Вами не говорили на серьёзные темы, предпочитая им обычно то каких-нибудь внутренне противоречивых литераторов (Есенин, Маяковский иже с ними), то другие околопоэтические мудрствования. Однако, как говорится, делу время, а потехе час (шутка). Тем не менее, не злоупотребляя при этом Вашим вниманием, я всё-таки хотел бы иногда возвращаться к тому, что мы всегда обсуждали с особой заинтересованностью. Знаете, я тут по воле судьбы оказался в Стокгольме, где пробуду ещё несколько дней. Городок, надо сказать, весьма унылый, на редкость провинциальный (в плохом смысле этого слова, поскольку вообще-то я люблю провинциальные города) и ничего хорошего не предвещающий. Вспоминая пассажи из книги Янгфельда о том, что Бродский-де любил это серенько-чистенькое место больше других, я, разумеется, прихожу в сильное замешательство. Хотя, наверное, в сравнении такого рода предпочтений как раз и видна разница наших с ИБ подходов ко многим вещам. Бродского же, для примера, раздражал Стамбул, хотя он и аргументировал это своё раздражение слишком уж по-детски; я же, попадая в Стамбул, буквально хребтом ощущаю, что это самый что ни на есть МОЙ город. Однако, чтоб не впасть в ту же ошибку, что и ИБ, от какой бы то ни было аргументации по поводу этой северной столицы я, пожалуй, воздержусь, а скажу только, что максимально точно шведскому образу жизни и самому городу из всего, что я видел, соответствует фильм Бергмана «Сцены из супружеской жизни». Если смотрели – то поймёте, о чём я сейчас говорю, а если не смотрели – то не так уж много и потеряли.

Итак, перехожу к скользким темам. На самом деле, как это происходило у нас почти всегда, ничего особо нового я, наверное, сейчас не скажу, но лишь попытаюсь расставить акценты в соответствии с тем, как всё это видится именно сегодня. Само собой, речь пойдёт о сущностной диалектике и об этико-религиозной сфере, которую (особенно хорошо я это понял после последних взбучек, связанных с Пасхой и с Гейне-Аристотелем) многие отчего-то никак не могут, или не хотят, отличать от сферы эстетической. Знаете, Майкл, памятуя, что нашу мирную беседу ведь могут читать и люди в этом смысле неискушённые я постараюсь на сей раз изъясняться максимально доступно; Вы же, коли обнаружите в моих словах пропедевтические нотки, пожалуйста, не принимайте их на свой счёт – просто, правда, очень уж хочется обойтись без зауми, которой вокруг хватает и без меня. Перво-наперво хочу заявить, что эстетическое, этическое и религиозное начала в любом конкретном индивиде – это вовсе не мои изобретения, но качества, вытекающие из имманентности. Внутри эстетической сферы мы выстраиваем отношение с внешним миром, внутри этической – с самим собой, внутри религиозной – с Богом. Я прекрасно помню наш разговор полугодичной давности про бегунов, поэтому здесь постараюсь использовать иные примеры. Следовательно, читая какой-нибудь стишок, смотря фильм, картину, или пожирая глазами, допустим, обнажённую женщину, человек с помощью чувств (непосредственное) вбирает в себя нечто, что он может затем: а) незамедлительно закинуть на антресоль безразличного; б) бросить в котёл рефлексии. Независимо от того, пошёл он по пути (а) или (б), всё это происходит пока исключительно внутри эстетической сферы. Так вот, коли этот человек (для оживления образа предлагаю назвать его Вася) выбрал (а), то на этом вся история, собственно, и заканчивается. Однако если он выбрал (б), то возникают уже всевозможные продолжения, а именно: в) когда, отрефлектировав это, Вася так и оставляет стишок, картину, женщину в пределах своего мышления, и максимум, который в таком случае возможен, – это время от времени, с той или иной периодичностью прокручивать всё это в воображении, но не более; г) когда он всё же начинает действовать на основании увиденного/услышанного/помысленного, ибо оно в той или иной степени изменяет контуры его идеальности. Таким образом, только Вася, дошедший до (г), в нашем случае будет соприкасаться с этикой. Стоит сказать, что добраться до (г) – это уже, с моей точки зрения, огромное достижение, а если добиться в этом деле (преобразование самого себя) хотя бы мало-мальских успехов – то это просто высший пилотаж. Однако этическое начало, как таковое, всегда будет накладывать на Васю определённые ограничения, делающие все его попытки в какой-то мере тщетными, поскольку, сколь бы идеальным Вася ни становился, дальше смерти он на этом поприще не преуспеет. И тут на глаза нашего героя вдруг попадается (д), которое как бы обладает способностью снять любые временные ограничения, выводя на авансцену абсолютную цель – вечное блаженство (бессмертие, вечная жизнь – называйте это как угодно). Само собой, коли перед Васей возникает вечность, то вместе с ней должно появиться и какое-то существо, эту вечность гарантирующее. Для того, чтобы эта гарантия не выглядела смехотворно, это существо, разумеется, само должно быть предвечным, поскольку низшее не может ручаться за высшее. Как Вы понимаете, Майкл, (д) здесь и будет религиозным началом, но такого рода религиозность – и это очень важно! – также не выходит за рамки имманентности. Иными словами, происходящее вплоть до (д) вытекает исключительно из человеческой природы. Грубо говоря, вряд ли кто откажется от бессмертия, несмотря на так часто встречающееся манкирование подобной постановкой вопроса. Другое дело цена, которую за это следует платить. Цена-то большинство людей и отпугивает, поскольку никто не хочет переплачивать (а плата здесь – это титанический труд и предельная страсть), не получив ТВЁРДЫХ гарантий. Твёрдых же гарантий Бог давать никак не хочет, ведь определённость в таких вещах не оставляет уже места для страсти. Имейте в виду, пожалуйста, Майкл, что и буддизм, и иудаизм, и ислам, и какой угодно ещё -изм, и даже язычество – все это, если оно, конечно, осуществлено надлежащим образом, несомненно, подпадает под рубрику (д), то есть под религиозное. Существуют ли у нашего Васи ещё какие-нибудь перспективы? Да, ибо есть еще и (е), и этим (е) является не что иное, но христианская, или парадоксальная, религиозность. Сейчас предприму попытку – чтобы Вася вконец не запутался с алфавитом – вкратце пояснить, чем же (д) принципиально отличается от (е). Так вот, главное их отличие заключено именно в том, что (д) можно помыслить, а (е) – нет. Иными словами, (д) – это линейное самоуглубление, где сохраняется, если быть внимательным, стройность и последовательность, в том числе телеологическая. И наоборот, (е), которая непременно в качестве своей отправной точки имеет (д), вводя парадокс, становится, скорее, чем-то в корне отталкивающим – и в этом-то отталкивании зарождаются предпосылки для нового (высшего) пафоса. Прежде чем развивать эту мысль, сделаю небольшую оговорку: по сути среди наших буковок (а) и (в) – это пустоцвет, то есть то, что не имеет продолжения. Остальные же буквы полностью соответствуют поступательному движению Васи внутри качественной диалектики. Выражаясь по-другому, из (б) никак нельзя сразу, перескочив (г) и (д), оказаться в (е), поскольку так уж волшебно всё это устроено. То есть стать христианином, не схватив этическое, а тем более не схватив религиозность (д), попросту невозможно.

Максим Седунов   21.06.2012 16:32   •   Заявить о нарушении